– Он победил, – сказал биолог.

– Ты здорово подсказал про шею, – сказал Ростик.

Потом он опомнился и поднял автомат. Пестель понял его, отдал бинокль и тоже поднял оружие.

В самом деле, лучшего момента для нападения и быть не могло. К тому же возникала возможность спасти своего командира, вырвать победу, уже упущенную им… Но пернатые даже не думали об этом. Они странно приседали, один за другим, словно делом чести было повторить жесты умирания их вождя. Оружие их опускалось к земле, головы странно втягивались в грудь, под перья, юбки их касались земли…

– Что-то он уж очень долго его душит… – проговорил Пестель.

И словно бы в ответ на эти слова в воздухе отчетливо разнесся сухой, твердый, резкий звук. Как ветка сломалась.

Тело бегимлеси под Квадратным дернулось и замерло – пернатому сломали шею.

Квадратный поднялся, нетвердо, словно пьяный, пошел к своим. В пыль за ним капала кровь. Но он шел, а пернатый остался лежать, и каждый понимал, что он может пролежать тут вечно или пока его не обглодают стервятники и шакалы.

И тогда Квадратный сделал такое, чего Ростик от него никак не ожидал. Он вдруг повернулся, причем ноги его заплелись, и он чуть не упал. Но он справился, стал над поверженным врагом, выпрямился и медленно, торжественно поклонился его телу, всему войску пернатых, которые смотрели на него, всему этому странному народу.

Потом он опять попробовал идти, а пернатые вдруг стали выкрикивать что-то. Это не были, конечно, приветствия или что-то связанное с восторгом перед победителем, но в них звучало такое чувство, что даже Ростик опустил автомат. Стало ясно, что атаки не будет, ее просто не может быть – люди победили.

Мельком Ростик подумал, что, возможно, они бы атаковали, если бы бой был менее захватывающим, или длился чуть дольше, когда они совсем уже завелись бы для драки, или если бы их вождь победил… Но все получилось так, как получилось, и они выжили.

Шагов за двадцать до их стоянки Квадратный все-таки упал, но это значения уже не имело. Ростик с Пестелем подняли его, отнесли и уложили на один из спальников. Ростик спросил:

– Ты сможешь привести его в порядок?

Пестель посмотрел на иные раны, на глубокие, сделанные, наверное, клювом дыры в мускулах на плечах и обнаженной груди старшины… Это были не порезы, а именно дыры, ямки, постепенно заполняющиеся кровью и сукровицей. Боль от них, вероятно, была жуткая…

– Вообще-то, как ни странно, очень глубоких травм не видно, – подвел итог своему осмотру Пестель. – Может, и справимся, если у нас будет пара дней передышки.

– Будет, – твердо ответил Ростик.

Он поднялся на ноги, повернулся к пернатым. Те подняли своего вождя, уложили его на странную конструкцию, собранную из копий и кусков кожи. Вероятно, походные носилки имели одинаковый вид для всех армий всех миров. Ростик задумался, зачем Квадратный поклонился поверженному и побежденному противнику. Но ничего не придумал. Он даже не придумал, нужно ли и ему кланяться телу застреленного пращника, которого понесли следом за убитым в рукопашной вождем. Не понимая, зачем он это делает, Ростик на всякий случай поклонился.

И каково же было его удивление, когда многие бегимлеси стали гротескно, но вполне однозначно раскачиваться ему в ответ… Хотя, нет, не ему, а людям, их умению биться, их победе.

Жаль, что мы оказались врагами, подумал Ростик, глядя на уходящих пернатых. Мы могли бы так отлично потолковать… Но возможно, в будущем это можно будет как-то исправить?

На этой стоянке они провели два дня. Это были чудесные дни, несмотря на то, что Квадратному здорово досталось. Они полной грудью вдыхали воздух покоя и относительной безопасности, они бездельничали и наслаждались.

Да и старшина уже к вечеру второго дня почувствовал себя лучше. Причем настолько, что хотел было взобраться на лошадь, чтобы отправиться назад, в Боловск. Едва удалось его отговорить, вернее, ни Рост, ни Пестель просто не поднялись с травки, на которой загорали, и Квадратный сдался.

