Я прижался щекой к прохладному камню, пытаясь унять охвативший меня ужас, стараясь не слушать хриплый рокот драконьего дыхания, предвестником бури долетавший до нашей ниши в скале.

Забудь, все забудь… тоску, сожаление, проснувшиеся желания, жажду справедливости и мести. Слушай. Все зависит от того, как ты будешь слушать, сумеешь ли расслышать то, что будет тебе даровано, даже если это будет твой собственный предсмертный крик.

Сквозь хрип чудовища я расслышал… что? Бурление кипящей грязи, журчание воды, стекавшей по стене близ нашего жалкого убежища, резкий крик ястреба, доносившийся издалека, оттуда, где за входом в пещеру остался весь мир. На той стороне пещеры, шагах в двадцати от головы дракона, мирно попивали воду из черного пруда две небольшие крепкие лошадки из Кор-Талайт. Им и дела не было ни до огнедышащей пасти, ни до крепких челюстей, в любое мгновение способных перекусить их пополам, – лакомый кусочек для голодного сонного дракона. Еще, конечно, я слышал, как скрипит кожа Лариных доспехов и шаркают по шершавому камню подметки ее сапог. Она поднялась по гранитным ступеням на площадку под самый потолок пещеры. На стене рядом с нашим убежищем виднелись зловещие черные подпалины.

Чистый голос Лары зазвенел, пробуждая чудовище.

– Проснись, дитя ветра и огня! Восстань от мертвого сна, исполни мой приказ! – Горячий затхлый воздух тяжко заворочался. – Сбрось оковы зимней смерти, займи свое место среди властителей мира сего. Я велю тебе испить живой воды огненного озера!

Слушай, слушай, Эйдан Мак-Аллистер. Прими уготованный тебе дар…

Я почувствовал, как изменился ритм драконьего дыхания – в нем пробуждалась воля. Эта мощная воля заполняла пещеру. Каменные стены задрожали. Вот-вот зверь испустит рев, подобный стону тысяч адских труб. Как приготовиться к воплю тысяч терзаемых душ, к вою тысяч смерчей? Я невольно поднял руки, чтобы защититься, и тут дракон зарычал. Этот рык отдавался в каждой моей косточке – казалось, вот-вот они рассыплются в прах. Жгучая боль пронзила мне грудь, как раскаленный меч, готовый рассечь сердце. Колени у меня ослабели, и я изо всех сил старался не закричать. Сияние пламени проникало даже сквозь сомкнутые веки. На меня обрушился горячий дождь, но я стоял неподвижно. Если Лара пала жертвой драконьего пробуждения, помочь ей я уже ничем не смогу, но если этого не случилось, она скажет мне, когда начинать говорить, и надо не пропустить ее сигнал.

Зверь разразился чередой коротких криков, сопровождаемых тяжкими ударами, – несомненно, это могучий хвост хлестал по скалам. К моему удивлению, сквозь грохот и рев я расслышал ласковое ржание и мирный перестук копыт.

– Мак-Аллистер! – услышал я тихий оклик Лары сквозь удары крови в голове и смог наконец выдохнуть, – оказывается, с тех пор, как она велела мне готовиться, я позабыл дышать. Я не без труда взобрался на три валуна, и голова у меня оказалась вровень с Лариными сапогами. В обтянутых перчаткой пальцах она держала кровавик, мерцавший, как живое сердце.

– Кай пьет, – прошептала она. – Давай лезь быстрее, только пригнись.

Я вскарабкался на плоскую вершину красной гранитной глыбы, пригнувшись настолько, насколько позволяли жесткие доспехи, и передо мной открылся вид, любому поэту послуживший бы поводом описать преисподнюю: разломы, полные кипящей грязи; серный дым, обволакивающий раскаленные валуны; скелеты с клочьями гниющего мяса. А посреди всего этого, всего в полусотне шагов от меня, – дракон, омерзительный, страшный; огненно-красными глазами, затянутыми белесой пленкой, он злобно и слепо уставился на кровавик, тычась мордой в черный пруд. То и дело из ноздрей его вырывались языки пламени, и тогда к потолку пещеры взлетали шипящие струи пара.

Какая, в сущности, смехотворная затея. Лара права. Скорее можно было увидеть искру разума в лошадках, попивавших вместе с драконом воду из пруда, да и в каменных стенах пещеры, чем в красных глазах этой твари.

