Катрин поняла, что не переживет этого, и приняла решение. Она скатилась по лестнице и побежала к хлеву аббатства, где еще раньше заметила маленькую дверь, которая, как она надеялась, не охранялась людьми Эрменгарды, караулившими ее.

Дверь, которую она нашла почти на ощупь, не охранялась, но была закрыта. Катрин начала изо всех сил тянуть железный засов, и он поддался. Сейчас она выйдет и побежит к Гарену, кинется к его ногам и постарается усмирить его.

Но в этот момент чья-то рука протянулась из тени и голос монаха произнес:

– Из аббатства запрещено выходить кому бы то ни было. Это приказ господина аббата!

– Умоляю вас, выпустите меня! – в отчаянии твердила Катрин. – Я должна пойти к этим людям. Они ищут меня. Как только я выйду, деревня будет спасена!

Но монах мягко покачал головой:

– Все, что делает наш аббат, сестра моя, правильно! Промысел Господень неведом, пойдемте со мной…

В этот момент из церкви выбежала взволнованная Эрменгарда. Увидев Катрин, она бросилась к ней.

– Я остановил ее в тот момент, когда она собиралась выйти через хлев, – спокойно сказал маленький монах. – Но аббат запретил выходить кому бы то ни было. Вот я и веду ее назад. Могу я доверить ее вам?

– Можете, святой отец, можете! Гарантирую вам, что от меня она не сбежит.

Эрменгарда была в ярости. Не слушая объяснений Катрин, она поволокла ее к дому для гостей и заперла в комнате.

– Так мне будет спокойнее. Вы останетесь тут!

Без сил Катрин упала на кровать и зарыдала.

А ночь подходила к концу!

Когда занялся день, они вышли из дома и не узнали мирного аббатства. На стенах монахи несли караул, другие собирали камни, а посреди всего этого, заложив руки за спину, как генерал, осматривающий перед боем свои позиции, прогуливался аббат.

Увидев женщин, он направился прямо к ним.

– Вы должны вернуться в церковь, – сказал он. – Там вам будет безопаснее. Я должен подняться на стену и посмотреть, что они готовят.

– Я пойду с вами! – закричала Катрин. – Не время мне прятаться, и, если вы не хотите, чтобы я сдалась, обещайте, по крайней мере, что я смогу попробовать поговорить с мужем! Может быть, я заставляю его переменить решение.

Жан де Блези со скептической улыбкой покачал головой:

– Я в этом сомневаюсь. Если бы дело было только в нем… но я знаю Заику. Он и его люди точат зубы на богатство аббатства. У них теперь есть хороший повод, который им в принципе и не нужен. Вы только рискуете быть убитой стрелой.

– Но я все-таки хочу попробовать.

– Ну что же, пойдемте…

Как и накануне, все трое – Эрменгарда не хотела покидать Катрин, а Сара помогала брату-аптекарю готовить все для перевязок – поднялись на стену к бойнице и посмотрели вниз на деревню, откуда доносились звяканье оружия и проклятия.

Восходящее красное солнце осветило приготовления бандитов Заики. Они уже закончили свою адскую ночную работу: все двери были заколочены и наполовину завалены соломой. Несколько бандитов стояли с факелами в руках в недвусмысленных позах. Гарен и его подручный уже были в седле. Они медленно направились к закрытым воротам. На Главном казначее поверх одежды были надеты кольчуга и латы, и трудно сказать, кто из них двоих выглядел более мрачно и угрожающе. Он поднял голову, увидел аббата и улыбнулся.

– Ну что, господин аббат? Каков ваш ответ? – спокойно спросил он. – Ты отдашь мне мою жену или ты предпочитаешь драться? Как видишь, мы сделали кое-что полезное!

Жан де Блези собирался уже ответить Гарену, но его опередила Катрин. Она встала перед аббатом и воскликнула:

– Ради всего святого, Гарен! Прекратите эту жестокую игру! Вам еще не надоело лить кровь? Почему невинные люди должны гибнуть из-за наших ссор? Неужели вы не чувствуете, как все это отвратительно и несправедливо?

