Лисовский тоже двинулся из Коломны в направлении Москвы, но на полпути был остановлен одним из лучших царских воевод - князем Иваном Куракиным. Набранное во многом из случайных людей войско, больше напоминавшее шумную ватагу, не выдержало внезапного натиска, сбилось в кучу, сломав правильный строй, а затем разбежалось, побросав «огневой наряд» (артиллерию), захваченную в Коломне. Однако первая неудача не охладила пыл Лисовского, а только раззадорила его. С этого момента он не гнался больше за количеством, а обращал внимание на качество своего отряда, численность которого в разное время колебалась в среднем от двух-трех до пяти-шести тысяч всадников.

Если проводить аналогии между двумя Гражданскими войнами - малоизвестной в начале XVII века и памятной нам по «Тихому Дону», «Хождению по мукам» и десяткам других текстов и кинофильмов, - то роль лисовчиков в чем-то была схожа с ролью махновцев. Вооруженные саблями, луками, пиками и легким огнестрельным оружием, лисовчики отличались исключительной мобильностью. Они были способны совершать молниеносные рейды, преодолевать сотни верст, проводить умелую разведку, наносить стремительные удары и отступать с наименьшими потерями в безнадежной ситуации. Люди Лисовского не признавали обозы и добывали необходимое в бою. Все это позволяло им неоднократно разбивать превышающие силы противника, штурмовать крепостные стены городов и хорошо укрепленные монастыри. Не знаю, слышал ли о батьке Лисовском Нестор Махно, но тактика его повстанцев до боли напоминала тактику лисовчиков. Само же это название прочно закрепилось за легкой конницей, позволяя отличать этот род войск от тяжелой кавалерии: закованных в панцыри польских крылатых гусар и их боевых собратьев - пятигорцев (литовских гусар).

В сентябре 1608 года лисовчики вместе с войском гетмана Яна Петра Сапеги двинулись из Тушина в сторону Троицкого Сергиева монастыря. Своей главной базой Лисовский избрал Суздаль, где можно было укрыться за крепкими стенами Спасо-Ефимьевского монастыря, а Сапега положил глаз на Дмитров. Отсюда они наведывались в свои многочисленные таборы к Живоначальной Троице. Героическая осада монастыря, основанного преподобным Сергием Радонежским, длилась 16 месяцев и, в конце концов, закончилась для осаждавших неудачей. Отсюда, из-под Троицы и из Суздаля, лисовчики совершали свои опустошительные набеги на соседние города. Один из эпизодов этой эпопеи, а именно захват Переславля-Залесского, был запечатлен в повести писателя-декабриста Бестужева-Марлинского «Изменник», напечатанной незадолго до восстания в 1825 году в издававшейся им вместе с К. Ф. Рылеевым «Полярной звезде». Вот как представлял он себе лисовчиков: «Чудна и пестра была смесь народов, составлявших хоругвь Лисовского. Польская шляхта, своевольно наехавшая на Русь, служить себе, без воли сейма и против воли короля. Они гордо похаживают, крутя усы и отбрасывая назад рукава своих кунтушей, клянясь и хвастая ежеминутно. Казаки косо поглядывают на союзников, лениво дымя трубками, и часто сабли их крестятся с польскими, хотя к их знаменам, для добычи и славы, привязали они переметную дружбу свою. Полудикие литовцы, приведенные панами на разбой и на убой, бесстрашно сидят или спят вокруг огней. Наконец изменники русские, иные из привычки к мятежу и бездомью, другие алкая корысти, третьи из надежды воротить грабежом у них отнятое передались к гультаям (в словаре Даля: «человек праздный, шатун… охочий до гостьбы, пирушки, попоек». - Я. Л.) польским. Роскошь и бедность вместе разительно виделись в стане. Инде ходил часовой с заржавленным бердышом, в рубище, но в золоченом шишаке; другой в бархатном кафтане, но полубос; здесь поят коня серебряным ковшом, а там на дорогом скакуне лежит вместо седла циновка. Штофный занавес, вздетый на копье, завешивает из бурки сделанную ставку какого-нибудь хорунжего, который нежится на медвежьей полости, склоняя голову на седло. Здесь бобровое одеяло кинуто на грязной соломе. Все это было странно и дико, но все кипело жизнью и силою. Везде говор и ржание коней, звук и блеск оружий во мраке.

