Зелёный Лучник на мгновение замер, потом отскочил в сторону. От этого рывка в воздухе рассыпались капельки тёмной, густой крови.

Плохо, подумал Лотар, кажется, разорвана плечевая вена. Жить Поларду, если не оказать немедленной помощи, осталось несколько минут, не больше. А активность он сохранит не более минуты или того меньше. Лотар поднял руку, чтобы остановить поединок, но всё развивалось теперь гораздо быстрее, чем он ожидал.

Увидев, что стало с его врагом, Гильом опустил меч и рассмеялся. Забрало шлема сделало этот смех глухим, словно он звучал из гроба.

— Сэр Полард, ты умрёшь, а я останусь. Ну, может, брат запрёт меня в какой-нибудь замок подальше, но я останусь. А ты — нет. Жало смазано брекилом, тебе нет спасенья.

— Ты всегда был ловок на подлости, Гильом. Пора положить этому конец.

Головы первых воинов Веза появились из-за края башенной площадки. Они торопились, но подъём был долог и крут, бежать они не могли.

Полард мельком посмотрел на них и, кажется, понял, что на сей раз Гильом говорит правду. Эти воины спешили не затем, чтобы арестовать Гильома, у них был приказ прекратить слишком опасную для него дуэль. А через несколько лет ему устроят побег или он сам откупится и уедет куда-нибудь…

Теперь у него секунд двадцать, подумал Лотар.

Медленно, словно превозмогая сонливость, Полард поднял свой меч, взял его поудобнее двумя руками и сделал на удивление быстрый и сильный выпад в голову Гильома. Тот не ожидал этого и едва успел поднять свой меч.

Круговым движением Полард захватил тяжёлое лезвие противника и отбросил его в сторону. Оба меча со звоном упали на каменные плиты. Полард наклонился, схватил Гильома за ноги и с резким выдохом поднялся. Гильом теперь был у него на плечах и хватался за пояс Поларда, потому что его голова и плечи вдруг оказались над пропастью, на дне которой ревел водопад.

Сбросить его он не успеет, решил Лотар, Гильом просто не отпустит Зелёного Лучника, что бы ни случилось. А стражники уже близко, им осталось не более десятка шагов, и тогда Гильом спасён. Кроме того, Полард истекал кровью, весь левый бок набух и потемнел от ворота до сапога.

Полард полуобернулся в сторону воинов Веза, слабо улыбнулся и прошептал бледными от боли и напряжения губами:

— Вот и всё…

И шагнул со своим противником за парапет. Когда Гильом понял, что происходит, он заорал что-то, но край смотровой площадки резко оборвал этот крик. Чтобы расслышать его последние слова, нужно было стоять гораздо ближе, чем стоял Лотар. Но он прочитал их в сознании княжича…

— Брат обещал, до этого не дойдёт… — медленно, сухими губами прошептал Сухмет.

Лотар кивнул. Оказывается, они оба… Но у нас нет и теперь никогда не будет доказательств. Впрочем, всегда остаётся один паук, который сожрал всех остальных, ему всё и достаётся, правильно? Пришёл черёд кивнуть Сухмету.

Дружинников на площадке стало больше. Не меньше дюжины из них, выставив копья, окружили Лотара и Сухмета.

Лотар перевёл взгляд на Принципуса, который, не слезая с коня, всё ещё пытался что-то разглядеть в облаке, скрывающем дно водопада. Тогда Лотар поднял руку и Принципус наконец взглянул в их сторону.

По его лицу ничего нельзя было прочитать. Даже то, что он был доволен, очень доволен. Гильом мёртв, его князю ничто не грозило. Чунду мёртв, перевал свободен. Подвалы Ожерелья ломились от добра…

И Принципус отрицательно покачал головой. Сержант, который командовал дружинниками Веза, гортанно выкрикнул команду. Они опустили копья.

Два меча, один тяжёлый и изукрашенный самоцветами, а другой лёгкий, очень надёжный, с клинком зеленоватого отлива, крест-накрест лежали на каменных плитах, словно продолжали свой, поединок.

Лотар сидел на превосходном скакуне из конюшен Покуста. Такой же конь стоял рядом. Чуть в стороне на жеребце попроще восседал конюший в цветах дуайена, которого Покует дал им, чтобы он проводил их до Мульфаджи, а потом привёл коней назад. Что ни говори, а подарить двух таких лошадок каким-то наёмникам — слишком жирно. Тем более что дело сделано и каждый получил то, что хотел.

