Кроме того, мне очень хотелось испытать свои нервы на слежку. И хотя я знал, что настоящей слежки быть еще не могло, я покатался по всем своим давно замеченным переходам, крутым мостикам, пешеходным многоуровневым тропинкам – по всем местам, где оторваться от нормального мобиля не составляло труда. Конечно, еще я покатался там, где можно было удрать от коптера, но эта трасса, по понятным причинам, в большей мере проходила по тесным, плохо освещенным и чрезвычайно разветвленным тоннелям и старым подземным дорогам, устроенным вместо первого метрополитена.

В общем, это была в высшей степени приятная прогулка. Очухался я после этого кайфа, только когда заметил, что у меня почти не осталось топлива. Как и положено для честного торговца подержанными тачками, мой пухлячок слил весь бак, оставив ровно столько, чтобы уехать от его заведения подальше.

На заправке я попросил обслужить себя здоровому, понурому детине, а сам отправился искать таксовид. Разумеется, шлем я и не пробовал снимать. Это избавляло от свидетелей, а кроме того, было вполне в духе московских байкеров, которые на предложение снять шлем и явить миру свое личико могли и стрельбу затеять.

Из таксовида я позвонил сначала в свое родное заведение, а когда услышал голос незнакомой секретарши, дал отбой и позвонил домой, на виллу. Я не мог бы сказать, чего хотел, когда звонил своим бывшим шефам. Наверное, хотел попробовать их остановить, не проливать кровь, хотел предложить не охотиться за мной. Но из этого ничего не получилось, да я и не был уверен, что это сработает. А вот домой я звонил совершенно расчетливо, надеясь, что Мелкович уже предупредил о моем появлении не только начальство, но и Валенту. И не ошибся.

Она сидела дома, и хотя на ее щеках проглядывали следы слез, хотя она была в каком-то затрапезном сарафане в голубенький цветочек, красотой и осанкой она соперничала с любой королевой. Увидев меня, она протянула руку вперед, провела по линзе и совсем по-девчоночьи разрыдалась. Кто как, а я от этого растрогался.

Хотя отлично знал, что мой фон прослушивается, что эти ее слезы записываются на видюшник и что дрожание моего голоса будет потом анализироваться нашими конторскими психологами, чтобы оценить потенциальную сопротивляемость.

Я даже не остановил Валенту, когда она принялась рассказывать, как соскучилась, и позволила своему сарафану чуть распахнуться. Наоборот, я с удовольствием посмотрел, всегда любил смотреть на нее, и она это знала. В общем, этот звонок я прервал далеко не сразу, если бы они захотели меня по нему засечь, они вполне успели бы это сделать. При желании они могли бы к этой будке выслать и группу захвата, но пока обошлось, должно быть, у них было еще слишком мало сил включено в этот поиск, а использовать стандартных полицейских, которые круглые сутки висели над городом в коптерах, вертушках и патрульных дирижаблях, они не решились.

Поэтому, когда я выехал с заправки, мне было о чем подумать, хотя, собственно, следовало только выяснить, каким калибром они решили по мне ударить. Но теперь, когда они даже не бросились на мой звонок, меня грызло нехорошее предчувствие, что калибр этот окажется самым здоровым.

И я поехал домой по знакомой до последней выбоины дороге в самом поганом настроении. Но все-таки поехал, потому что твердо решил пока не прятаться, не начинать войну, а ждать до последнего, до крайней точки, за которой уже у обеих сторон не останется выбора. Это значило, что свою вторую ночь в Москве я намеревался провести со своей женой.

И не только цветастый сарафан был тому причиной, и не год в харьковской крытке, а твердое, почти отчаянное убеждение, что, если я сделаю это, может быть, я спасу ее.

Они будут кружить около нее, рассчитывая, что я так или иначе попробую пробраться к ней. Они будут звонить ей по ночам, вламываться в квартиру, если она останется одна и Мелкович не сможет ее защитить от подобных фокусов. Даже если она попробует переехать в другую Россию, например, в Питер или куда-нибудь на черноморское побережье Южно-Русского альянса, они все равно будут следить за ней и время от времени пугать какими-нибудь каверзами.

