Она проснулась. Ее глаза в ужасе округлились. Она застонала и стала биться в кровати. Ничего, Лёля, похищение драконом соответствует нашей легенде.

Мы вынесли ее, дергающуюся и извивающуюся, из домика, сумев никого не разбудить. Завернутую в простыню, я закинул ее на плечо, и мы побежали к воротам. Вскоре я почувствовал, что не такая она легкая, как я рекламировал. Но до ворот я ее донес. Какукавка же, опередив нас, уже открыл их и теперь набирал номер на своем браслете.

Все время, пока мы ждали экомобиль, Лелька смирно сидела на обочине прислоненная спиной к березе, глядя на нас большими злыми глазами. Липучки я с неё содрал, но вот развязывать и снимать со рта скотч не спешил. В конце концов, это мы считаем, что спасаем ее, она же может считать, что мы ее похители.

Мы предупредили диспетчера, что такси должно быть автоматическое, без водителя, а то еще неизвестно, как бы тот себя повел, увидев, что мы запихиваем в его машину голую, завернутую в простынку девушку. Скотч я ей осторожно-осторожно отлепил уже на полпути к городу.

– Козлы! – сказала она. – Говнюки! А ну-ка верните меня обратно!

– Лёля перестань, – сказал я, – там же все ненастоящее.

– А мне, может, нравится?!!

– Там ты живешь в красивой сказке, но это – не реальность, понимаешь?

– Да пошел ты со своей реальностью, ненавижу я твою вонючую реальность! – рявкнула она.

Одно слово, эльфийка, утонченная натура…

– Лёля, милая, – сказал я. – Я понимаю, ты сейчас в шоке, но это пройдет. Вы ведь там все медленно сходите с ума. Уже через месяц ты не сможешь жить в нормальном мире…

– А я не хочу жить в твоём гребанном мире! Кому я там нужна?! Кто меня там любит?!

– Я люблю, – неожиданно прорезался Какукавка.

– Да пошел ты со своей любовью, урод проклятый! – заорала она. – Все из-за тебя! Ты ему настучал?! – кивнула она на меня. – Конечно ты, кто же еще?! Гад! Сволочь! Тролль очкастый.

И тут она разрыдалась. Ну, слава Богу. Это уже по-человечески. Посмотрим, что будет дальше. Может быть, она все-таки не вернется к Гэндальфу? И не проследить – у меня каникулы заканчиваются… Да и есть ли смысл следить?

А если вернется? Буду я её снова вытаскивать? Вопрос, блин. Не зря мне пелось: «Что за хрень?.. Шизафрень».

Катастрофически длинные ноги. Катастрофически. И кто придумал, что это красиво? Явное отклонение. Когда я танцевал с ней, мой нос покоился у нее под мышкой, и после танца я сделал ей шутливый комплимент: «У тебя там совсем не пахнет…» Что-то я должен был ей сказать. Что? Что худенькое тельце на ходулях – это красиво? Однако, говорят, именно такие пропорции должна иметь фирменная модель. Почему? Может быть, это интересно в постели? Я попытался представить, но мне привиделся какой-то секс кузнечиков и богомолов.

Несмотря на все вышесказанное, я ухитрился в нее влюбиться. Именно «несмотря». Головой своей, только-только обрастающей, понимаю, что «не моё», а поделать с собой ничего не могу. И я знаю, почему это случилось. Потому что ни на миг, ни на полмига не промелькнуло во взгляде ее серых глаз, в голосе, в улыбке того покровительственного, характерного для «красавиц», выражения, которое я терпеть не могу.

Если бы меня не вынудили с ней общаться, я бы никогда и не подошел к ней сам. Но на европейских гастролях нашей группы, в Гамбурге, я встретился с моим старым знакомым – Герой. Когда-то мы вместе учились в школе, но не виделись уже много лет, со дня его отъезда в Германию. И он познакомил меня со своей длинноногой (хоть и не настолько) женой Моникой, в которой души не чает. А у Моники нашлась младшая сестренка Нелли. Вот о ней-то я и рассказываю.