Перед ставкою у огня лежал на ковре Лисовский и с ним двое изменников, Хворостинин и Ситцкий. Крепкий склад и суровое, загорелое лицо показывали в Лисовском обстрелянного воина, а быстрые глаза и думные на челе морщины - опытного вождя…»

Отмечу в скобках, что сюжетная линия «Изменника» перекликается с «Тарасом Бульбой». Здесь тоже речь идет о двух братьях, оказавшихся во враждебных станах, - князьях Владимире и Михаиле Ситцких (Сицких). И перед нами все те же запорожские казаки, хотя и в другую историческую эпоху.

Продолжение следует.

Часть восьмая. Смоленский бульвар и Смоленские площади

На Смоленском бульваре зеленых насаждений давно нет - их уничтожили в 1938 году, когда расширяли Садовое кольцо. Левая сторона бульвара начинается с восьмиэтажного дома на углу с ул. Бурденко (арх. В. Я. Вольфензон). Проектировался до войны, строился после. За ним сплошной застройкой идут похожие, как близнецы, пышно украшенные «сталинки», построенные накануне Великой Отечественной. Из уничтоженных при их возведении домов особого сожаления заслуживает последний, стоявший на углу с Первым Неопалимовским переулком. Он с 1904 по 1918 год принадлежал знаменитому инженеру-конструктору Владимиру Шухову. Дом этот, по некоторым данным, еще допожарной постройки, был одноэтажным, с большими окнами (их было девять по фасаду), украшен изящной колоннадой. В архиве Шухова сохранилось множество фотографий самого особняка и его окрестностей. На одной из них, снятой с крыши, виден угол двухэтажного особняка (№ 11) по другую сторону Неопалимовского, построенного в 1810-е годы. Этот дом сохранился до наших дней. За время своего существования он сменил несколько владельцев, но в истории остался только один из них, известный московский спирит Николай Львов. На одном из спиритических сеансов в его доме присутствовал Лев Толстой. В дневнике еще одного участника того сеанса, Н. В. Давыдова, сохранилась запись: «Сеанс не удался; мы сели, как оно полагается, за круглый стол, в темной комнате, медиум задремал, и тут начались стуки в стол и появились было фосфорические огоньки, но очень скоро всякие явления прекратились; Самарин (имеется в виду Петр Федорович Самарин, брат известного славянофила. - М. Б.), ловя в темноте огоньки, столкнулся с чьей-то рукой, а вскоре медиум проснулся, и дело этим и ограничилось… На другой день после сеанса Лев Николаевич подтвердил мне свое мнение о том, что в спиритизме все или самообман, которому подвергаются и медиум и участники сеанса, или просто обман, творимый профессионалами». Сам Толстой в результате своего неудачного спиритического опыта написал комедию «Плоды просвещения» - ее герои Звездинцев и Сахатов списаны с Львова и Самарина. Любопытно, что в советские времена в этом особняке работал Совет по делам религий при Совете министров СССР.

Два следующих дома числятся под одним номером - 13. Первый из них так же, как и дом Львова, был построен в 1810-е годы: скромный оштукатуренный деревянный особнячок с мезонином. В самом начале XX века в нем квартировал полузабытый сегодня художник Виктор Батурин (пик его славы пришелся на 1910-е годы). Несколько лет назад дом снесли, сохранив только одну фасадную стену. В новостройке, пристроенной к этой стене, сегодня находится банк. Соседний бесцветный дом в три этажа - образец застройки середины XIX века. Некогда он принадлежал Московскому городскому кредитному обществу.

Далее - доходный дом Головлева (№ 15), построенный в 1913 году по проекту арх. Ф. Н. Кольбе. В 1920-е годы в этом здании размещалось студенческое общежитие МГУ. Впрочем, оно занимало только часть здания, были здесь и обычные квартиры. В одной из них почти двадцать лет прожил легендарный генерал Карбышев.