Я, в пику планово-убыточным водочным гешефтам, решил заняться высокотехнологичным бизнесом. Случайно встреченные знакомые рассказали, что у них есть доступ к некоей коммерческой компьютерной сети, где сводятся вместе заявки на покупку и продажу всякой всячины - минеральных удобрений, станков с ЧПУ, сахара-сырца - и поскольку в ночи монитор не занят, я могу попробовать себя в роли маклера. Биржевая площадка находилась в съемной однокомнатной квартире в Коньково: на черном мониторе бежали по вертикали корявые желтые буквы, я пристально всматривался в предложения купить 10 мешков овса или продать 3 вагона цемента, и не мог взять в толк: при чем тут я? По идее, продавцы овса и покупатели цемента должны сами находить друг друга в этой ленте новостей, функцию посредника здесь успешно выполняет электронный мозг, - думал я и шел на кухню пить купленный у метро «Амаретто»: в конце концов, пустая квартира в Коньково с уютно гудящим системным блоком имела очевидные преимущества перед комнатой в общежитии, где змея водочного бизнеса продолжала кусать себя за хвост. Иногда на огонек заходил хозяин монитора - интеллигентный человек в больших очках и лиловом пуховике, большой любитель Талькова. Прослушивание композиций певца-патриота происходило в этих стенах регулярно: с тех пор я могу наизусть с любого места исполнить песню «Господа демократы» или «Если б я был кремлевской стеною» - при том что ни одной сделки, будь то с овсом или станками ЧПУ, мне зафиксировать не удалось. В конце концов, хозяева переключились на еще более технологичное ноу-хау - продажу плоских пластиковых электрообогревателей, которыми можно обшивать холодные дачные стены, и монитор был выкинут за ненадобностью, а вместе с ним и я.

Однокурсники, занимавшиеся турфирмой, уже гоняли грузовые рейсы в Китай. Однокурсники, занимавшиеся водкой, переключились на обмен валюты. Абстрактная реклама «Менатепа» или «Микродина» сменилась ролевыми играми, раскрывавшими новые грани бизнеса: оказывается, делать деньги можно, ничего не делая. Мы сидим, а денежки идут. Куплю жене сапоги. Ну, вот мы и в «Хопре». Я понял: будущее за медийным бизнесом. База медийной компании, куда я попал по чистой случайности, находилась в съемной двухкомнатной квартире в Тушино. Там выпускалась рекламная газета, у которой был единственный рекламодатель (он же инвестор и акционер) - компания, торговавшая бытовой техникой. В попытках соблазнить читателей недорогими пластиковыми чайниками, газету пытались насытить ярким запоминающимся контентом - мне, например, был заказан репортаж о «Лавке смешных ужасов», где продавались конфеты с запахом говна и сувенир «Зубы тещи» в виде громко клацающей механической челюсти, - кажется, именно в этом помещении на Большой Никитской сейчас находится Лавка студии Артемия Лебедева, что еще раз наводит на мысль об иллюзорности всех перемен.

Тем не менее, бизнес шел по нарастающей: появились новые клиенты, завязалась история с рекламой в метро, как-то незаметно выросло полноценное рекламное агентство, мне было поручено заниматься пиаром в прессе. Эта тонкая сфера интересовала единственного клиента и с единственной целью - акционерное общество «Гермес Финанс» пыталось убедить все еще сомневающихся сограждан в том, как просто делать деньги из ничего. У АО было несколько козырей - во-первых, слово «гермес», вызывавшее ассоциации со знакомым еще по перестроечным «Огонькам» тюменским биржевиком Неверовым (в то время людей, которых воспевал перестроечный «Огонек», по инерции уважали). Во-вторых, пластиковые акции, которые полагалось обналичивать через банкомат - этот агрегат был еще в диковину, и фирменный, почти голливудский способ получения дивидендов внушал согражданам уверенность: уж здесь-то не нае… ут.

