Проблема оказалась в самом деле нешуточная. Когда Ростик вникнул в то, что говорилось и как говорилось, он понял, зачем их, кажется, пригласили.

– А я все-таки считаю, что строить настоящие укрепления по периметру наших пахотных земель – необходимо, – горячился неизвестный Ростику дедуся в кошмарном кожушке, который он не снял даже в кабинете Рымолова. – Вы сами подумайте, люди выйдут в поле, начнут пахать и сеять… Как вы обеспечите их безопасность? А после войны с кузнечиками, после саранчи этой треклятой – да они же попросту боятся! И правильно делают, мне тоже страшно бывает. Как на холм взберешься, по сторонам посмотришь в даль эту бесконечную…

– Погоди, Корней, – прервал его Рымолов. – Понятно, после этих войн в поле неуютно. Но пахать-то надо. Сеять тоже надо.

– Надо, кто спорит! Но ты сам посмотри, Андрей Арсеньич! На город нападений было – раз-два и обчелся. А в поле, почитай, кажную бригаду потрепали. А кого и вовсе… Тю-тю, на тот свет отправили.

Ростик заметил, что у стеночки сидит теща, непривычно тихая и спокойная. Он подсел к ней, наклонился.

– Доброе утро. Кто это?

– Наш всеобщий кормилец, Корней Усольцев, – отозвалась теща Тамара. – Был председателем совхоза, теперь вот новый крестьянский вожак.

– Чего он хочет?

– Чтобы вокруг всех пахотных земель построили укрепления и ввели круглосуточную охрану его бригад.

Квадратный чуть слышно свистнул.

– Ну, дает! Да где же мы столько народа возьмем?

– О том и речь, – вздохнула теща.

– Положим, в городе потери не меньше оказались, а может, и больше. Концентрация людей – палка о двух концах. – Рымолов подумал. – Значит, так. Строить дома твоим деревенским будем по новому принципу, чтобы могли от саранчи отбиваться. И чтобы с легким наскоком насекомых сами справились. Почти как замки, крепости даже… Илья Самойлович, – обратился он к Кошеварову, – нужно будет дать распоряжение нашим инженерам, пусть сотворят типовой проект укрепленной фермы.

– Что? – в горле Усольцева что-то пискнуло. – Какие фермы? А как же коллективный принцип ведения хозяйства? Да вы что, товарищи?!

– Коллективный принцип остался на Земле. У нас тут земли – не измерить. Всю контролировать невозможно. Следовательно, – Рымолов сделал паузу, – выбираем американский фермерский тип развития.

– А захотят ли? – спросил осторожненько бывший редактор «Известки» Наум Вершигора.

– Когда поймут, что это выгодно, будут в очередь стоять в регистрационный отдел, – твердо сказал Борщагов. – Теперь так. Стражников пустим по периметру наших земель, это обязательно. Но вообще-то нужно ориентировать крестьян на совмещение сельхозработ и охраны своей территории. Казаки тем и раздвинули пределы России, что умели работать с оружием на ремне. А настоящие крепости мы сейчас строить не сможем, ни людей, ни транспорта, ни прочих ресурсов нет. Да и непонятно, какой от них прок будет.

– Я не понимаю… – начал было Усольцев, но Рымолов его оборвал:

– А ты у людей спроси, может, они тебе объяснят? Может, они уже поняли?

– Хорошо, с крепостями – пусть будет, как ты решил. Но как же урожаи продавать? – выдвинул «железный» тезис бывший директор совхоза. – Ведь совхоз он не просто так, он гарантированно скупал полученные продукты – зерно там, мясо, птицу…

– Гноили вы и зерно, и мясо, – легко, как бы невпопад сказал Кошеваров.

– Да, это было, – поддержал его Рымолов. – А что касается фермеров… Обязательные поставки в счет налогов, субсидий и всяких предварительных вложений – отдай. А остальное – пусть везут на рынок. Что понравится, то люди и купят.

– Ну, привезет он, а платить чем? – хитро прищурился Усольцев.

– Нет, подождите, – подала голос теща Тамара. – Товарищи, вы понимаете, что это… Практически это введение частной собственности?

– На землю – да, – сурово и жестко ответил Рымолов. – Иначе мы сейчас, с нашими ресурсами, продуктов питания за короткий срок не получим.

– А как же бедные – богатые? – подал голос и сидящий где-то совсем близко от стола Председателя лейтенант Достальский.

