Кристина прыснула, прикрыв рот кулачком:
– Какой ты неловкий!
– Все нормально, – с усилием скрывая раздражение, сказал я. Возьми бокалы.
– Может быть сядем? – предложила Кристина и грациозно опустилась прямо на траву.
– Замечательно, – согласился я и плюхнулся рядом, одной рукой держа бутылку, а большим пальцем другой помогая газам вытолкнуть пробку из горлышка.
Тут же в метре от нас упало что-то маленькое и пестрое, а мгновение спустя пробка с громким хлопком покинула бутылку. Я стал разливать игристую жидкость в подставленные Кристиной бокалы.
– Ты убил птичку, – вдруг сказала она грустно. – Выстрелил в нее пробкой.
– Да нет, – покачал я головой, – птица упала раньше.
– Нет-нет, – упрямо помотала она головой, и я увидел, что пьяна она, оказывается, основательно. – Это ты убил птичку. И, кстати, почему это с нами не пьет твой Дом?!
– Ему уже хватит, – сказал я, чувствуя, что все идет не так, как надо. – У него уже птицы падают.
– Птичку убил ты! – возмущенно вскинула голову Кристина. В этот миг я с оторопью заметил, что колонны, подпирающие потолок, перестали быть прямыми. И тут вмешался Дом:
– Чего ты напугался, хозяин? Я, между прочим, выпил бы еще. Грамм двести.
От такой наглости я просто опешил.
– Дай-ка мне Козлыблина! – приказал я. Ведь обещал же он помочь, если что не так.
– Козлыблина? – переспросил Дом. – Пожалуйста. Будет тебе Козлыблин.
Вспыхнул главный стереоэкран Дома. С него мрачно смотрел на меня Козлыблин. Потом он вздрогнул, словно бы очнулся, и сказал:
– А-а, козлы, блин! – и криво усмехнулся. – Опять у вас все наперекосяк? Музыканты хреновы.
– Пока все нормально, – сделал я успокаивающий жест рукой. – Но есть опасение. Мой ДУРдом принял пол-литра водки. Нечаянно. Что делать?
– Козлы, блин! – сказал Вадик, не меняя интонации. Потом передразнил: – «Что делать, что делать»… Еще дать, вот что делать. Клин клином вышибают.
– Точно? – спросил я, приглядываясь к нему внимательнее.
– Точнее некуда, – заверил тот и даже махнул для убедительности тоненькой-тоненькой, как куриная лапка, ручкой. С коготочками. И еще я заметил, что лицо его то на миг замирает и становится напрочь бессмысленным, то оживает, но тогда как-то странно плавится, и черты его как будто бы непрерывно перетекают сами в себя…
Это не Козлыблин, это подделка! Компьютерная анимация!
– Догадался?! – воскликнул лже-Козлыблин голосом Дома, и кожа его лица стала превращаться в матово блестящую металлическую поверхность. – Дай Дому выпить, сука! Он-то тебя поит, кормит, одевает тебя, а ты – «дурдом», «дурдом»… Только и слышно! Я тебе покажу «дурдом»! Ты у меня по струнке ходить будешь, мудила!
И тут же пол прямо подо мной заколебался. Как в детстве, когда раскачиваешься на панцирной сетке кровати. Или как будто кто-то лежит под кроватью и толкает сетку ногами… Улучив момент, я вытянул руку и поставил бутылку шампанского поодаль, туда, где пол был абсолютно спокоен. И тут же амплитуда колебаний подо мной резко возросла. В панике я вскочил на ноги и кинулся в сторону. И сейчас же прямо передо мной разверзлась яма. Ванна! Я со всей дури грохнулся в неё, больно ударившись о край виском.
– Дом! – закричал я. – Ты так не можешь! Ты не можешь сознательно причинять человеку вред! Ты так запрограммирован!
– Это сознательно, – парировал Дом. – А по пьяни, – хохотнул он, – чего не бывает?
«И действительно, – понял я, – чего можно требовать от компьютера, зараженного вирусом?!»
Как из окопа, я выглянул из своей ванны туда, где оставил Кристину. Она все так же сидела на искусственной травке. Сидела, закрыв лицо руками и раскачиваясь. И я понял: она плачет.
– Ты убьешь нас? – спросил я, холодея.
– Тебя, – ответил дом. – Если не будешь слушаться.