Мои функции в сфере пиар-обслуживания были просты: я развозил по редакциям конверты с деньгами. Гермесовское начальство решило не жалеть патронов: от каждого уважаемого печатного органа требовалось три публикации подряд, за каждую журналисту платили по утвержденной таксе. Если честный труженик пера отправлял горе-пиарщика в рекламный отдел - «Гермес» оплачивал рекламные площади, а сверх того все равно выдавал журналисту конверт. Отказались от конвертов лишь в двух редакциях - то были «Московские новости» и «Сегодня»; к сожалению, честность не помогла выжить в новой реальности ни тем, ни другим. Впрочем, тех, кто брал конверты, я тоже не осуждаю - то были святые люди, еще из советских редакций; возможно, им просто казалось, что теперь деньги, которые недавно обрели свойство исчезать, будут зарабатываться именно таким образом. Впоследствии мне объясняли, что единственным идиотом в этой истории был я: нормальный пиарщик выудил бы из конвертов как минимум половину, а еще лучше присвоил бы все - и развел бы журналистов на интерес, поскольку журналисты, что тогда, что сейчас, все же не до конца верят, что деньги должны зарабатываться именно так.

Через несколько месяцев руководители «Гермес-Финанса» скрылись от правосудия в Праге. В рекламных блоках на ТВ появились стиральные порошки и зубная паста. Мои однокурсники покупали аэропорт «Домодедово», придумывали страховые схемы, позволяющие уйти от налогов, приобретали хлебокомбинаты, налаживали фармацевтическое производство в Китае. Каждому в конце концов воздалось по вере его: если процесс исчезновения денег в никуда знаком всякому, то чудо их появления из ниоткуда - лишь тем, кто настроил свое сознание на нужную волну, превратил его в экселевскую таблицу, где непрерывно ведется учет дебета-кредита; чтобы обладать деньгами, нужно их доставать, добывать, рыскать по городу в поисках.

Недавно мне рассказали про знакомого, который в 99-м, на самом дне предыдущего кризиса, купил на приличную сумму акций «Сбербанка»; с тех пор они подорожали в 250 раз, надеюсь, знакомый успел выйти в кэш. Но что толку завидовать, если в 99-м он думал об акциях «Сбербанка» - а я в лучшем случае о новой пластинке «Мумий Тролля»?

Автор - редакционный директор журнала «Афиша».

Моя торговля

У меня в жизни был один интересный период. В этот период мой стандартный рабочий день выглядел так. Я вставал часов в пять утра, брал две большие пустые сумки - черную спортивную, через плечо, и красно-синюю «челночную», с ручками, ехал на чайный склад, расположенный у метро «Сухаревская», там наполнял свои сумки картонными пачками и жестяными банками с чаем и ехал этот чай продавать. Торговля обычно производилась мной в отдаленных подмосковных городах и городках (ближнее Подмосковье, не говоря уже о Москве, было оккупировано торговцами, пришедшими в этот бизнес раньше). Процесс заключался в методичном обходе тамошних контор и редких уцелевших предприятий (дело было в середине 90-х) и озвучивании коммерческого предложения. Здравствуйте, чай цейлонский, индийский, китайский, черный, зеленый, очень хороший чай, в магазинах такой не продается, элитные сорта, недорого. Примерно каждое третье предложение встречало благосклонную реакцию - чай, какой у вас чай, ну-ка, давайте, вот тут ставьте, вот тут на столе, это что, зеленый, почем он у вас, и так далее, и обычно эти «презентации» заканчивались некоторым количеством продаж. Потом я возвращался в Москву, сдавал на складе нераспроданный товар (довольно часто возвращать было нечего), отчитывался по накладной и привозил домой примерно сто двадцать - сто пятьдесят тогдашних тысяч тогдашних рублей. Это было примерно двадцать пять - тридцать тогдашних долларов.

Стоит ли говорить, что раньше мне и в кошмарном сне не могло присниться, что я буду бродячим торговцем-офеней, мешочником, впаривателем товара населению. А вот, поди ж ты, пришлось. Сработало правило не зарекаться от сумы - в данном случае не от нищенской сумы, а от спортивной черной сумки, наполненной пачками чая, правда, обе эти сумы - дальние родственницы. Все было очень банально: информационное агентство, в котором я работал, закрылось, поиски работы затянулись, в семье стало элементарно нечего есть, здравствуй, сума, зря я от тебя зарекался.