Кербиц, все время державшийся за спиной королевы, при этих словах Кая вытянул шею из воротника своего плаща.

— Господин капитан, кажется, изволил забыть, что в настоящую минуту здесь нет никакого знамени.

— Нет, не забыл, — возразил Кай, учтиво поклонившись рыцарю, — но подумал, что, если их величества пожелают исполнить просьбу этого человека, можно обойтись и без знамени. Ведь старая датская поговорка недаром гласит: «Кого король коснулся, тот честным обернулся».

Пока Кай произносил эти слова, королева скользнула взглядом по обоим соперникам. Рыцарь сутуло ежился, кутаясь в плащ, его бледное лицо посинело от холода, да вдобавок оно было обезображено злобой — ведь он чувствовал, что Кай снова одержал над ним верх. Стройный, изящный капитан никогда еще так не выигрывал в сравнении с ним.

— По-моему, рыцарь Кербиц прав, — сказала София-Амалия, посмотрев на Кая. — Раз уж при этой церемонии принято поднимать знамя, мы не должны отступать от старого обычая. Но я не хочу отказываться от своего слова, — добавила она, обращаясь к королю. — Тем более, вашему величеству нужны сейчас храбрые солдаты, а этот человек только и ждет минуты, когда его сочтут достойным послужить родине.

— Ну что ж, мы готовы исполнить его желание, — ответил король.

— Господин фон Кербиц, — сказала королева, указав рыцарю на фогта, — благоволите принести нам протазан этого человека.

Кербиц с удивлением повиновался. Королева развернула свой носовой платок и привязала его концом к острию копья. В эту минуту солнце, уже поднявшееся высоко в небе, затопило своими лучами двор и осветило происходящую сцену, которая вызывала улыбки и смешки придворных, но для Ивера знаменовала торжественнейшее событие в его жизни.

Он стоял на коленях перед королевой, низко склонив голову и сжимая шапку в руках. По знаку Кая барабанщик и два трубача, составлявшие полковой оркестр, выехали вперед. Драгуны взяли сабли на караул.

И в тот же миг из толпы раздался голос:

— Шапки долой!

Никто не знал, откуда раздался этот голос, но все повиновались. Заиграли трубы, королева подняла над головой бродяги протазан с развевающимся на нем платком, а когда музыка смолкла, король подошел к Иверу и возложил ему на голову свою руку.

— Встань, сын мой, — сказал он. — Во имя божье отныне ты честный и незапятнанный человек.

— Его величество исполнил твою просьбу, — сказала королева Иверу. — Есть ли у тебя еще какие-нибудь желания?

Ивер встал, помотал головой и прошептал:

— Никаких.

— Ну что ж, — сказала королева, вынимая из кошелька золотые монеты. — В таком случае ты можешь осуществить свою заветную мечту и встать в ряды защитников родной страны. Объявляю тебя нашим воином — отныне ты будешь служить правому делу.

С этими словами королева бросила в шапку бродяги три золотые монеты.

Ивер вспыхнул, растерянно посмотрел на монеты, лежавшие у него в шапке, потом взял две из них, прижал к своим губам и положил на землю, у ног королевы. А третью монету поднял высоко над головой, издал громкий, торжествующий клич и, раздвинув ряды зевак, которые теснее сгрудились вокруг кареты, скрылся в толпе.

Проводив Ивера взглядом, король поманил к себе капитана Люкке:

— Если этот человек пожелает пойти на службу в наши войска, господин капитан, проследите за тем, чтобы его приняли.

— Он уже принят в число солдат вашего величества, — вдруг произнес где-то поблизости глубокий, уверенный голос.

Король обернулся и увидел Свена-Предводителя, который, держа Ивера за руку, с улыбкой обнажил голову перед королем.

— Пусть он останется у меня, — продолжал Свен. — Я знаю этого человека лучше, чем капитан, и мне легче решить, где он может принести большую пользу.

— Ну что же, он в хороших руках, раз он попал к тебе, Предводитель энгов! — отозвался король, одобрительно кивнув головой.

