Ивер повернулся к Кернбуку. Глаза его сверкнули. Он выпрямился во весь свой рост и с торжествующей улыбкой воскликнул:

— Нет, капитан! Там, наверху, нет уже ни одного из них!

— Как же! А Циглер?

— Убит! — ответил Ивер и показал Кернбуку шпагу, клинок которой был еще в крови.

— Что же тебе надо? — спросила Ингер.

— Я не с тобой говорю, — ответил он суровым тоном, который, однако, никак не вязался с выражением его лица. — Ведь ты пошла против меня!

— Мне жаль этих людей, — прошептала Ингер. — Я ничего не могу с собой поделать.

— Если так, мне тоже их жаль, — сказал Ивер. — Пусть убираются восвояси.

— Ивер, любимый! — воскликнула Ингер и, раскрыв объятия, бросилась ему на грудь.

— Довольна ты? — спросил Ивер, и губы его задрожали.

— Я счастлива всей душой.

— Ступай к своему отцу, Ингер, и дан мне побыть одному. Потом и я тоже приду к учителю. Если даже я выпущу офицеров на волю, тебе здесь нечего делать!

С этими словами Ивер зашагал прочь. Ингер и фогт пошли в противоположную сторону — по тропинке вдоль Равенструпского болота.

Кернбук остался один.

Отойдя на некоторое расстояние, Ивер остановился и, обернувшись, воскликнул:

— Помните, капитан, вы обещали устроить ей пышные похороны!

— Да, обещал, и ты знаешь, что я всегда держу свое слово, вахмистр, — ответил Кернбук.

Луна осветила улыбающееся лицо Ивера, и он повторил уже про себя:

— Вахмистр! Теперь все меня так называют!

Вскоре он исчез в глубокой тени деревьев — там, где уже начинался лес.

В начале весны слух о мире уже облетел всю Данию. В марте Карл Густав прибыл в Хельсингборг. Адмиралу Врангелю было поручено вывести шведские войска с территории Зеландии. Но еще до того, как был выполнен этот приказ, Эрик Дальберг, один из приближенных Карла, доставил адмиралу тайное послание, в котором тому предписывалось приостановить погрузку войск на корабли и найти какой-нибудь предлог, чтобы задержать их на месте. Врангель повиновался, и несколько кавалерийских полков расквартировались в Вордингборге. Основания для подобных действий были найдены без труда. Шведские парламентеры создали новые затруднения в ходе переговоров, из-за этого начались споры, и неправое дело обрело видимость законности.

Между тем на островах возобновилась мирная жизнь. Помещики вернулись на свои земли. Королева София, чья власть и головокружительные замыслы всю зиму были ограничены частоколом вокруг копенгагенского вала, снова собралась на охоту. Она выехала из столицы в сопровождении свиты искателей приключений, которых сама пригласила в Данию и которые под ее покровительством свили себе здесь гнездо. Дворянин снова стал господином, а крестьянин — снова рабом.

Март уже был на исходе, когда Ивер, поглощенный своими думами, однажды вечером брел по дороге, которая вела в Гьердерёд.

Его отвлек от размышлений конский топот, донесшийся из леса. Вскоре на дороге показались две всадницы в сопровождении слуги, который следовал за ними в некотором отдалении. Более молодая ехала впереди. Увидев вахмистра, она пришпорила свою лошадь и поскакала ему навстречу.

Это была совсем еще юная девушка со свежим детским личиком, раскрасневшимся от быстрой езды. В ее больших темно-синих глазах, доверчивых и безмятежных, светилось больше доброты, нежели ума. Свободная непринужденность, сквозившая в ее обращении, ее одежда, а также почтительное расстояние, на котором следовал за ней слуга, — все говорило о знатном происхождении дамы.

Так Иверу выпал случай повстречаться с госпожой Эльсебет Бухвальд из Хёфдингсгорда и ее дочерью Карен. Госпожа Эльсебет Бухвальд была вдовой прежнего ленсмана в Юнгсховеде — Йоргена Коса.

Когда Карен подъехала к Иверу, лицо ее озарилось радостной улыбкой и, остановив своего коня, она воскликнула:

— Ивер Абельсен. Ты ли это?

Одной рукой Ивер ловко снял свою шляпу с пером, а другую руку протянул девушке со словами:

— Милостивая госпожа Карен! Господь благослови ваши прекрасные глаза за то, что вы меня узнали!