Но я рассчитывал, пока я жив, ни у одного из наших ублюдков не поднимется рука, чтобы причинить ей серьезный вред. Потому что всегда останется возможность, что у нее есть связь со мной и я возникну из небытия, чтобы посчитаться с обидчиком. А моей славы хватит, чтобы внушить каждому нежелание проверять такую возможность на своей шкуре.

Но как всегда, предположения следовало проверить практикой. И совсем нешуточной, без проб и дублей, без возможности в чем-либо крупно ошибиться. И с настоятельной необходимостью остаться в живых. Хотя бы для того, чтобы охранять Валенту.

На всех были шлемы ментальной маскировки. Закрытые конструкции, с сильными стереонаушниками, переговорником, радаром и голографической картой, создаваемой в квазиобъеме переднего вида, для любого телепата она закрывала почти все частоты головного мозга. Штука навороченная, но ментальную активность взрослого, бодрствующего человека очень легко не подавишь.

Это позволило бы им и на этот раз уйти от моего наблюдения, если бы я просто положился на телепатический осмотр местности или «просеял» ее по площадям, как искал Джина в Горьком парке. Но я не пожалел времени, чтобы, валяясь в декоративном стогу одного из дальних соседей нашего коттеджного поселка, где каждый в своем дворе сотворил кучу разных развлекательных штуковин, узкими пучками обследовать всю округу, сектор за сектором, выцеливая их самую уязвимую ловушку для меня – дальнего снайпера.

По инструкции в засадах такого типа полагается поставить одного-двух снайперов дальнего огня, пару-пятерку снайперов ближнего боя и учинить засаду в доме. Так как я не мог нащупать своими телепатическими «ручейками» Валенту, я сделал вывод, что скорее всего ее уже схватили, связали, напялили на голову шлем, имитирующий ритмы спящего человека, и готовы встретить меня по полной программе.

Но она ждала меня, у нее было явное эротическое настроение, а все идеи подобного рода настолько сильны, что даже начальные телепаты угадывают их без специальной техники. Так устроено природой, она-то уж позаботилась, чтобы проблемы с приплодом решались как можно надежнее.

Из этого следовали определенные выводы, и я их сделал. Видак и в самом деле прослушивался. И они готовы начать войну. И может быть, без всяких переговоров – сразу на поражение. Ну что же, кто-то за это заплатит. А если они решили действовать, как говорят игроки, без лимита, заплатят по максимальной ставке. Я очень разозлился, главным образом потому, что все надежды, что мое присутствие будет охраной для Валенты, не сработали. Я забыл, что играю с людьми, которые очень давно находились в поле неуязвимости, привыкли к ней и решили, что это навсегда.

Снайпер обнаружился метров за четыреста от нашего дома, на декоративной водокачке. Он был один, второго я не нашел, хотя очень старался. То ли для него не нашлось подходящего места, то ли у моих противников в самом деле было не слишком много людей. Конечно, из желания не разглашать эту операцию, а не потому, что в нашей Конторе скудное штатное расписание.

Я выбрался из стога, по очень широкой дуге добрался до старой-престарой стальной фермы, на вершине которой стоял якобы бак для воды, и стал подниматься, осматривая каждый сантиметр, который преодолевал. На самом деле в этом баке давным-давно было оборудовано гнездышко для владельца этого участка. Он был, если не ошибаюсь, юристом, любил, чтобы все имело видимую невинность, и еще любил виды с высоты, потому что до недавних пор летал на спортивных самолетиках очень старой конструкции, таких, которые еще имели крылья, винт спереди или сзади и хвостовые рули.

Кем бы ни был этот снайпер, он оказался так самоуверен, что поставил только две сигнальные системы. Я обошел их, подтянувшись просто по распоркам, словно специально сваренным для физических упражнений. Потом вошел в стальную бочку. Тут горел свет, окна односторонней видимости открывали действительно изумительный вид на всю округу и на мою виллу в особенности. Кажется, этот юрист любил не только виды, но и подглядывание, иначе я не мог объяснить его тягу к такого рода времяпрепровождению. Ну что же, будет время, я объясню юристу, что за такие увлечения можно серьезно получить по фейсу.