Король помог королеве подняться в карету, сел в нее сам, кучер щелкнул бичом, вновь заиграла полковая музыка, и королевская карета укатила прочь, оставив позади старый замок, притихший и опустевший, точно бальный зал после шумного праздника.

На следующий год зима выдалась на редкость суровая. Лед сковал воду в заливах, и Карл Густав не замедлил этим воспользоваться. В конце января он повел свои войска по льду из Ютландии на остров Фюн.

На острове Фюн Карл Густав получил письмо, в котором Дания сообщала, что желает мира и отправила в шведский лагерь двух государственных советников для переговоров.

Карл ничего не ответил датчанам. Он послал гонцов проверить, крепок ли лед в проливе Большой Бельт, и повел своих солдат через остров Тосинге на остров Лангеланн, оттуда на остров Лоланн, а еще через два дня на остров Фальстер. Двенадцатого февраля он вступил на землю Зеландии.

При появлении шведов неописуемое смятение и страх охватили жителей всех сословий. Дороги, ведущие к столице, были забиты беженцами. Лейб-гвардия датского короля и драгуны Кая Люкке покинули Вордингборг, едва только враг высадился на острове Маснедё. Многие владельцы поместий в южной части острова Зеландия бежали со своими семьями в Копенгаген, спрятав деньги и ценности в подвалах и колодцах и бросив свои имения на фогтов и управляющих. Среди всеобщего отчаяния одни только бедные крестьяне-арендаторы с надеждой взирали на будущее: им было нечего терять, а стало быть, и нечего бояться. Они мечтали об одном — досыта наесться и отдохнуть, а после бегства тех, кто их притеснял, они могли вволю наслаждаться и тем и другим. Рабы стали господами, они издевались над фогтами, взламывали амбары и растаскивали запасы зерна.

Как только Карл Густав занял Вордингборг, он разослал в окрестности своих лазутчиков. Шведы сразу поняли, какое значение может иметь для них крепость Юнгсховед: берег образует здесь надежную гавань, очень удобную для кораблей, идущих из Швеции. Поэтому король отдал приказ отряду драгун занять замок и местечко Ронеклинт, которое лежало на самом побережье.

Фру Эльсе Парсберг, не послушав советов друзей, осталась в замке. Она приказала своим крестьянам связаться с датскими сторожевыми постами, оставленными в Гиссельфельде, и оттуда следить за перемещением вражеских солдат. Но крестьяне подожгли помещение караульни и отказались повиноваться хозяйке. Пришлось фру Эльсе покориться судьбе и, запершись в замке, ждать решения своей участи.

В эти грозные дни Свен-Предводитель бесследно исчез. фру Эльсе уже не раз посылала за ним, но ей отвечали, что Свен ушел из дому в тот самый день, когда шведы высадились в Зеландии, и с тех пор не возвращался. Конь, на котором он ускакал, через несколько дней к вечеру вернулся в усадьбу — над глазом у него был след от сабельного удара, на шее шрам от пули. О самом Свене не было ни слуху ни духу.

Меж тем в окрестностях становилось неспокойно. В лесу то и дело раздавались выстрелы, а местные крестьяне рассказывали, что в поле им время от времени встречались незнакомые люди весьма странного обличья. У некоторых на голове железные шлемы или каски, на других — кирасы или кольчуги, которые, судя по непривычным украшениям, взяты у шведов. Вооружены эти люди также чем попало: у одних лезвие косы, насаженное на рукоятку, у других рыцарская сабля, карабины; пистолеты с длинными стволами и на поясе патронташ.

Однажды утром в начале февраля несколько шведских драгунов набрели на маленькую хижину у опушки Эрремандсгордского леса между Гьердерёдом и Крагевигом. Солдаты отвели коней в сарай, а сами зашли в хижину переждать снежный буран, который начался с рассветом. В хижине не было никого, кроме четырех драгунов и крестьянина, который служил шведам проводником, — как видно, обитатели хижины давно ее покинули.

Один из драгунов развел огонь в очаге, второй тем временем ощипывал курицу, потом насадил ее на шомпол и стал поджаривать на огне, а двое их товарищей, проверив замки карабинов, составили оружие в углу и сами растянулись на лавках вокруг стола.