– Я сейчас пойду к выходу, – произнесла Лара, по-прежнему сжимая в руке кровавик и не отводя глаз от дракона. – Надо, чтобы кай'цет был от тебя подальше. Считай до пятидесяти. Потом я скажу слова, которые освободят его от кай'цета. Это не насовсем, я могу снова подчинить его, только, будь добр, сообщи мне об этом вовремя. Ясно? Как только что-то пойдет не так, позови меня по имени.

– Спасибо, – только и смог я выдавить, потому что все на свете вылетело у меня из головы, когда я увидел страх на ее лице и по глупости пожелал, чтобы боялась она за меня. – Пятьдесят, сорок девять…

Она стала осторожно и медленно спускаться по скале, держась так, чтобы пробудившийся зверь все время видел ее и – что особенно важно – камень в ее руках.

– Пей вволю, кай! Пей и открывай врата разума своего!

Дракон поднял голову от пруда, повернул ее вслед за камнем и угрожающе заурчал; мускулы его могучих лап и бронзовое горло дрогнули, крылья шевельнулись, и я разглядел золотые и зеленые паутинки узоров. Расправить крылья зверь, конечно, не мог. В жизни не видел пещеры, способной вместить дракона с распахнутыми крыльями.

– Сорок один, сорок…

Лара скрылась в сумраке, и я остался один на один с разбуженным драконом.

– Тридцать четыре, тридцать три…

Одна из лошадок куснула другую, посмевшую отпихнуть ее от воды. Дракон повернул голову к ним, урчание стало громче. Из углов его пасти показались струйки дыма.

– Двадцать три, двадцать два…

Урчание сменилось рокотом, от которого у меня все перед глазами поплыло. Я готов был поклясться, что багровые кожистые ноздри дракона затрепетали. – Четырнадцать, тринадцать…

Я отчаянно заморгал и попытался усилием воли заставить глаза работать. Надо все видеть. Лошадки стали гоняться друг за другом вокруг пруда. О боги! Что я должен говорить? Ноздри полыхнули. Я отшатнулся и едва не упал с глыбы. Время уходило.

– Пять… четыре… три…

Дракон поднял голову, покрытую сплошной коркой из паразитов-джибари, которые жили себе на его шкуре, пока их не сметало пламя. Длинная чешуйчатая шея изогнулась, из распахнутой пасти показался бурый язык. Снова послышался оглушительный рев, едва не лишивший меня остатков разума. Меня трясло с головы до ног. Если дракон и хочет что-то сказать своим ревом, я этого не расслышу. Что толку в слухе, когда в ушах у меня так стучит кровь? Сейчас я слышал только рев – он изменился, в нем появились высокие тона. Победные. Дикие. Ларин камень не имел более над ним власти. Не стоило считать, чтобы это заметить.

Лошадки наконец заподозрили неладное и затрусили к выходу. Дракон повернулся им вслед, и ноздри снова полыхнули, испустив струи искр. Я облился потом под доспехами, но огненного потока не последовало. Лошадки вышли из пещеры, и зверь снова приник к воде.

Вот. Пора. Вплети слова в воспоминания… о Роэлане, о таинстве… о радости и вере… о долгих годах служения тому, кто был тебе богом…

Я снова поднял руку.

– Тенг жа нав вивир! Дитя ветра и огня, слушай меня!

Он услышал меня, хотя едва ли мой голос был громче шепота.

Голова повернулась ко мне. Зубастая кровожадная пасть зияла. Едва я открыл рот, чтобы произнести следующие слова, ноздри ярко вспыхнули – раз, другой, – в утробном урчании проклюнулись нотки ненависти… животной ярости… смерти… Смерть я расслышал раньше, чем массивная голова начала опускаться.

– Лара!!!

Вспышка пламени поглотила мой крик, и я спрыгнул с глыбы. Огненная дуга опалила мне волосы. Сжавшись в комочек за валунами, я руками в перчатках загасил тлеющие искорки – и увидел алую вспышку и услышал, как Лара выкрикивает приказ. Я закрыл лицо руками, чувствуя, как по щекам ползут горячие капли, похожие на слезы. Перчатки от них покрылись темными пятнами. Когда все стихло, я с трудом поднялся на ноги и стал медленно спускаться по камням.

Лара сидела за валунами, обхватив колени. Покрытая шрамами щека блестела от пота. В руке сверкал кровавик. Глаза дракона были закрыты, хотя по всей пещере еще догорали следы его ярости.