— Но откуда у вас этот наряд, господин вахмистр? — смеясь, полюбопытствовала Карен.

— В самом деле! Давно ли я приходил к вам торговать сойками и свиристелями, но с тех пор я многого достиг! Ваша милость, наверно, направляется с визитом в Юнгсховед? — продолжал он, уже обращаясь к госпоже Эльсебет.

— Беда гонит нас в Юнгсховед! — ответила та. — Перед вами две беглянки, покинувшие свое поместье, в котором теперь хозяйничают шведы.

— Шведы! — удивился Ивер. — Но ведь уже заключен мир. И люди говорят, что чужеземные войска отведены на Фюн и Хольстен.

— Отчасти это верно, но в Вордингборге все еще стоят два немецких полка. И мы терпим из-за этого величайшую нужду и горе: каждый день их рассылают по всей округе на поиски провианта и фуража. И тут они бесчинствуют как хотят — грабят и жгут все поместья. Когда они узнали, что в Хёфдингсгорде живу я, одинокая вдова, с дочерью Карен и немногочисленной челядью, они явились к нам — капитан и семеро рядовых — и поклялись, что подожгут поместье с четырех сторон, если мы не покажем им, где спрятано наше серебро, а заодно потребовали у нас вина. Что мы могли ответить? Я послала им ключ от винного погреба, и, пока они пили, мы спаслись бегством.

— И куда же вы теперь следуете, госпожа?

— В Юнгсховед к господину Йоргену Редцу: ведь он обязан защитить нас и обеспечить порядок в своем лене.

— Куда там! Ни то, ни другое ему не под силу, — пожимая плечами, сказал Ивер. — Недавно ему самому пришлось обороняться от наемников и бандитов, следовавших за шведским войском. Они бесчинствовали во всей нашей округе, врывались в дома, выгоняли жителей на улицу и забирали все, что было в сундуках. Поместья Кьенг и Снертинге, что на востоке, опустошены, в Северном Мерне разграблено шесть, а в Эрслеве — семь поместий. В Амбеке опустошен и предан огню целый город. Вот как обстоит дело в лене Юнгсховед.

— О боже! — воскликнула госпожа Эльсебет. — Что же нам делать?

Ивер умолк — его осенила внезапная мысль.

— С вашего позволения, — сказал он, — я могу дать вам добрый совет и назвать двух людей, которые — быть может, лучше ленсмана Йоргена — смогут вас защитить.

— Скорей назовите мне их!

— Вы знаете Свена Поульсена?

— Того самого егеря из Юнгсховеда? Это же подневольный человек, не дворянин и не рыцарь!

— А разве дворяне и рыцари сумели защитить от невзгод благородную госпожу? — спросил Ивер, которого явно задели ее слова,

— Дорогая матушка! — живо вмешалась в разговор Карен. — Ты неправа. Ведь Свен — Предводитель энгов — герой, о котором все сейчас только и говорят. О, поедем к нему! Мне так хочется его увидеть. Может быть, он поможет нам, когда узнает, что мы попали в беду.

— Конечно, поможет, — сказал Ивер тоном, в котором звучала твердая убежденность.

— А кто же тот второй человек, о котором ты упомянул?

— Его имя я не смею назвать, раз уж вы отвергли Свена.

— Все равно назови его, Ивер Абельсен, — с улыбкой проговорила Карен. — Назови его мне.

— Этот второй — птица невысокого полета. Он мало что может сделать, если рядом нет Свена.

— Это, конечно, ты сам, — с улыбкой сказала Карен.

— Да, благородная госпожа, — застенчиво ответил Ивер. — Это я сам, но более подходящего человека я не знаю.

— Хорошо, давайте поговорим с этим Свеном — Предводителем энгов, — сказала госпожа Эльсебет. — В беде схватишься и за соломинку.

— Да, но соломинка не сулит спасения, — заметил Ивер. — Тут нужна более надежная опора.

Обе всадницы снова тронулись в путь. Ивер пошел рядом с ними.

— Если благородная госпожа соизволит выслушать мой совет, — продолжал он чуть погодя, — со Свеном надо разговаривать вежливо и учтиво. Временами он бывает вспыльчив и в такие минуты не считается с тем, знатен его собеседник или нет.

— Я все же надеюсь, дорогой вахмистр, что он с должным почтением относится к людям благородного звания, — надменным тоном ответила дама. — На мой взгляд, мы оказываем этому егерю большую честь, вверяя ему нашу судьбу.