– Все врут! – заорал Всадник. – Врут все! Не было тогда ни каев, ни Всадников! Все улетели! Заложников сторожили простые солдаты, да им еще и приплатили за измену! И никакому проклятому певцу-горлопану не сделать так, чтобы каи выпустили пленников! Не бывает!..

– Нет-нет, конечно нет, – прохрипел я, задыхаясь. Шея под его рукой так и горела. – Конечно, я этому не верю. Так, спросил. Спросил – и все.

Элим отшатнулся к стене, нащупывая у пояса ножны с кинжалом.

Зенгал встряхнул меня, словно желая удостовериться, что я его слушаю.

– Эта тварь позорила нас, потому что отца его сжег кай. Он врал, хитрил, подмазывал кого надо, всех хотел убедить, что Двенадцать Семейств уже не так сильны, как прежде. Но мы-то его остановили, так? Проучили его, так?

– Да, – выдавил я. – Вы его проучили. Теперь он молчит.

Элим уже обнажил кинжал и готов был ударить Всадника, но спрятал клинок за спину, когда Зенгал отпустил меня и снова, пошатнувшись, потянулся к бочонку.

– Пора мне идти, – пробормотал я, стараясь унять дрожь в коленях и прижимаясь к стене, чтобы держаться подальше от Всадника. – Вы нам очень помогли, господин мой Зенгал, не хотелось бы злоупотреблять вашим временем.

Зенгал фыркнул, нетвердой походкой прошел мимо меня и плюхнулся на меховую постель. Кубок выпал из его руки, и вино быстро впиталось в дорогой ковер.

Я не был бы человеком, если бы не взглянул на голую спину пьяного Всадника, доверчиво мне подставленную, и не подумал о драконьей плети и о том, как сладко было бы отомстить. Что из того, что после этого меня ждет немедленная смерть? Но сил у меня не было, пальцы не смогли бы сжать рукоять, да это бы ничего и не изменило… ничего, кроме меня самого.

Мне вспомнился Горикс, блаженная улыбка, с которой он после целого дня истязаний бросал меня в камеру, сломленного и окровавленного. Он трогал мои раны и облизывал пальцы и губы и тихонько рычал от наслаждения, и глазки его блестели. Когда я посмотрел в зеркало в доме моего кузена, я не нашел в собственном лице ни малейшего сходства с тем, каким оно было в двадцать один год. Оттуда, где некогда был Эйдан Мак-Аллистер, любимец богов, на меня взглянули смерть и пустота. Но я знал, как выглядит зло, и смерть была куда краше. Я натянул ботинки, поплотнее завернулся в плащ и вышел в метель.

Мне хотелось спросить элима, как он оказался в Кор-Неуилл, но задерживаться в долине мне вовсе не улыбалось, а во время долгого подъема по обледенелой тропе нам было не до разговоров. Тропа к драконам специально была крутой и уступчатой, чтобы никто зря не спускался в долину. Снег налипал на камни огромными комьями, отвердевшими под ветром и грозившими вот-вот обвалиться. Туман сгустился, и надо было быть предельно внимательными, чтобы не упасть на подъеме. Нога у меня дважды срывалась, но я умудрился не потерять равновесия. Когда я заглядывал в кипящую мглу за краем утеса, в животе у меня холодело.

На особенно крутом участке элим поскользнулся. Он пытался уцепиться за обледенелые камни, но все быстрее скользил вниз, к краю скалы. Я понимал, что руками мне его не удержать и силы у меня не хватит, чтобы вытащить его наверх, и рухнул на него сверху, рассчитывая, что мой вес не даст ему сорваться, а он тем временем найдет опору. Мне удалось упереться ногами в расселину и обнять какой-то валун, так что упасть в пропасть нам больше не грозило. Ветер дул элиму в лицо, и я чувствовал, как напряжено его тело. Казалось, прошел добрый час, прежде чем он выбрался из-под меня на тропинку, но еще больше времени я вытаскивал руку, застрявшую между валуном и утесом.

Мы сидели, прижавшись спиной к скале, и ждали, когда уймется сердцебиение. Элим улыбнулся.

– Может, для драконов вы и костлявый, но по мне – в самый раз. Будь вы потяжелее – раздавили бы меня всмятку, а полегче – и мне бы конец.

Я улыбнулся в ответ, а потом кивнул на тропинку. Сидеть долго было нельзя – мы рисковали замерзнуть. Осторожно поднявшись, мы стали карабкаться дальше.