– Не будет у нас мироеда на деревне, – твердо ответил Рымолов. – У нас земли – неограниченное количество. Хочешь работать – паши, зарабатывай, богатей. Кулаки классического, эксплуататорского типа физически – в силу специфики Полдневья – появиться у нас не смогут. Поэтому…

– Нет, погоди, – снова вмешался Усольцев. – А платить-то все-таки чем будешь?

– Пока я предлагаю старые деньги оставить в обращении. А со временем, может, какие-нибудь ракушки приспособим, жемчужинки, патроны или еще что-нибудь…

– Патроны распылять не дам, – быстро проговорил Достальский. – У них другая цена – в бою.

– Согласен, согласен, – устало кивнул Рымолов.

Он оглядел собравшихся в его кабинете десятка три людей. Многие выглядели усталыми, почти у всех были круги под глазами. Решать нужно было очень многое – практически требовалось заложить принципы цивилизации людей в Полдневье. И спать получалось мало, в любом случае – недостаточно.

Ростик почувствовал себя немного воришкой, который вздумал было сегодня устроить праздник с отсыпанием под завязку, сытным завтраком, милованьем с женой… Он сел прямее. В комнате царило молчание. Наконец Кошеваров помялся и произнес:

– И все-таки, Андрей Арсеньич, мы когда-то вступали в партию… Не могу, не понимаю, почему так вот сразу?

– Мы находимся, – Рымолов вздохнул, – у крайней черты нашего материального производства. Мы стоим на развалинах всех прежних условий труда, системы распределения, отношений собственности. Практически, если мы сейчас не начнем строить новые отношения, мы развалимся и превратимся в бродячее племя без города, без корней, с самыми дикими манерами… Пока нас не уничтожат окончательно. Но есть возможность все перестроить и начать подъем. Из этой, нынешней, самой нижней точки нашей человеческой цивилизации в Полдневье можно подниматься и богатеть и присоединять все новые и новые земли, находить союзников… Развиваться – одним словом. – Рымолов помолчал. – Такова дилемма. Думаю, ни у кого не должно быть сомнений, что именно в нашей ситуации следует избрать. Как мы избавились от прежней, весьма бестолковой администрации, так мы должны сбросить заблуждения – другого слова не подберу – нашей земной, увы, тоже не весьма благополучной истории.

– Нижняя точка… Дилемма… Развитие, – пробурчал Усольцев. – Я так скажу, если деревне будет хорошо, тогда я с вами, Арсеньич. Если все опять превратится в говорильню да голод наших ребятишек зажмет – тогда уволь. Хоть цыганом стану, а людей своих от тебя сведу.

Он встал и, широко шагая, вышел из кабинета, ни на кого не глядя. Рымолов проводил его печальным взглядом исподлобья.

– Заседание, как я понимаю, закончено. Новый курс нашей администрации я, как мог, объяснил. Давайте работать…

Ростик вышел от Рымолова вместе со всеми. Он не очень понимал суть происшедшего, но чувствовал, что тут многое придется еще уточнять и обдумывать. И потому ни в чем не был уверен. Квадратный посмотрел на небо и спросил:

– Так зачем нас вызвали, не понял?

– Он думал, что разговор пойдет по-другому, – пояснил Ростик.

– А… Ну, тогда… Слушай, а что такое дилемма?

– Это когда одна проблема имеет два решения. Но они противоречивы.

– Так, объяснил… – хмыкнул старшина. Впрочем, обиды в его голосе не было. – Ты куда сейчас?

– Давно хотел на аэродром заскочить, посмотреть: как там у Кима дела?

– Это кореец такой, узкоглазый, да?

– Он мой друг, – пояснил Ростик. – С детства.

– Ладно, я тогда, пожалуй, на конюшню. Там эти горе-шорники седла неправильно шьют. Потом на завод схожу, понравилось мне, как кузнецы работают – загляденье.

Забежав по дороге домой, Ростик обнаружил, что Любани, конечно, уже нет, выпил еще одну кружку молока с огромной лепешкой, еще толще намазанной медом, и пошел дальше.

Аэродром он услышал издалека. Самолетный двигатель просто вопил, то захлебываясь, то примолкая, чтобы сразу же взвыть еще отчаянней. Даже далекому от техники Ростику было ясно, что нормальный движок так неровно выть не может. Но что тому было причиной – некачественное горючее или неумелая сборка, – он, конечно, не знал.