В общем, так и было. Но одно уязвимое место, как мне показалось, я в броневике нашел. И теперь предстояло проверить эффективность своей выдумки.
Поэтому я перебрался на предохранительную сетку, вытянутую в обе стороны от шоссе, как обочина, метров на сорок, подошел к тому ее сегменту, который математически точно находился над броневиком Самойлова, и стал резать стальные прутки из легированной стали с палец толщиной, образуя круг, в который мог бы проползти с кое-какой амуницией на спине. Круг получился так себе, не очень ровный, и даже на вид казался ненадежным, я очень живо представил, что в нем непременно застряну, даже если не буду торопиться.
Пока я снаряжался для дела, концы прутков, раскаленные плазменным резачком докрасна, остыли и к ним уже стало возможным привязать капроновый ленточный тросик. Этот ленточный трос выдерживал до пяти тонн, а еще он был удобен тем, что в нем была проделана последовательная перфорация, и пластмассовые зубчатки легкого и негромоздкого приспособления позволяли ползать по ней, как паук ползает по паутине. Я закрепился в этом приспособлении, ввел ленточный трос в свой бандаж и скинул его вниз. Он завис в сорока сантиметрах над обтекателем антенны броневика, и это был лучший мой результат за последние пару недель. Используя пресловутые зубчатки и зажимные щипцы вертикального лазанья, я стал бесшумно, не крутясь и почти не раскачиваясь, скатываться вниз.
Собственно, я и не сомневался, что вниз сойду нормально, старая добрая гравитация неплохо знала свое дело и, в отличие от русской номенклатуры, всегда следовала устоявшимся законам. Хотелось бы, чтобы еще наверх это устройство позволило мне забраться без проблем… Пока это было делом недалекого, но весьма туманного будущего.
Мельком я взглянул на «Алкасферу» – отдаленные от всего, примитивные стеклянные купола, в самом деле изрядно похожие на первобытные экоциклические заповедники, стоящие почти в трехстах метрах подо мной и в стороне, на земле. Даже отсюда было видно, что ресторанчик получился не очень – стоянка была пуста, да и под колпаками не роился народ, не танцевала на площадочке молодежь, не прогуливались по тропинкам специального сада в вынесенном вбок куполе люди поспокойней.
Приглядевшись, я заметил в стороне, под затемненным фонарем, две знакомые мне машины – одна принадлежала курьеру, который привез деньги, вторая, поставленная бампер к бамперу, была Климентовой. Значит, они уже встретились, уже считают деньги. И значит, мне нужно торопиться.
Я опустился на броню машины под собой так, что не спугнул бы даже бабочку, сидящую на моем плече. Потом лег в особой, бесшумной манере. Так, кажется, учили ложиться на пыльную поверхность ниндзя, разумеется, на специальные ребристые прокладочки, чтобы не оставлять следов. Но у меня не было прокладочек, я просто не хотел звякнуть по металлу каким-нибудь из своих выступающих углов. Даже на ощупь мягким, например, поверхностью плеча. От незапланированных ошибок в своих действиях я защитился пенорезиной, обильно обработав ею одежду, оружие и инструменты, разумеется, в тех местах, где это не мешало ими пользоваться.
Открутил крепежные болтики обтекателя ментальной антенны, потом поднапрягся и аккуратно сдвинул его в сторону сантиметров на двадцать, больше мне и не требовалось.
Ментальная антенна – такая хитрая штука, которая теоретически способна почувствовать все происходящее с любым живым объектом, даже, кажется, с иными растениями, на сотни метров вокруг. Но в относительно узком секторе и в строго заданном направлении. Сейчас она была нацелена на купол ресторанчика, и следовательно, я находился в ее мертвой зоне. А датчики кругового сканирования броневика как раз этот верхний конус, из которого я и подобрался, тоже не трогали, отчасти потому, что это было не нужно в городских условиях, а еще, чтобы не создавать наводок на тонкие приборы Самойлова.