– А я уже начал спрашивать себя, – насмешливо ответил Гарен, – долго ли еще вы будете прятаться? Если кто-то и достоин порицания, то это не я, а вы. Я ваш муж, вы должны следовать за мной, а не бежать от меня…

– Вы прекрасно знаете, почему я так поступаю: я должна спасти свою жизнь и жизнь моего ребенка, свою свободу. Если бы вы не были так жестоки, я никогда бы так не поступила… Но все еще можно поправить. Я ничего не прошу для себя. Но дайте мне слово, что, если я последую за вами, вы не тронете ни деревню, ни монастырь.

Прежде чем Гарен успел ответить, Заика опередил его.

– Выйдите, – издевательским тоном бросил он, – а потом мы посмотрим… Я не люблю, чтобы меня беспокоили по пустякам…

Аббат властным жестом отстранил Катрин.

– Вы понапрасну тратите время и силы, – сказал он. – Они хотят напасть на нас, и вы погибнете, не сумев спасти ни одного человека. Разве вы этого еще не поняли?

В отчаянии Катрин повернулась к Эрменгарде и увидела, что графиня широко улыбается. Казалось, она не замечала того, что разворачивалось на ее глазах. Подняв в восхищении голову, она вслушивалась…

– О, Эрменгарда, – укорила ее Катрин, – как вы можете улыбаться, когда сейчас начнут гибнуть люди?

– Слушайте, – ответила графиня. – Неужели вы ничего не слышите?

Инстинктивно Катрин напрягла слух. Глухой гул, еще далекий, разносился по равнине. Нужен был тонкий слух, чтобы его различить, но Катрин отчетливо уловила его.

– Я ничего не слышу, – вполголоса сказал аббат.

– Но я-то слышу! Выиграйте время, кузен, торгуйтесь как можно дольше!

Не стараясь даже понять, аббат подчинился. Приблизившись к бойнице, он начал увещевать бандитов, прося их не трогать деревню и пристанище Господа. Но они слушали его уже с нетерпением, и Катрин поняла, что ему не удастся долго удерживать словами людей, жаждущих крови и грабежа.

Снизу донесся бешеный голос Заики:

– Хватит рассуждать! Мы не на службе! Вы не хотите отпустить девку, ну что же, мы нападем на вас!

Катрин закричала от ужаса, увидев, как один из факелов упал в кучу соломы, которая тут же вспыхнула, но ее крик был перекрыт другим – криком торжества, который испустила Эрменгарда.

– Посмотрите! – воскликнула она, вытянув руку в направлении дороги на Дижон. – Мы спасены!

На ее крик обернулись все, даже бандиты. Перевалив через хребет, большой отряд вооруженных людей направлялся к Сен-Сену. Солнце блестело на доспехах и шлемах, мечах и пиках. Во главе ехал всадник с белым плюмажем, и Катрин, у которой от радости подгибались ноги, узнала цвета на флажке его копья.

– Жак!.. Жак де Руссе!.. И с ним охрана герцога!..

– Они слишком долго собирались, – проворчала Эрменгарда за ее спиной. – Хорошо, что я показала этому храбрецу письмо аббата! У меня было предчувствие, что дело будет серьезное…

Теперь, избавившись от страха и отчаяния, они могли спокойно наблюдать со стены за ходом боя. Нужно было отдать должное Заике – это был храбрый человек. Он даже не подумал броситься наутек, когда увидел подмогу, идущую к его врагам. Его люди развернулись и бросились в бой. Катрин увидела, что Гарен тоже вытащил меч, и не смогла удержаться от крика:

– Не вступайте в бой, Гарен! Если вы обнажите меч против стражи его светлости, вы пропали!

Она сама не понимала, какое тайное чувство жалости заставляет ее беспокоиться о судьбе того, кто хотел ее уничтожить. Но жалость эта пропала впустую. Гарен лишь презрительно пожал плечами и поскакал навстречу приближающемуся противнику, а за ним поскакало все его войско.

Бой был ожесточенным, но коротким. Численное превосходство Руссе было подавляющим. Несмотря на чудеса храбрости, проявленные бандитами, бившимися не на жизнь, а на смерть, они пали один за другим под ударами людей герцога. Обитатели аббатства стали свидетелями ожесточенной дуэли Заики с Жаком де Руссе. В это же время Гарен бился с всадником, вооруженным, как и все остальные солдаты, но сражавшимся без каски. Катрин с радостью узнала в нем Ландри…

Через полчаса все было кончено. Руссе ранил своего противника, который скатился на землю и был без промедления вздернут на дереве. Через несколько минут под натиском обступивших его солдат Гарен сдался…