Слава Богу, где-то к середине 90-х я вернулся к своим занятиям и больше от них не отступал. И тут, уже в наше время, снова возникло противоречие. В последнее время сложился и сформировался нормальный рынок - есть спрос, есть кому сделать предложение. Но что это за спрос?

Если раньше в клиентуре гегемонил высокопоставленный чиновник, желающий поднять свой уровень культуры, то теперь - тоже чиновник, только вор. Человек с принципиально другим мышлением - не богатеющий, чтобы добиться власти, а стремящийся к власти, чтобы нажить состояние. Без уголовного прошлого, но с соответствующим мышлением и вкусом. Рассматривающий покупку редкой старинной книги как инвестицию - а не как не имеющий денежного измерения капитал, который он передаст своим детям, и просящий меня, чтобы энциклопедия Брокгауза и Эфрона «выглядела поновее». Нет, есть и обратные случаи - необыкновенно образованные, удивительного интеллекта молодые люди, добившиеся успеха и закрепляющие его покупкой у меня книг или картин. Но они - исключения.

Вы можете спросить меня, почему я не владелец антикварного магазина или сети букинистических лавок. Тут дело вот в чем. Человек, продавший за двадцать рублей книгу В. Алова, за свое невежество получил прозвище Ганц Кюхельгартен. И он такой был не один - несколько кюхельгартенов, которым в 70-е было все равно, что покупать и кому продавать, в 2000-е оказались в списке Forbes. Другие - в него не попадают. А мне туда просто не надо.

Записал Алексей Крижевский

Интервью с хозяином музыкального магазина

Борис Николаевич Симонов - хозяин магазина «Трансильвания», «легенда эфира» и крупнейший знаток западной рок- и поп-музыки. В восьмидесятые годы он был председателем московского клуба филофонистов в ДК Горбунова, в девяностые вел передачу «На графских развалинах» на радио 101, в новом веке стал заведовать лучшей из местных музыкальных лавок, по ощущениям больше похожей на семейный итальянский ресторан, где нет нужды в меню, потому что и так есть все.

- Вы были главным человеком по пластинкам на Горбушке, как так получилось?

- Был конец 87 года, я сидел дома в дутой куртке, нянчил второго ребенка и думал, что п… ц мне полный, как и всем остальным.

- А что случилось в 87 году?

- К тому времени винил как таковой перестал быть престижным. И соответственно продаваемым. Все стали смотреть кино. С 81 по 87 год винил постепенно умирал, компакт-диски в стране еще практически не появились. Они, конечно, были, но разве что у дорогих зубных врачей и успешных адвокатов. К 87 году все старались заняться VHS - тем, что тогда называлось порнографией и триллерами. Как говорили мои кишиневские друзья: я ненавижу фильмы про космонавтов, ковбоев, спортсменов; то есть, те самые триллеры, хорроры, вестерны, а также Брюса Ли и его сына, который сдох, по-моему, там же, где и папа - ни за что, но за деньги. Короче, винил провис и стал забавой для выродков. И тут ребята мне сказали, что есть такое не очень засвеченное место, где продают и меняют пластинки, и за это ничего не происходит. Я надел свою дутую куртку - голубую, но с чернотцой от старости, - и погнал туда. И вижу там столы, где лежат мои собственные пластинки. А я при этом никогда ничего не продавал на улице - и брезговал, и опасался так называемых толкучек.

- А как же тогда торговали?

- Моя ориентация называлась «домосек». По телефону договаривались и на дому разбирались. Все было давно схвачено. А уж на дому я делал все так, как хотел. Примерно как теперь в «Трансильвании»

- Могу себе представить. В «Трансильвании» я, по-моему, ни разу в жизни не сумел отказаться от какой-нибудь вашей рекомендации.

- Самое поразительное, что я никому ничего не продаю, я только покупаю! Я просто поставляю людям то, что считаю нужным. Вот ты ругаешься, что накупил у меня в свое время японской эстрады и теперь не знаешь, чего с ней делать. Но я-то купил ее в десять раз больше! И я так же ей недоволен, как и ты! Но мне было интересно. Я как старый еврейский торговец радостью - все покупаю сначала для себя, а потом уже пытаюсь поделиться. И теряю я больше всего сам.

