Своей ученостью Максим Грек быстро снискал себе огромный авторитет. Но он не только переводил книги. Как человек со стороны Максим позволял себе вещи, которые, по здешним понятиям, позволять себе не следовало. Во-первых, он резко обличил Василия III за развод с законной женой Соломонией (из-за ее неплодства) и женитьбу на Елене Глинской. Дальше - больше. В то время разгоралась полемика между иосифлянами и нестяжателями, и Максим выступил на стороне последних, поддержав преподобного Нила Сорского и осудив практику монастырского землевладения, чем окончательно восставил против себя церковные и светские власти.

В результате на соборе 1525 года Максиму было выдвинуто абсурдное обвинение в… порче церковных книг. Поводом стало то, что при переводе с греческого Максим вносил в старые славянские тексты значительные уточнения - собственно, в этом и был смысл его работы.

Наступили долгие годы заключения - сначала в Иосифо-Волоцкой обители, потом в тверском Отрочьем монастыре. Все это время Максим провел безвыходно в тесной сырой келье, страдая от холода и голода. Пребывание в этих чудовищных условиях не сломило подвижника. Он написал сам для себя утешительную проповедь, начинающуюся словами «Не тужи, не скорби и не тоскуй, любезная душа, о том, что страдаешь без правды…», и повторял ее каждое утро. Куском угля на стене кельи Максим написал канон Святому Духу. Этот канон и сейчас читается в православных храмах в Духов день.

Царь Иоанн Васильевич Грозный, которого принято считать злодеем, все же совершил некоторое количество добрых дел. Одно из них - освобождение Максима Грека из заточения, в котором тот провел около пятнадцати лет. На родину его так и не отпустили, зато разрешили поселиться в Троице-Сергиевом монастыре. Здесь он и преставился в 1556 году и был погребен около Духовской церкви. И только в 1988 году этот великий греческий ученый, ставший великим русским святым, был канонизирован Русской православной церковью.

Подготовил Дмитрий Данилов

Город, который не хочет быть Кондопогой

Конечно, это самая выдающаяся форма журналистского везения - случайно оказаться рядом с милиционерами именно в тот момент, когда в их руки попадает тот, кого вот уже который день ищет вся милиция России. Получается, мне повезло.

Ночь, Ставрополь, парк Победы - большой лесной массив посреди спального Промышленного района. На центральной аллее - летние кафе с преимущественно географическими названиями («Сан-Ремо», «Сен-Тропе», «Ницца», «Флорида» и так далее), аттракционы, танцплощадки, киоски с молочными коктейлями, которые здесь называют моктейлями, и с пивом, караоке: публика гуляет, постепенно расходясь по домам. Но это центральная аллея, а сверни чуть в сторону - темно и безлюдно, только глухонемая старушка бродит среди деревьев, собирая бутылки. Из парка к жилым массивам улицы Ленина (самой длинной в городе - она проходит через весь Ставрополь с севера на юг) ведет темная аллея, которую местные жители называют раздевалкой, потому что именно по дороге из парка наиболее велик шанс быть ограбленным. Правда, сегодня в «раздевалке» спокойно: аллею патрулируют сразу два милицейских наряда. Ставропольская милиция уже две недели на усиленном режиме несения службы. Еще четыре наряда - непосредственно в парке. Могло быть и больше: в начале июня среди множества слухов, ходивших по Ставрополю, самый, наверное, красочный заключался в том, что именно в парке Победы нерусские (это такой ставропольский милицейский новояз - термин «лицо кавказской национальности» больше не существует, в протоколах пишут «нерусские». Термина «русские», однако, тоже больше нет - есть «славяне») распяли на садовой скамейке девушку-славянку, а потом перерезали ей горло и выпили кровь.

Майор Николай Гамов из Промышленного ОВД - кто-то вроде разводящего. Майор Гамов ходит по парку и принимает рапорты младшего состава о зафиксированных происшествиях. Поскольку режим усиленный, с Гамовым тоже ходит проверяющий - майор из краевого УВД (он просил его фамилию не публиковать, поэтому пускай будет майор Петров). С ними по парку гуляю я.

