В ответ разбойник разразился оскорбительным смехом.
– Ты понапрасну тратишь свою жалость, монах. Это два колдуна, почитатели дьявола, к тому же они предатели! Они заслуживают только костра!
Гарену надоел этот спор, и он закричал, привстав на стременах:
– Довольно болтать, господин аббат! Я пришел требовать у тебя мою жену Катрин де Бразен, которая прячется в твоем аббатстве. Отдай ее мне, и мы пойдем своей дорогой. Я даже обещаю тебе убить сразу и без страданий этих двух несчастных, которые прятали ее до сих пор.
– Без страданий? – презрительно и высокомерно спросил аббат. – Уж не потерял ли ты разум, Главный казначей Бургундии? Ты думаешь, что твой господин простит тебе, что ты связался с этим бандитом? По какому праву ты говоришь со мной тоном хозяина? Или ты забыл, насколько я знатнее тебя? Я слуга Господа, поэтому иди своей дорогой. Твоя жена, полумертвая от усталости, чуть не погубленная тобой, пришла сюда просить убежища, на что имеет право любой несчастный, приходящий на порог аббатства. И я дал ей убежище. Она уйдет отсюда только по доброй воле.
Несмотря на ужас, в который ее повергла жестокая судьба Жерве и Пакретты, Катрин не могла не восхищаться гордой выдержкой аббата. Его тонкий высокий силуэт вырисовывался на красном фоне ночи, освещенной факелами. Он стоял над краем пропасти, из глубины которой выступали искаженные ненавистью лица Гарена, Заики и его людей, которые были похожи на демонов, исторгнутых адом. Аббат был похож на темного ангела чистилища, простирающего свои черные крылья, чтобы отвергнуть или принять приходящих к нему.
– Я – воскресение и жизнь! – прошептала Сара в смятении, и Катрин поняла, что ее верная подруга испытывает то же, что и она сама. А на лице Эрменгарды читались радость и гордость. Она гордилась аббатом. В нем говорила порода – без гнева, но и не без высокомерия.
– Слушай меня внимательно, Жан де Блези! – воскликнул Гарен голосом, сорвавшимся на фальцет и дрожавшим от ярости. – Я даю тебе время до рассвета. Мы останемся здесь и не причиним никакого зла деревне, если… ты будешь вести себя разумно, но только до рассвета. Когда наступит день, ты или откроешь нам ворота, чтобы мы могли забрать мою жену, или же мы сожжем все и возьмем аббатство приступом.
И тут не выдержала Эрменгарда. Она выскочила вперед, и ее лицо в отблесках пламени показалось диким и высокомерным.
– Сожжешь деревню, пойдешь на приступ аббатства? А что же тогда спасет тебя от гнева Филиппа Бургундского, Гарен де Бразен? Неужели ты думаешь, что уцелеет твой дом, твой замок, твои земли и твоя проклятая голова? Тобой займется палач, если ты посмеешь поднять факел или меч против церковной земли.
Гарен захохотал в ответ.
– Я не сомневался, что вы здесь, госпожа Эрменгарда. Вы стережете любовниц вашего господина, как верный пес. Хорошая роль – матушки-сводницы – для женщины из рода Шатовиллен!
– А какая прекрасная роль для де Бразена – палач! – не давая сбить себя, сказала Эрменгарда. – Но нет, ты не де Бразен! Из мула не сделаешь боевой лошади.
Несмотря на пламя факелов, Катрин увидела, как позеленело лицо Гарена. Страшная судорога исказила его изуродованную щеку. Он хотел выкрикнуть какую-то чудовищную непристойность, но вмешался Заика:
– Хватит спорить! Ты слышал, что сказал тебе Бразен, монах? Или ты отдашь нам его голубку, или твой городок превратится в пепел, а монастырь – в груду камней. И я обещаю тебе, что лично повешу тебя на кресте твоей церкви! Я все сказал. А теперь устроим ночлег.
– Подожди! – оборвал его Жан де Блези. – Я принимаю твой вызов. Завтра на рассвете я скажу тебе, что я решил. Но сейчас я должен кое-что сделать…
Он отошел и сказал что-то на ухо одному из монахов, стоящих рядом с ним, сделал знак Эрменгарде и начал спускаться по лестнице.
– Что он хочет сделать? – спросила Катрин.
Эрменгарда покачала головой и дала понять, что не знает. Потом позвала командира своей охраны с двумя солдатами, каждый из которых держал огромный деревянный лук. По знаку графини они встали к бойницам, натянув тетиву.