И вот я прихожу на Горбушку и начинаю шумно комментировать факт наличия пластинок, которые я годами продавал. А у меня к тому времени закончился зуд на почве современности. Последнее, что меня еще как-то интересовало - это Devo, Talking Heads, B 52? s, Visage, первые альбомы. Мне говорят: «Дядя (а это было двадцать лет назад, меня уже тогда воспринимали как старичка, типа), - то что вам нравится - Рэй Коннифф, Том Джонс - это вон в том углу, по дешевочке. Я говорю, пошли на х…, это пластинки мои. Мне говорят: поясните. Я начинаю рассказывать, откуда эти пластинки, и кто их кому в свое время продал.

- А кто там всем заправлял? Игорь Тонких?

- Ни Тонких, ни покойный Саша Ларин, ни Саша Горожанкин никакого отношения к пластинкам не имели. Все трое очень хорошие парни. Они любили музыку, но они были прогрессивными комсомольцами того времени - ну такие, знаешь, горбачевцы. А мотором были Леша «Плюха» Плюснин и Саша Тихов - на них была купля-продажа и объективная оценка винила. Всю Горбушку создали эти пять человек. Они пробили и разрешение на продажу, и место встреч. Но у них стало это немножко пробуксовывать. И вдруг появляюсь я. В своей дутой куртке. И я при этом известен. И вот Тонких ко мне присматривается, Плюха восхищается, а Саня Тихов берет и говорит: «Так. Вот он и будет этим заниматься». Меня берут за шкирку и говорят: Борис Николаевич - впрочем, тогда меня еще называли Боря - вы и будете председателем. Я говорю: «А как же демократия?» Они отвечают: изберем. И избирают. И я лет пять держу эту точку - без рэкета, без проверок, всячески противлюсь продаже одежды, самодельных пиратских VHS. Только компакт-диски и винил. Это были самые счастливые годы в моей жизни - с 87-го по 93-й. Все мои друзья оттуда - это первые и последние мои друзья. Реальные единомышленники.

- В чем конкретно заключалась ваша функция на Горбушке?

- Не пускать рэкетиров, быть в хороших отношениях с правоохранительными органами и пропивать выручку. Что мы и делали. Мое первое впечатление от Горбушки было следующим. Я подошел к молодому человеку и спросил, сколько у него стоит сингл Stray Cats. Он говорит: ну, пару джазовых пластинок. Я отхожу в сторону и интересуюсь у Плюхи, что же это за гадина, которая требует за один сингл два лонгплея? Он говорит: «Это же Жаба! Мы с ним стоим в одной очереди каждый день за детским питанием». Так мы познакомились с Жабой, в миру Константином Гурьяновым, старым новосибирским пианистом. Он мне тут же начинает рассказывать: «Я недавно приехал в Москву из Ленинграда и захотел посрать. Зашел в туалет общий и хочу уже присесть, тут ко мне подходит какой-то человек и, оглядываясь, говорит: давай посремся? И тут я понял, что здесь хорошо. Не потому что здесь собрались какие-то фекаломаны, а потому что люди обладают невероятным чувством юмора и его не скрывают. И это очень важно. Значит, мне как человеку, который уже дважды на тот момент разведен, имеет много детей и никаких долгов, есть место на земле. А какие там были граффити в туалете! „Я сосну у вас, ребятки, а девчонкам вашим пятки“».

- А чем со Stray Cats история кончилась?

- Так и не поменялся! Но дружим до сих пор. Там много народу вертелось. Егор Летов покойный захаживал.

- Ну Егор и из «Трансильвании» не вылезал.

- Да, он много покупал. В Летове было что-то очень хорошее. Он был совершенно не от мира сего - человек ни двадцатого, ни двадцать первого века. Скорее Чернышевский, Белинский, Писарев… Но вот почему же он не купил у меня группу Mugwumps? Я ему экземпляр отложил, до сих пор не продается.