И тут он, по-видимому, тоже обратил внимание на Кристину. Моя ванна плавно сравнялась с землей, и я оказался на поверхности, а Дом тем временем заговорил:
– Кристина, простите, я не хотел вас напугать. Вы знаете, я давно вас заметил. Когда вы вошли в меня два месяца назад… Скажу точно, это было двенадцатого мая… Я сразу понял, что вы – самая замечательная девушка в мире… Но сегодня… Сегодня вы еще прекраснее…
Скотина!
Кристина прекратила плакать и стала слушать его, отняв руки от лица. Неужели действительно, «женщина любит ушами», причем независимо от того, человек с ней разговаривает или Дом? А он продолжал:
– О, дорогая. Пожалуйста, верьте мне, я никогда не причиню вам вреда…
Где-то я это уже слышал… Я потряс головой. В виске отдалось болью. Я потрогал его и нащупал кровь. Не важно… Это мне за дурь мою. Сейчас не жалеть себя надо, а что-то делать… Конечно, когда он отрезвеет, первый закон роботехники вновь войдет в силу. Но как скоро это случится? Он убьет нас до этого. Во всяком случае меня. Из ревности.
«Клин клином вышибают»… Стоп. Это мысль! Я ведь знаю слабое место моего ДУРдома, а он еще такой неопытный!..
Стараясь выглядеть абсолютно спокойным, я устремился к бутылке шампанского.
– Куда?! – подозрительно рявкнул Дом.
– Выпить хочется, – бросил я.
– И мне, – признался Дом.
– Нет проблем, – заверил я, направляясь к модулю и на ходу прихлебывая из горлышка.
– Ты все-таки клевый мужик, – сказал Дом. – Ты, кстати, просил вчера показать ей песню… Я аранжировал эту песню для вас, Кристина. Я реанимировал ее, ибо в ней – все то, что я чувствую к вам…
И Дом запел:
– Oh! Darling! Please believe me,
I’ll never do you no harm.
Believe me when I tell you…
А я тем временем выбрал папку «водка». Затем максимальную дозу – «500 г.» и успел ударить по клавише дважды: «Enter»! «Enter»!!! Меня треснуло током и откинуло в сторону. Защищается… Но и литр – уже неплохо… В недрах Дома раздался утробный звук.
К концу песни голос Дома стал глуховатым, и темп чуть заметно замедлился… Последняя нота уже откровенно сползла на полтона вниз, и когда песня кончилась, Дом несколько минут молчал. Мы с Кристиной оставались на своих местах, лишь затравленно, с надеждой, переглядываясь.
Но вот Дом заговорил со мной:
– Ты думал угробить меня этой лошадиной дозой? Напрасно. Дом нельзя отравить. Потому нет и похмелья. Ты добился лишь того, что я буду еще более сумасшедшим. И очень долго… Впрочем, не бойся. Тебя я не трону. Ты – ничтожество, и не имеешь для меня ни малейшего значения.
Он замолчал, и молчание его было гнетущим. Я заметил, что трава на газонах пожухла, а кое-где превратилась в тошнотворную серо-коричневую кашицу. Птицы одна за другой попадали вниз. Словно свечи оплывали колонны.
– Это вам, Кристина, – вдруг сказал Дом, и из бурой жижи метра на три вверх взметнулось несколько толстых, словно пластилиновых, стеблей. Огромные мясистые ромашки неестественно ярких цветов выросли на их верхушках и тут же сдулись, как воздушные шары. Но из одного из этих безумных цветов успела вылететь полосатая пчела с футбольный мяч величиной. Стебли качнулись и завалились на бок. Пчела, надрывно жужжа, плюхнулась рядом.
– Пчелка, блядь, ха-ха-ха, – пьяно хохотнул Дом. – Пардон… Простите… У меня плохо с координацией… – добавил он, явно разговаривая сам с собой. Да! – сказал он, словно что-то вспомнил и встрепенулся. – Кристина! Скажите мне главное. Вы можете полюбить Дистанционно Управляемый Разумный дом?
– Нет, – покачала она головой, и я увидел, что она уже абсолютно трезва. Голос ее дрожал. – Мне очень жаль…
– Я не тороплю вас. Может быть, не сейчас?.. Потом, когда-нибудь?..
– Мне очень жаль, но это невозможно. – Она явно боялась последствий своих слов.
– Что ж, – сказал Дом тяжело. – Я так и думал. Насильно мил не будешь. Но я не стану униженно молить вас о сострадании. И я не о чем не жалею. Я ухожу. Пока я на это способен. Не буду вам всем мешать.