То есть на самом деле мы уже полчаса как не гуляем, а просто сидим на скамейке в темном углу: ни в парке, ни в районе вообще ничего интересного не происходит. Самое серьезное происшествие - случай на танцплощадке, о котором майору Гамову рассказала старший лейтенант Олеся, старшая по наряду, дежурящему у выхода из парка. Случай, впрочем, неинтересный: какая-то дурочка пошла танцевать, а сумку оставила на кресле в кафе. Вернулась- сумки нет. Вот такая история, а больше ничего, достойного внимания.

Поэтому мы сидим на скамейке и слушаем по рации (позывной - «Пенза») дежурную часть, транслирующую всем нарядам вызовы по «02». Вызовы все как на подбор дебильные: какой-то женщине соседка зачем-то льет воду на подоконник, другую женщину хозяева выгнали из съемной квартиры, хотя она только вчера заплатила за месяц вперед, у какого-то мужчины за стеной громко играет балалайка, а время уже позднее и шуметь нельзя. Самый хит, конечно, - вызов с улицы Ленина: «Сосед отрезал себе голову, поставил ее мне на балкон, голова курит, дым идет в комнату, помогите!»

Единственный раз, когда оба майора заметно напряглись, - это когда в каком-то дворе собрались человек двадцать нерусских. Славянин, который вызвал милицию, уверен, что они замышляют что-то нехорошее, но наряд, выехавший на место сбора, обнаружил группу кавказцев-малолеток. Они пили пиво в соседнем кафе, где громко играла музыка, и поэтому им пришлось переместиться с пивом во двор, чтобы спокойно общаться.

А до этого, когда мы еще бродили по парку, к нам подошел мужчина лет сорока с усами, который видел бритоголового нерусского в джинсовом костюме и с кинжалом за поясом. Майор Гамов передал это сообщение всем постам, и через минуту лысого человека в джинсах задержали - кинжала при нем не было, зато был паспорт с местной пропиской, отпустили. Собственно, после этого мы и решили где-нибудь присесть, потому что ничего существенного в парке не происходило. Когда шли мимо «Сан-Ремо», майор Петров показал на крайний столик у забора: «Глядите, скинхед, морда пьяная, с нерусскими бухает». Действительно, сидит бритый парень и с ним трое брюнетов. А рядом вывеска «При покупке четырех кружек пива вобла бесплатно».

Мимо нашей скамейки наряды время от времени водят задержанных: чуть дальше, за деревьями, - стационарный милицейский пост, вагончик с «комнатой для административно задержанных», то есть обезьянником. Вначале провели узбека, у которого просрочена справка о предоставлении ему Россией политического убежища. Потом двоих сильно пьяных парней лет по тридцать - славян. Парней задержали потому, что один из них - который покрупнее - отказался предъявить паспорт, и милиционер решил, что мужчине есть что скрывать. Захожу в вагончик посмотреть, как происходит задержание. Парней посадили в обезьянник к узбеку. Тот, который покрупнее, орет, что милиция несправедлива к славянам, потому что продалась нерусским, и при этом так смотрит на узбека, что тот немедленно вспоминает, что у него больное сердце, и требует срочно отвезти его в больницу.

- Справка есть? - спрашивает милицейский лейтенант. Справки у узбека нет. - Тогда сиди. - И поясняет: - Сейчас узбека в отдел, а их в вытрезвитель обоих. Пьяный - это потенциальный преступник или потенциальная жертва преступления. А потом окажется, что это преступление на национальной почве. Зачем оно мне?

В вагончике нет вентиляции, а от пьяных сильно пахнет спиртным. Через минуту становится совсем нечем дышать, и лейтенант, матерясь, выпускает славян «под честное слово», а заодно освобождает и узбека.