Третья ночь на этом месте тоже прошла спокойно. Дежурили Ростик и Пестель, и хотя ни один из них не поднял тревоги, утром выяснилось, что одному и второму в ночи, на невероятном расстоянии почудился отсвет какого-то огня.

– Не может быть, – убежденно ответил Пестель на невысказанный вопрос. – Наверняка почудилось. Эту территорию даже бегимлеси не считают своей, это ничейная земля.

– Или она принадлежит тем, кого даже они побаиваются настолько, что не решаются захватить беглецов силой, всего лишь устраивают поединки, которые, конечно, разрешены на любой территории, – высказал Ростик свое подозрение.

Разумеется, они уже обсуждали, что послужило причиной такому отменно благородному поведению пернатых. И ни к чему не пришли. Но вот, как оказалось, Ростику неожиданно забрела в голову новая идея.

– Ты полагаешь?.. – старшина не договорил, но, как оказалось, он все слышал, лежа на своем спальнике без доспехов, греясь на солнышке.

– Да, я полагаю, тут уже, так сказать, не их юрисдикция, и они отлично понимают это.

– Думаешь, все поделено? Все эти болота, холмы, степи… Почему же тогда никто не заявил прав на Боловск? – начал горячиться Пестель.

– Откуда ты знаешь, что атаки насекомых не были как раз заявкой?

Пестель тряхнул головой.

– Никогда об этом так не думал.

– А следовало бы, – ответил Ростик.

– Хорошо, пусть ты даже прав. – Старшина решил перевести спор в конструктивное русло. – Значит, мы спаслись тем, что случайно забрели на чужую территорию? Но это значит, что нам грозит другая беда, где же она?

– Та самая, которой, по твоей гипотезе, опасались пернатые? – поддержал старшину Пестель.

– Может, этот огонь?

После этого разговоры как-то сами собой утихли. И все стали дружно собираться.

Самым удивительным было то, что лошадки тоже не протестовали. Они, конечно, не восстановились после последнего марша, но даже не пытались дергаться, когда им на спины снова стали укладывать тяжелые седла и нагружать полегчавшие, но еще изрядно увесистые дорожные сумки.

Часа за три до полудня, насколько его удавалось определить на глазок, они отправились в путь. И проехали совсем немного, не больше пяти километров, когда вдруг откуда-то сзади долетел отдаленный, очень печальный, но вполне однозначный рык.

Старшина остановил свою лошадку, повернулся, насколько позволяли ему перевязки под доспехами, которые он с большим трудом натянул на себя, приложил руку к глазам. Ростик посмотрел на него, достал бинокль. Он искал хоть что-нибудь примерно в тех местах, где была разбита их стоянка, но ничего не видел. И вдруг…

Он даже дернулся в седле и, конечно, сразу потерял это из поля видения. Пестель, который не спускал с него глаз, дожидаясь своей очереди, спросил:

– Что такое?

– Не знаю, – Ростик передал ему бинокль. – Что-то очень… необычное. Я видел только тень.

– Да что с тобой? – спросил старшина. – Раньше ты так не дрожал?

– Я и не дрожу, – огрызнулся Рост. – Я видел только тень… А тени бывают очень…

– Да какая тут может быть тень? – спросил Пестель. – Тут вечный полдень.

– Что бы это ни было, нужно сматываться, – решил старшина. – Может, на этот раз обойдемся без игры в казаки-разбойники.

Но это им не удалось. Они попытались выжать из лошадок хоть какую-нибудь прыть, но те только тихонько ржали, а темпа не прибавляли. Впрочем, часа через два после полудня они стали проявлять признаки нервозности.

Это было странно, потому что ничего не было видно, никто за ними не гнался. Сзади расстилалась ровная, просматриваемая на десяток километров каменистая равнина. Слева непроходимым занавесом висели холмы, справа… Вот справа, в полукилометре, начинались овражки, буераки и эти торчащие, словно зубы, скальные обломки. Пестель предложил:

– Может, спустимся вниз, там можно спрятаться…

– Уже один раз растворялись в пространстве, – буркнул Ростик. – Хватит. Попробуем ясно и однозначно показать, что нам тут ничего не нужно, что мы уходим, это остановит любого смышленого патрульного, если он не патологический убийца.