Мухин делает паузу, потом грустно говорит:

- Не завидую я судьбе этих двойников. И пальцы не нарастишь, и вообще - куда их девать? Я думаю, всем им пришлось умереть. Жалко.

Из- за Ельцина и его двойника, кстати, Мухин рассорился с Александром Прохановым, который в 2000 году обрадовался приходу к власти Владимира Путина.

- Не понимаю я его, - возмущается редактор «Дуэли». - Как можно радоваться Путину, когда знаешь, что его назначил двойник?!

Зарплата, которую Мухин платит сам себе в «Дуэли» - семь тысяч рублей. Столько же получает заместитель, чуть меньше - ответсек. Гонораров авторы тоже не получают. «Дуэль» - бедная газета.

- Когда я был выше ростом и богаче, я платил гонорары. Сейчас - не получается, зато мы вышли на самоокупаемость, деньги с продаж покрывают типографские расходы. Конечно, хотелось бы людям платить, но вообще ничего страшного - если кого-то повыкидывали отовсюду, он, если это стоящий автор, всегда знает, что Мухин-то уж точно его напечатает. И получается смешно - за гонорары люди часто халтурят, а мне приносят самые лучшие свои вещи, потому что именно их нельзя нигде опубликовать! Я всем говорю - вначале попробуйте напечататься там, где платят, а потом несите мне. Сам живу на гонорары от книг. Это не очень большие деньги, но я давно понял, что мне нужно дожить свою жизнь так, чтобы не было стыдно. Ценности для меня деньги не представляют - что мне было нужно, я давно купил, а без остального обойдусь, правда дороже. Армия моя - это ведь тоже ради правды, а не ради чего-то там.

Армия - это возглавляемая Мухиным политическая группировка «Армия воли народа». Он создал ее в конце девяностых, чтобы добиться проведения референдума по написанному им же законопроекту «Об ответственности власти». Подготовка к референдуму идет уже много лет, пока - безрезультатно, но Мухин уверен в своем будущем успехе.

- Армия - это потому, что мы вне политики, мы не хотим прийти к власти, и в наши ряды мы берем всех вне зависимости от взглядов. На первом собрании, когда я предложил это название, все почему-то испугались - как это, армия, это что же, воевать придется? Кто-то предложил назваться общественным объединением. И тут одна женщина встала и говорит: «Что же это вы за мужчины, если боитесь слова „армия“»? Всем стало стыдно, и мою идею приняли.

Мухин сам понимает, что пока его армия не очень влиятельна, «зато когда нас будет пятьдесят тысяч, тогда нам будет трудно помешать». Я спрашиваю, чем будет заниматься эта армия, если ей вдруг удастся провести референдум. Мухин удивляется:

- Разве можно о чем-то думать, когда не можешь достигнуть первой намеченной цели? Проведем референдум, а потом решим, что делать дальше. Я еще на производстве понял - больше всего на свете все любят заниматься не своим делом. Самые большие бездельники всегда активнее всего вмешиваются в дела тех, кто по-настоящему работает. Придешь к такому начальнику цеха, спросишь его о чем-нибудь конкретном, а он в ответ начинает смежников материть. Я же не такой.

В книге Мухина «Убийство Сталина и Берии», помимо собственно рассуждений о причинах смерти одного и расстрела другого, есть глава о людях, которым Сталин и Берия «здорово по жизни мешали». В какой-то момент автор делает оговорку: «я называю таких людей жидами», и дальше активно оперирует этим термином - «жиды убили Сталина», «жиды убили Берию».

- Что, тебя тоже это напрягло? - улыбается Мухин и рассказывает про своего друга-еврея, который прочитал книгу, а потом пришел к автору и сказал: «Мне эти твои „жиды“ - как серпом по яйцам», но потом подумал и согласился, что не существует более адекватного слова для обозначения всех, вне зависимости от этнической принадлежности, негодяев.

- Но у меня сейчас вышло второе издание, «Убийцы Сталина», оно рассчитано на перевод на всякие иностранные языки - уже есть договоренности, - и поэтому всех «жидов» я оттуда убрал, чтоб не пугать читателей.

Умеет человек рационально мыслить.

Любовь и огороды Елабужского интерната

«Мой доктор!

Я вас люблю, и вы это знаете. Извините, я вчера так расчувствовалась, вы такой внимательный и чуткий.

Я вас обманывала. У меня нет детей. Я не могу отдаться мужчине без свадьбы. Я очень хочу свадьбу, но в загс я не хочу. Думаю, после свадьбы у меня получится оргазм, а подписывают финансовые и другие обязательства пусть те, кто ищет корысть. Только вот я очень хочу обручальное кольцо и скрывать то, что не расписывались в загсе, а то простой народ меня не поймет…»

Доктор А. привык. Каждое утро она встречает его у входа, молча кладет письмо в карман пальто и убегает. Маленькая, стриженая, почти невесомая.

Иногда у нее случаются стихи:

В письмах нет ошибок: она образованная девушка, до двадцати лет была студенткой гуманитарного вуза. Единственная девичья влюбленность, одна-но-пламенная-страсть - доктор думает, что платоническая, - завершилась суицидальным полетом с восьмого этажа; руки, ноги, позвоночник в порядке, но от травмы головы она так и не оправилась, - и восьмой год живет в скорбном доме. Скоро тридцать, совершенное одиночество, родные уехали в другой регион, впрочем, иногда звонят. Никто не навещает. Она кротко живет, тихо улыбается в пододеяльник, ждет утреннего доктора.

- У нее острая потребность любить. Главная потребность.

Доктор рассказывает, что мужчинам более свойственна мегаломания, бред величия; женщинам - любовный бред. «Эротический?» - «Чаще романтический». Прошу разрешения процитировать фрагмент письма - доктор долго сомневается, вздыхает. Не совсем этично, говорит. Совсем неэтично, горячо соглашаюсь я, но, по-моему, это человеческий документ большого трепета и высокой нежности, он исключает насмешку и вызывает лишь почтение, - да и кто из нас адекватен в любви, кто разумен?

- Да, - говорит он. - Пожалуй.

Это Елабуга: монахини пекут жаворонков, мулла кричит с минарета, студенты читают стихи в Библиотеке Серебряного века, приблудные цветаевки целуют стену дома Бродельщиковых. В сумерках, сквозь теплую метель, по интернатскому двору бредут медленные сосредоточенные парочки. Они крепко держатся за руки. Самое время сходить с ума от любви - и самое место.

Плотность истории в Елабуге такова, что о чем бы ни говорили - о мигрени, ценах, погодах, модах, вкусе камской рыбы, воспитании детей, - непременно проваливаешься в предание и сюжет. Каждый метр мостовой освещен чьим-то величием, к каждому дому в центре приложимы легенда, имя. Показывают, например, пышный, прямо-таки гамбсовский стул: «Здесь мог сидеть великий поэт Пастернак Борис Леонидович. В Елабуге решилась его судьба - получил белый билет. А погибни он на фронте?» Или объясняют дорогу: «Повернете налево, там, кстати, дом, где Менделеев изобрел бездымный порох». Любезно встречать, показывать и рассказывать, гордиться, подробничать, проводить параллели - специфический елабужский стиль. Город, желающий быть интересным, поставил на открытость и детальность - при этом, разумеется, оставшись себе на уме. Тот же стиль практикуют и в Елабужском психоневрологическом интернате - этот Ватикан для психохроников, расположенный почти в центре, - такая же органическая часть города, как Спасский собор или дом кавалерист-девицы Дуровой.