Осмотревшись еще раз, на всякий случай я восстановил дыхание – оказалось, что последние полторы минуты я не дышал, стараясь делать свое дело и тихо, и быстро, и как бы незаметно даже для себя. Успокоившись, я вытащил из-за спины баллончик с газом. К его выходной горловинке с краном уже был припаян пластмассовый мундштук, переходящий в тонкую, почти капиллярную трубочку из реактоэтилена сантиметров в пятьдесят длиной. Другой рукой я выволок баллончик с пенорезиной, способной застывать за считаные мгновения и потому вполне удобной как быстроклеящий состав. Я напрыскал за антенной небольшую лужицу и поместил в нее свой баллон с газом. Прикинул на глаз – если антенна начала бы вращаться, баллон, кажется, должен был остаться под нижней кромкой, а значит, ни один оператор внизу, в машине, не почувствует, что наверху, на крыше, что-то не в порядке.
Убедившись, что с этим все более-менее в норме, я взял соломинку в подрагивающие от напряжения пальцы и стал пропихивать ее в дырку, сделанную в броне. В эту же дырку уползали довольно толстые по сравнению с моей трубочкой провода от рессивера антенны, идущие на аппаратуру Самойлова. О том, что в броневике имеется эта дырочка, знали человек пять, не больше, к счастью, я оказался одним из них.
Заглубив трубку на четверть, я полюбовался на свою работу. Сейчас она походила на соломинку, вставленную в очень сложный, навороченный стакан с навороченным же коктейлем. Но главного в этом коктейле еще не было. Чтобы не нервничать больше необходимого, я сделал вид, что не тороплюсь, припенил баллон с газом к броне еще и по бокам, чтобы он держался надежнее. Потом, молясь, чтобы все получилось, чтобы мою капиллярку не передавило где-нибудь, открыл кран на баллоне, надеясь, что он не засвистит.
Он не засвистел. Газ лишь стал изредка глухо пробулькиваться в баллончике под антенной, но это можно было услышать лишь в перерывах между шумом проезжающих сбоку и под нами, на нижних уровнях, машин. Я был уверен, что в броневике этот шум не улавливался. А если бы кто-то его и услышал, то не сразу догадался, что шум этот имеет к ним отношение, а если и догадается, то… В общем, я надеялся, что все будет хорошо.
Поэтому я быстро, как только мог, передвинул обтекатель антенны назад, прикрутил его на один болт, только чтобы он не болтался, если броневик тронется с места, и поднялся на колени. Ленточный трос висел надо мной, как не в меру прослабленная струна. Я вспомнил на миг, как ранним утром измерял высоту между уровнями и готовил длину троса, – надеясь, что угадаю и он не будет стеснять мои движения и в то же время ни на мгновение не коснется боковины машины, не включит ее сигнальные системы. И мне повезло, я угадал.
Я взял телескопическую ручку подъемника, вытянул ее до длины в метр, не больше, и приноровился сделать качающее движение. В чем-то эта рукоять и то, что я должен был делать, походило на работу со старинным домкратом, да устройство и было, собственно, домкратом, только поднимало меня, а не какой-нибудь памятник. Я принялся работать и вдруг обнаружил, что работаю, как в драке, со скоростью, от которой едва не свистит ветер под руками, а капроновый шнур, технологически не способный производить какие-либо звуки, ощутимо повизгивает, как плохо смазанный колодезный ворот. В общем, я вознесся наверх, к четвертому уровню эстакады, так, что иной высотный лифт мог бы мне позавидовать.
Конечно, я попытался снизить темп, когда понял, в чем дело, когда разобрал, что от напряжения и излишней концентрации внимания перешел на сверхскоростной режим восприятия и действия, но это оказалось не страшно. Механизм работал как часы, зубчатки прокатывались за каждый мой рывок чуть не на двадцать сантиметров, и в целом все получилось очень удобно – на руках подниматься по веревке было бы тяжелее.
Выбравшись на верхнюю автостраду, я попытался отыскать на запястье часы, но они находились под обрезиненным рукавом комбинезона, и я плюнул на это дело. Просто поднялся на ноги, втянул за собой трос, чтобы он не привлек внимание раньше времени, отцепил его и смотал, освободился от своего бандажа с механизмом подъема, чтобы не мешал, закинул всю амуницию в сумку, сумку – на плечо и, еще толком не отдышавшись, резво побежал по дороге.