– Я догадываюсь, что он хочет сделать, – сказала Эрменгарда, – и принимаю меры предосторожности.
В этот момент у их ног раздалось религиозное пение и послышался скрип открываемой двери. Все были поражены, увидев группу монахов с деревянным крестом, в центре которой в полном облачении шел аббат де Блези. Зрелище было таким величественным, что разбойники спешились, а некоторые даже встали на колени. Только Гарен и Заика остались в седлах, но, казалось, окаменели.
Потрясенная Катрин видела со стены, как Жан де Блези подошел к двум несчастным, бывшим еще недавно мужчиной и женщиной и продолжавшим страдать. Все вокруг стихло, и худая рука аббата перекрестила лица замученных. Он отпустил им грехи и выпрямился. Из-за его спины из тени вышел человек и двумя ударами ножа в сердце прикончил несчастных.
Не глядя на палачей, аббат медленно повернулся и пошел к воротам монастыря, которые медленно закрылись за ним. Лучники Эрменгарды отложили оружие. Полная тишина опустилась над деревней и долиной, погруженной во тьму.
Когда они вернулись в комнату, Катрин рыдала, а по щекам графини катились крупные слезы.
– Если бы хоть один волос упал с головы аббата, – прорычала она, – они был недолго радовались. Одна стрела убила бы Гарена, а вторая – его сообщника!
Катрин провела ночь в тоске и слезах. Она была в ужасе от того, что из-за нее деревня и монастырь подвергались смертельной опасности. В своем отчаянии она готова была тут же сдаться Гарену. Он сильнее, зачем же все эти страдания невинных людей? Она не хотела видеть сожженные дома, она не хотела крови.
Но Эрменгарда караулила ее, понимая, что происходит в душе молодой женщины. Когда Катрин начала умолять отпустить ее, графиня пришла в негодование:
– Моя дорогая, вы теперь просто предлог. Если бы Гарен просто пришел к аббату, Жан не отказал бы ему. Но теперь это исключено.
– Но что же будет? – простонала Катрин.
– Честно говоря, я не знаю. Нужно подождать. Стены монастыря достаточно прочны и могут выдержать осаду… а я не вижу у наших врагов никакого осадного орудия. Значит, в принципе, пока эта дверь закрыта, нам нечего бояться. Проблема в другом – как защитить жителей деревни от ярости этих бестий?..
– Вот видите, я должна выйти к ним!
– Не повторяйте все время одно и то же, – устало сказала Эрменгарда. – Говорю вам, вы останетесь здесь. Даже если мне придется запереть вас. Пусть решает аббат. Вы видели его сейчас в действии. Кроме того, у вас еще будет возможность поторговаться с Гареном, когда рассветет… но только со стены. А до тех пор сидите спокойно, а поскольку вы все равно не заснете, как, впрочем, и я, то лучшее, что мы можем сделать, – это пойти в церковь и помолиться. И вот еще что: ваша выдача ничего бы не изменила – эти люди жаждут крови!
Катрин нечего было возразить, она опустила голову и последовала за Эрменгардой. Пока они шли к большой, еще не достроенной церкви, они могли заметить необычное оживление в аббатстве. Во дворе был разведен большой огонь, готовилось оружие для отражения нападения. Перед лицом опасности в жилах Жана де Блези вскипела кровь его воинственных благородных предков. Если Заика и Гарен придут с огнем и мечом в дом Господа, их встретят тоже огонь и меч. После заутрени Жан де Блези собрал у себя военный совет, чтобы договориться о том, что еще нужно сделать.
В часовне коленопреклоненная Катрин не могла заставить себя говорить с Богом. Глубокий ужас владел ею. Аббатство, конечно, сможет себя защитить, но что будет с несчастными жителями деревни?
Катрин безумно хотелось посмотреть, что делают разбойники. А вдруг они нарушили уговор и уже терзают кого-нибудь из крестьян? Она бросила взгляд на Эрменгарду. Графиня страстно молилась и ничего не видела вокруг себя. Катрин шевельнулась, тихонько вышла из нефа и, быстро перебежав через двор, начала подниматься на стену. То, что она увидела, ужаснуло ее. Гарен и Заика ели и пили, а большая часть шайки забивала досками крест-накрест окна и двери домов жителей деревни, чтобы помешать им выйти. Остальные таскали огромные охапки соломы и укладывали их перед домами. Холодный пот ужаса выступил на всем теле Катрин. Она прекрасно понимала, зачем бандиты это делают: достаточно одного факела, и вся деревня превратится в огромный костер. Жители сгорят заживо со всем своим скарбом.
