- Чего ты, б… ь, привязалась? Тебе помыться, что ли, негде?

- Ну, ты дура совсем. У меня смеситель японский!

Чуть позже главной темой разговоров становится великое судилище (судятся люди, судится жизнь) - и беседа приобретает вкус, живость, интерес.

- А ты в окно смотри, все повеселее, - советует семейная пожилая дама одинокой пожилой даме.

- Я смотрю. Все вокруг ремонты делают, выносят коробками. Прям не стесняются перед людьми свои вещи выворачивать. Соседи палас вынесли - ну такой загаженный! Как же они с ним жили? И ведь не с пола сняли. Со стены.

- А откуда знаешь, что со стены?

- Знаю. Там такой темный квадрат от чеканки. Чеканка у них на ковре висела, я видела.

А от главного столика доносится чистый голос самой Авторитетной Продавщицы - она разговаривает со своей подругой. И уже приступила к судилищу.

- Она насквозь фальшивая, лживая вся. Напоказ живет. Поехала в марте с дочкой в Египет - триста долларов путевка на двоих. Там разве за триста долларов нагуляешься? Лучше уж дома сидеть, не позориться. Самолет без мест у них был - кто первый влез, тот и сел. Они на обратном пути сидели на полу в самолете. От гостиницы ходили до моря три километра. Все в пыли на обед приходили. Это мне дочка ее рассказала. А она - ничего не рассказывает. У нее все прекрасно. Сует под нос фотографии, такая с понтом под зонтом - «мы с дочей под пальмой», «я в купальнике возле бассейна».

- Загорели?

- На солнце-то, конечно, солнце-то некупленное.

- Ну, это ж главное. Что с собой привез, то и твое.

- Да я ничего не говорю. Врать не надо, вот что я говорю. Или купила себе шубейку из хомячьих жопок. Смотреть не на что - одни нитки. Из хвостиков и жопок шуба, кусочки такусенькие, даже не лапки. А на мамином безднике к богатой братиной родне приставала: «Вы, мол-де, не подскажете, как летом за натуральными шубами ухаживать? Боюсь, мою шубу моль поест!» Тьфу! Я ей говорю: мажь свою шубу вазелином! Ты что, не знаешь, как за жопами надо ухаживать? А вообще-то нитки не портятся, не расстраивайся. А она мне что?

- Что?

- Ты, говорит, Тамара, пьешь, потому у тебя ничего и нету. А чего у меня нету? В квартире чистота, всегда обед с супом. Одета хорошо, дочь одеваю хорошо.

- А она сама-то выпивает?

- Нету. Не пьет. У нее родители пили, так она гнилая насквозь. Короче, меня аж трясти начало. Я говорю: у меня побольше твоего есть, у меня друзья-подруги есть, а тебе обновку показать иной раз некому. Зачем она нужна тогда - если не для кого? Веришь, зимой у нее напарница заболела (они в смену уборщицами на Госзнаке работают), ей и поговорить больше не с кем! А похвалиться-то охота. Так она по соседям ходила. Звонит в дверь, ей открывают. А она врет: «Газом, - говорит, - что ли, в подъезде пахнет? Вам газом не пахнет?» И крутится перед дверью в этой шубе своей.

- Да, друзья - это главное.

- На людях жить надо, вот что. Вот мы постояли, мне и хорошо.

- А где та подружка твоя, веселая такая? Как она, помнишь, пела: «Та-та-та, ыыыыыыыыы… Да-да… ыыыыыыыыы, хоп-хирьеп, динь-динь, и там еще блин-блин-блин». Я аж плакала, прям аэропорт Тушино потек. Как хорошо пела!

- Отпела она свое-то. Зашилась она.

- Ох ты! Был друг, да и пропал. А чего?

- Да вот сынишка у нее как раз пропал. У нее сынишка же маленький. Полгода ему было тогда, сейчас, значит, год. Полгода назад она пошла с ним гулять и с девчонками за гаражами выпили они. Самое большее часа три простояли. Начали, еще утро было, и вроде постояли так нормально, выпили, и все. А потом она просыпается, темно за окном. Смотрит - она дома, в кровати, а ребенка-то и нет. Ни коляски, ни ребенка.

- А муж?

- Часов семь было вечера. Муж еще с работы не пришел. Она на улицу, бегает, плачет. А там мороз, темно, все с работы возвращаются. А в милицию идти страшно, такой выхлоп у нее.

