Литмир - Электронная Библиотека

Прижав одну женщину к стене дома, Вилл отчаянно выбросил другую из головы и полностью отдался минутному наслаждению.

Три четверти часа спустя Вилрован опять направлялся в Волари. Он избегал освещенных широких улиц и пробирался извилистыми переулками, потайными лестницами и другими окольными путями, которые, несмотря на свою неприметность, так же верно вели вверх на холм, ко дворцу.

Наконец он вышел на широкий бульвар. Сложное нагромождение домов, башен, куполов и несимметрично выступающих балконов возвышалось перед ним. Древние правители Маунтфалькона, дети своего века, для которого была характерна жажда познания, были учеными: естествоиспытателями, исследователями, изобретателями, коллекционерами. Приспосабливая полуразрушенный дворец чародеев под свои собственные нужды, они пристроили к нему застекленную обсерваторию, планетарий, десяток теплиц, два музея, зверинец, большой птичник, полный диких птиц, а также многочисленные галереи и обзорные площадки для наблюдения за звездами. Многие из этих построек постепенно разрушились настолько, что уже не подлежали ремонту, – теплицы и садовые лабиринты заросли сорной травой, сотни стекол в обсерватории потрескались и потускнели от времени и непогоды, – но в зверинце и птичнике все еще было немало обитателей. Приближался вечер, время кормления, так что нетерпеливый львиный рев и крики голодных ястребов и сов были слышны за четверть мили.

Вилл вошел в южные ворота и пересек Двор Фонтанов, где возвышались мраморные люди и чудовища, а струи воды взмывали на сотни футов в небо и иногда долетали даже до темной массы самого дворца, стоявшего посередине.

Смесь дворца, музея и зоопарка – вот что представлял из себя Волари, по крайней мере, так заявила Дайони, когда первый раз его увидела три года назад, сразу после обручения. Она морщила прелестный носик над всем философским богатством, каким располагал Волари, с плохо скрываемым смятением осматривала потускневшую роскошь холодных парадных залов, с их сводчатыми потолками и научными настенными росписями. Через месяц после свадьбы она попросила разрешения переделать свои комнаты, и король (чьи апартаменты находились в другом крыле, чтобы его драгоценный покой не нарушали строители) дал согласие, запретив только каким-нибудь образом вредить историческому наследию дворца.

Таким образом, исчезли изъеденные молью бархатные занавеси, затемнявшие окна, осыпающиеся фрески затянули шелком, толстые ковры укрыли холодные мраморные полы. Дайони безжалостно изгнала из покоев старомодную и изящную мебель: лаковые чайные коробки, позолоченные столики, стулья из золота и слоновой кости. Она приказала принести статуи, цветущие растения в мраморных горшках, маленьких певчих птичек в изящных клетках из серебряной проволоки. Когда все было готово, Родарик покачал головой, сожалея о безрассудном мотовстве молодой жены, но ничего не сказал.

Прибыв, наконец, к дверям этих не похожих на остальной дворец комнат, Вилрован кивнул стражникам в зеленой униформе, стоявшим по сторонам двери в спальню Дайони, поскребся в раскрашенные панели, чтобы объявить о своем присутствии, и, не ожидая приглашения, смело вошел в комнату. Королева одевалась к ужину, ее окружали хорошенькие юные служанки, и здесь же находилось с десяток офицеров и светских щеголей, ее воздыхателей.

Вилрован прошел через комнату, и стайка моноклей взметнулась, чтобы проследить его путь. Но один жест королевы, несколько слов на ухо одной из фрейлин, и вот уже дамы присели в реверансах, мужчины замысловато поклонились, и все один за другим вышли из комнаты, хотя самые пылкие из мужчин все-таки успели смерить Вилрована мрачными взглядами. Последний многозначительно оставил дверь приоткрытой.

Не обескураженный таким приемом, Вилл сдернул с головы свою ужасную шляпу, элегантно опустился на одно колено и поднес белоснежную ручку Дайони к своим губам. Все это было проделано довольно изящно, но его кузина отступила назад, содрогнувшись от отвращения.

– Вилл, негодник, ты выглядишь просто омерзительно! Я уже не говорю о том, как ты пахнешь!

Вилрован, не вставая с колен, ухмыльнулся без тени раскаяния.