Солнце весенним, пышущим здоровьем и радостью огнём согревало долину. У Лотара ещё побаливал пробитый крюком Сухмета бок, он с удовольствием подставлял его теплу. Поэтому и решил остаться на улице.

Хлопнула дверь самого неприглядного на всей улице домишка. Из него вышел Сухмет. Он был важен, как вендийский купец. Парчовый азийский халат отливал всеми цветами радуги, впрочем, с преобладанием золота. Пояс, на котором висела Утгела, был заткан такой плотной вышивкой, что стал чем-то вроде корсета. Два кошеля невероятных размеров на каждом шагу старика звенели так, что, кажется, все воры в округе должны были слететься сюда, как осы на мёд… Один они получили от князя. А второй — сегодня утром от Покуста, вместе с заверениями, что, если им что-нибудь понадобится, они всегда могут обратиться…

Конечно, ни один вор никогда не решится подойти ближе чем на сотню шагов. Всем было всё известно. Тем более что голова, нога и несколько особо впечатляющих кусков Чунду были вырублены из огромной туши на перевале, привезены в город и выставлены на рыночной площади для всеобщего обозрения.

Да, осенняя ярмарка в Пастарине будет на славу. Купцы теперь не побоятся никаких неожиданностей, только, пожалуй, лет десять будут вздрагивать при виде Нижнего перевала да приложат все старания, чтобы проезжать это ужасное место днём или хотя бы вечером, но уж никак не ночью… Зато по возвращении домой распишут отпрыскам своё мужество так, как и Сухмету не снилось.

— Ну что, рассказал ей? — спросил Лотар, когда Сухмет торжественно подплыл ближе.

— Да, мой господин.

Вероятно, Сухмет всё ещё был в образе.

— Она поверила?

— Не очень. Сказала, что всё звучит очень уж подозрительно. И если её папаша зарыл там такие деньги, то почему бы мне самому их не выкопать?..

— И что ты ей ответил?

— Я сказал, что там такое место, что только девичьи руки должны коснуться… И всё в таком духе. Лотар усмехнулся.

— Девичьи? Мне кажется, её папаша, незаконно повешенный на стене Ожерелья, недооценивал свою дочь. Мне она даже отсюда показалась довольно ушлой, и уж, конечно, без мужа не осталась бы. А я ведь и в дом не входил…

— Да, чтобы это понять, — Сухмет влез на своего коня и, пожалуй, стал понемногу оттаивать, — в дом входить не нужно.

Они поехали в сторону ворот.

— Кем ты ей представился? Бродячим охотником за кладами?

— Нет, мой господин, после того как Чунду по кускам был показан на площади, здесь нам вряд ли удастся назваться чужим именем. Я сказал, что её папаша перешёл, страшно израненный, на нашу сторону и перед смертью рассказал мне тайну зарытых денег.

— Как это тебе удалось? Ведь все, кому не лень, могли видеть её отца повешенным на стене?

— Она не сообразила, а я не поощрял её любопытство этом направлении, мой господин.

Лотар усмехнулся. Всё ему очень нравилось. Даже глуповатость конюшего, который никак не может понять, почему этот роскошно одетый старичок величает господином юношу, который и одет-то так, как и бродяге не пристало.

— Она могла и не сообразить, но ты-то?..

— Господин мой, её дух был захвачен представлением о нежданном богатстве, а не любопытством к судьбе отца. Нечего было мудрить, требовалось только назвать место. И всё.

— Да, люди таковы.

Они выехали из города. Стражники у ворот растолкали десяток крестьян, чтобы дать проехать Желтоголовому и Сухмету. Впрочем, очень уж усердствовать им не пришлось. Крестьяне и сами рассыпались по обочине дороги, стараясь оказаться как можно дальше от этого страхолюда с колдуном…

Было время, когда Лотара ранили эти взгляды, напитанные страхом, подозрительностью или ненавистью. Теперь всё прошло. Он даже не повернул голову в их сторону.

Дорога, по которой они уже раз проходили, когда отправились на перевал, стала посуше, чем тогда. Снега не осталось. И везде были люди, повозки, кони или мулы. Движение было таким оживлённым, словно путешественники и не выезжали из города.