Позвонила матери, плачет: «Мама, я Ваню потеряла!» А мама ей говорит: «Вот скажи мне сейчас, что зашьешься, дура сраная, а то чует мое сердце - никогда больше сына не увидишь. Так и знай: материнское сердце - вещун. Зачем, - говорит, - я тебя только рожала, пять килограммов ты была, всю меня наизнанку вывернула, лучше б я вместо тебя пять литровок водки родила, все равно в тебе кроме водки ничего нет. Мы б с отцом те литровки давно бы выпили, и забыли бы, а так уже тридцать лет ты нам нервы рвешь».

Ну, она орет, конечно, в ответ: «Зашьюсь, зашьюсь!»

Слушай, а я только сейчас сообразила - ребенок же три с половиной весит обычный, ну ребенок, когда рожаешь, - значит, мы что, по семь поллитровок в себе таскаем? Без стекла? Не, мужикам это не понять…

- Да погоди ты, что с мальчиком-то? Нашли?

- Он же у матери ее был. Мать-то в полдень где-то звонила ей по телефону. Слышит, что она на улице и уже никакая. Мяучит чего-то. Тогда мать-то приехала и внука увезла. А она уже дома была к ее приезду, спала уже. До квартиры, ничего не скажу, сама дошла. А как и чего - не помнила, конечно. А так она очень хорошая, и Ваню своего очень любит. И муж у нее почти непьющий. И семья хорошая. Машина у них с мужем, ремонт. Вот она полгода уже не пьет.

- И чего делает?

- Чего делает? Живет. В лес они ходят, я видела.

- Сколько сил у нее, наверное, новых.

- Вот тут ты, подруга, не права. Когда бросаешь пить - силы уходят. Им же неоткуда приходить. Пока из пряников энергию нажжешь - зае… ся. А тут от одного стакана прям выхлоп из жопы. Прям летишь.

Возле стола появляется Сивая Лена, уважительно говорит Авторитетной Продавщице:

- Извиняюсь, что не попрощалась.

- Так ты ж здесь. Чего тебе прощаться?

- Я ссать уходила.

- А…

Авторитетная Продавщица смотрит на Лену с доброжелательным интересом: не будет ли сегодня скандала, зрелища? Но Лена отворачивается и бредет к своему заборчику.

- Так мы что говорили-то?

- Про бросить пить.

- А ты слышала про женщину из Подольска? Мне рассказывали - ей приснилось какое-то слово, одно слово. И она на следующий день ни капельки не смогла ничего выпить. Организм не принимает, изо рта выливается. В газете писали, что она вспомнить это слово не может, а если вспомнит, то всю Россию спасет.

Подруга Авторитетной Продавщицы вздыхает:

- А что это может быть за слово? Разве что - «пи… ец».

- Нет, она говорит - слово хорошее.

А сейчас декорации другие - самое обычное московское заведение. Как сказали бы наши герои - «кормушечко». Относительное уединение. Обычный счет - в тысячу, самое большее в тысячу двести рублей на человека. Это если - с водкой. За столом - старинные, школьные еще друзья - Серега и Бор, Инна, жена Бора, и безымянная девушка, подруга Сереги. Все члены компании принадлежат к одному кругу - офисной интеллигенции.

Серега: О, потолстел!

Бор: Поправился. Лицо поправилось.

Серега: Бароны стареют, бароны тучнеют…

- Постарел. Пока ехали, два раза нас какой-то чмонстр из 34-го региона подрезал. Так что ты думаешь, даже не подумал догнать его или там отомстить.

- Медом им здесь намазано? И так уже ползаем по центру, как насекомые.

Голоса мешаются, слышен ровный праздничный гул начинающегося застолья, выкрики бражников, предвкушающих удовольствие.

- О, кушаньки подано!

- Кто первый тост?

- Да ладно тебе…

- Мы не якуты, что бы пить молча!

Девичий недовольный голос: Девушка, я просила половинку супа…

Кто- то из друзей кричит: Молодости хочется! Жизни! Давайте пьянку устроим! Затопим по-черному!

Инна, супруга Бора: Охолонись, дружок!

Бор: Серега, я хочу самку человека!

Слышны шлепки, натянутый дамский смех:

- А я тебе кто?

- Ты самка сверхчеловека!

Серега: Что поделать, если я больше всего на свете люблю бухать и пи… деть. Вот отними у меня это - что от меня останется?

Бор: А вот скажи, если бы так случилось, что нам бы не на что было пивка выпить, вискарика, водочки там - ты бы технический спирт пил?