– От меня пахнет тюрьмой… или борделем. – Запах духов Юлали смешался с миазмами Виткомбской тюрьмы и остался на его коже. – Прошу прощения. Я бы привел себя в порядок прежде, чем досаждать тебе своим присутствием, но мне показалось, ты хотела видеть меня немедленно.

Она принялась ходить по комнате, брала в руки какую-нибудь безделушку, рассеянно ее разглядывала и ставила в другое место. Спрашивая себя, что же это Дайони не решается ему сказать, он присел на корточки и стал ждать, когда она заговорит.

Через несколько минут она уселась перед туалетным столиком с козлиными ножками.

– Думаю, я должна предупредить тебя. Ты впал в ужасную немилость, и мне страшно подумать, что будет, если Родарик тебя увидит. Он просто в бешенстве по поводу твоей последней выходки.

– Выходки? – Вилрован резко вскинул брови. – Дайони, но я не сделал ничего плохого. Это была всего лишь глупая ошибка неопытных стражников.

– Барнаби и Пайекрофт рассказывают совсем другое. Они сказали Родарику, что это все ты, что ты настаивал, чтобы сэр Руфус с тобой дрался. Они утверждают, что говорили тебе, что это нечестно, ведь тебе можно было участвовать в дуэли без письменного разрешения, а им – нет.

Вил постарался вспомнить.

– Может быть, кто-то что-то подобное и говорил. Это бы меня не остановило. В тот момент я мог думать только о том, как я хочу убить Маккея. – При этом воспоминании он помрачнел. – А Барнаби и Пайекрофт рассказали Родарику, что Маккей весь вечер нарывался на ссору, пока наконец не нанес оскорбление, которое я не мог игнорировать?

– Да, – сказала Дайони. – Не думаю, чтобы они пытались втянуть тебя в неприятности. Они даже сказали, что ты почти не пил. Хотя, думаю, в конце концов это обернулось против тебя.

Вилрован угрюмо кивнул. В его пользу никогда не говорило то, что все свои безрассудства он неизменно совершал абсолютно трезвым.

– И они, конечно, были слишком сдержанны, чтобы назвать имя женщины.

Вилрован застонал и ударил себя ладонью по лбу.

– Но не настолько сдержанны, чтобы не упоминать, что в этом замешана женщина?

Дайони саркастически рассмеялась.

– Думаешь, кто-нибудь предположил бы что-то другое, что бы там они ни сочинили?

Он посмотрел на королеву со злостью. Приподнятое настроение, с которым он покидал Юлали, испарялось. Вилл потихоньку скатывался в депрессию, очень знакомое ощущение. Слушая Дайони, он думал, неужели его имя действительно стало синонимом распущенности? Или, еще хуже, – символом шута? Между человеком, легко завоевывающим женские сердца, и бессердечным развратником есть неприятная разница. Неужели, сам того не заметив, он переступил черту? Он уже открывал рот, чтобы задать вопрос, но Дайони его опередила.

– Посмотри, Вилрован, – она взяла в руки бутылочку из синего стекла, вытащила пробку и понюхала содержимое. – Ну не прелесть ли? Это подарок от твоей бабушки. Подумай только, как ловко придумано: это не совсем духи, хотя пахнет божественно. Угадай, что это.

Вилл отказался угадывать, покачал головой, и у него сжалось сердце. Леди Кроган была единственной бабушкой, которая у них с Дайони не была общей. Верная своим предкам Рованам, она вечно присылала ему подарки в виде порошков и зелья, но он и не думал, что она присылает подобные подарки и его кузине.

– Ну ладно, я тебе скажу, раз ты сам не можешь догадаться, глупый. Это невидимые чернила. Ну разве не умно?

– Очень умно, – сказал Вилрован, в глубине душе вздохнув с облегчением. Ему бабушка редко дарила такие невинные подарки.

Он поднялся и стал мерить пол шагами.

– Но Дайони, как ты думаешь, как долго мне избегать Родарика? И как глубоко я должен залечь? Насколько он на меня зол?

– Он сильно не в духе. Последние два дня только и делает, что читает мне нотации о твоих и моих прегрешениях. Едва согласился подписать письмо, чтобы тебя отпустили, и сказал, что минимум недели две и видеть тебя не хочет.

19
{"b":"31597","o":1}