Гера с Моникой – люди вольные, и они с удовольствием стали кататься по Европе вместе со мной – с концерта на концерт. Гастроли десятидневные: Париж, Амстердам, Осло… Они вполне могли себе это позволить. Честно говоря, я не знал, чем они зарабатывают на жизнь, но меня это и не интересовало.

А в свободное от концертов время они таскали меня на экскурсии. В основном, по ресторанам. И чтобы мне не было скучно, возили с собой, как бы специально для меня, молчаливую рослую Нелли. Ну, не для меня, конечно, в полном смысле этих слов, а для компании. Ведь двое, пусть даже и ничем не связанных между собой, разнополых молодых человека гармонируют с супружеской парой все же лучше, чем один одинокий мужчина.

И мы общались с ней. Куда было деваться? Но довольно скоро, двумя-тремя удачными фразами она уничтожила мое предубеждение. Никакого самолюбования. Абсолютно адекватное восприятия себя в этом мире. Например, тогда, когда я брякнул ей про подмышки, ну, что, мол, у нее там не пахнет, она отозвалась без паузы: «У тебя насморк».

… Уже дня через два после знакомства я не замечал этой ее долговязой псевдокрасоты и преспокойно общался с ней, «как с человеком», благо, русским и немецким она владеет одинаково.

– А в школе тебя не дразнили? – спросил я, танцуя с ней в очередной раз.

– Конечно, доставалось, – призналась она. – Класса до шестого я была «гадким утенком». Зато уже в восьмом все мальчишки бегали за мной. Но я слишком хорошо помнила, какие они идиоты, и моя девственность им не досталась.

– А кому она досталась? – живо поинтересовался я. Так, для поддержания разговора.

– Никому, – с невозмутимой улыбочкой откликнулась она. Я хотел было объявить ее лгуньей, но она продолжила:

– В тринадцать лет я подверглась процедуре искусственной дефлорации. Пошла в больницу, написала заявление. Я хотела быть хозяйкой своей судьбы.

– Нелька у нас умница, – вмешался в разговор Гера. Танец закончился, мы возвращались к столику, и он, видно, уловил лишь конец фразы. – Она все сама делает. Абсолютно всё. – И он глянул на нее каким-то странным долгим взглядом. Но тогда я не придал этому значения. А он закончил: – Она – главное наше богатство.

Ещё мне понравилось, что она не восхищалась нашей музыкой. Но и не ругала. И равнодушной, в то же время, не была. Ей нравилась наша музыка, но она не ходила на все наши концерты подряд, чаще отсиживаясь в отелях. И она не считала нужным непрерывно говорить мне о том, какие мы великие, как это обычно делают другие девицы, познакомившись с кем-то из группы. Мы находили с ней другие темы. В конце концов, у меня есть младшая сестра.

Я рассказал ей о страшной Игре, которая чуть не отняла, а, возможно, все-таки, и отняла у меня Лёльку, и Неля призналась, что тоже прошла через это, но смогла отказаться от иллюзорного мира. Мы говорили о наших прошлогодних гастролях на Марс и о ее недавней поездке в Новую Гвинею, о модных квази-опиатах и о пластической живописи, о литературе прошлого века и о литературе века настоящего. Оказалось, что наши взгляды очень близки. И не нарочито, все совпадения были явно случайными… Но нам обоим было это подозрительно. Тогда мы договорились написать на бумажках то, что нам нравится больше всего на свете (десять пунктов в столбик), а потом сравнить. Это было в очередном пустом кабачке, и Гера с Моникой удивленно поглядывали на нас, когда мы, вооружившись ручками и бумажками, разошлись по разным столикам.

Потом мы вернулись к ним, обменялись листочками… И я не поверил своим глазам. Под цифрой «1» у нее значилось: «тигрята». То же самое было написано под цифрой «1» и у меня… Что может быть красивее и милее тигренка, когда в нем еще не проснулся хищник?.. И вот тут-то я окончательно понял, что люблю ее.

И как-то автоматически у меня появилась идея, что с ней необходимо переспать. А почему, собственно, нет? Я одинок (в смысле прочных связей с представительницами противоположного пола), она, насколько я понял, тоже. Вот и славно. А вдруг в постели нам будет так же хорошо, как за разговорами?