Вскоре после того, как нас миновала верная гибель, мне показалось, что мы совершенно сбились с пути. Сквозь сгустившиеся сумерки и клубящуюся метель на нас глядели какие-то странные бледные звезды. Я был уверен, что мы потеряли тропинку и я вот-вот ступлю за край утеса, и вытянул руки, чтобы нащупать спасительную скалу. Коснувшись камня и сделав еще несколько неуверенных шагов, я обнаружил, что странные звезды – это проблески факельного огня, пробивающиеся сквозь щели в ставнях штабного здания. Мы собрали все силы, сделали последний рывок и взобрались наконец на площадку.

Когда элим потянулся к дверной ручке, я коснулся его плеча и спросил, хотя мне не терпелось поскорее покинуть Кор-Неуилл:

– Давин, что вы здесь делаете?

– Тебя жду, о Говорящий с драконами, – широко улыбнулся он. И прежде чем я успел спросить его, что, собственно, он имеет в виду, элим распахнул дверь и впихнул меня внутрь.

Жизнь драконьего легиона текла в штабе своим чередом, несмотря на раннюю темноту. Свирепого вида женщина выдавала деньги очереди грязных гуртовщиков и возчиков. По обе стороны от нее стояли солдаты с мечами наголо. Люди в красно-черных одеяниях Двенадцати Семейств носили в лагерь кипы одеял и ящики с припасами. Пусть местное население режет лошадей на еду и продает детей в рабство, чтобы купить подгнившей репы, – Всадники будут есть досыта и спать в тепле, если только найдется кого грабить.

Альфригг с квартирмейстером все еще шуршали книгами, но Мак-Ихерна, к великому моему облегчению, видно не было. Среди книг и бумаг стояли две пустые бутылки из-под вина и одна початая, что, как правило, означало, что Альфригг держит переговоры под контролем. У его локтя ждала своего часа красная фляжка с уциатом. Когда мой наниматель поднял взгляд, я поклонился:

– Мастер Альфригг, у меня есть все необходимые сведения. Всадник Зенгал любезно ответил на все вопросы. Осмелюсь сказать, что мы можем удовлетворить все нужды Всадников за умеренную плату. Завтра надо будет послать сюда Тарвила и Джедди, чтобы снять мерки.

Давин положил перед Альфриггом свои заметки и отошел в сторону. Купец принялся изучать убористо исписанные листы.

– Необычные материалы? Особые фасоны?

– Здесь все записано, сударь. Почти все ваши оценки оправдались.

– Превосходно! – Окрыленный успехом, Альфригг, казалось, забыл прежние обиды. – Скажите то же самое вон тому господину, и, если наши последние цифры его устроят, через месяц, начиная с этого дня, мы сможем сделать первые поставки.

Я перевел квартирмейстеру слова Альфригга, словно бы он и вправду не понимал сказанного. «Только бы он согласился, – подумал я, – и можно будет убраться отсюда подобру-поздорову». Теперь, когда наконец представилась возможность задать все вопросы, я мечтал лишь о том, чтобы поскорее оказаться в моей комнате в Камартане и обдумать то, что я узнал. Однако, к моему отчаянию, квартирмейстер решил попытаться сбить цену, и битых два часа они с Альфриггом страстно торговались. Теперь, когда у них снова был переводчик, они не желали обходиться знаками и кивками – я должен был переводить каждое слово.

Два негоцианта снова и снова обсуждали, взвешивали, пересматривали, оспаривали каждую деталь соглашения: сколько, почем, когда, в котором часу, на каких условиях… Я был готов взвыть, чтобы они соглашались наконец или провалились в тартарары. Прибывали работники за платой, в комнате стало шумно. Компания офицеров громогласно обсуждала предстоящие учения и непредвиденно скверную погоду.

Двое слуг подбросили дров в очаг, и в комнате стало душно. Альфригг побагровел – он и так уже взмок от вина и жара финансового сражения, – и рванул воротник толстой куртки:

– Ну, можно подумать, мы уж у дракона в глотке!

Я не ответил. И зря. Он не хотел уступать косоглазому квартирмейстеру ни медяка и сорвал досаду на мне.

– Ну что за высокородный дурень?! Стоит тут и парится в плаще! Нам надо обсудить еще несколько пунктов, так что уж будьте любезны, снизойдите до нас, грязных крестьян. Снимите плащ и давайте-ка думать о деле!