— Значит, будете воевать?

— Попытаемся оправдаться. Вот почему нам важно, чтобы вы пока не шуровали во всем этом говне.

— Ага, значит, все же «важно»?!

— Ну, можно сказать.

— А Василиваныч молчать не захотел, вот его и…

— Дима!

Корнев достал сигаретку, щелкнул зажигалкой, задымил. Я тоже закурил — не предложенную штучку из пачки «Давидоффа», а свою «беломоринку». Выпустил дым в сторону Корнева, слишком уж он не любит их запаха.

— Пытаешься подчеркнуть свою независимость? — ухмыльнулся он. — Скорей невоспитанность элементарная проявляется. Ну да ладно. Не на брифинге. Ты в курсе подробностей вчерашнего?

— Нет.

— А статью раненого героя в сегодняшнем номере его газеты читал?

— Не успел. Да и не думал, он ведь ранен…

— Просмотри, — он протянул мне газетку, — может, сомнения какие в нашей виновности появятся. Уточнение: по нашим данным, сие концептуальное исследование криминогенной среды было сдано в номер вчера в семь вечера, через несколько часов после того, как его автор, бультерьер пера и ударник печатной машинки, героически подобрал окровавленной рукой продырявившую ему предплечье пулю. Воспринимай. В редакцию он не приходил, надиктовал по телефону.

Корнев лениво потянулся, подошел к бару, достал бутылочку бананового сока.

— Тебе допинг нужен?

— Нет. Кстати, спасибо за пиво. Теперь мне бы не помешало от него избавиться.

— Ты что, так и не выпил?

— Наоборот, выпил.

— Так сходи, избавься, — хмыкнул Корнев, признав свое интеллектуальное поражение, — Вад покажет…

— Спасибо, я дочитаю.

В целом знакомые перепевы. Но новые нотки в новой песне Василиваныча присутствовали. Некоторые места кто-то выделил желтым карандашиком, я сосредоточил свое внимание именно на них. Хотя сперва мне стало непонятно: почему это у меня должны были появиться «какие-то сомнения» в виновности «Астратура». Подзаголовок просто бросался в глаза: «Арестован телохранитель вице-президента концерна «Астратур»!» Именно: какие сомнения тут могут быть?!

У Игнатенко не было алиби на время убийства Шамиля. Вчера он дал показания в Большом доме, его с миром отпустили, экс-десантника встретили на машине коллеги по концерну, отвезли в некий дом отдыха (ха-ха!). По их версии. А Василиваныч уверенно опознал Игнатенко в стрелявшем в него киллере-неудачнике. Плюс — пули «из одного оружия». Уже к семи вечера Игнатенко взяли на базе отдыха «Астратура» под Зеленогорском.

«Конечно, следствию еще нужно будет разоблачить фальшивое алиби убийцы на службе у частного капитала! Но все прекрасно знают, чего стоят подобные «показания»»… — персонал базы, конечно, свидетельствовал, что Игнатенко появился уже к трем дня.

Вопросы, которые я начал задавать себе утром, после визита в «Хитрый домик», вновь начали извиваться в моей голове. Вот так: "?» Что за глупость — дать показания и пойти убивать мелкого криминального хроникера?! Других людей нет? Земля русская оскудела?! И почему из того же ствола?! Обнищали? И какого беса, в конце-то концов, Корнев не позаботился о создании своему верному телохранителю алиби на то время, в которое убивали Шамиля?! Все эти мелкие неувязочки действительно могли начать возбуждать… как их… сомнения…

В мозгу у меня на мгновение возникла следующая короткометражка: убийца Шамиля, сделав дело, как положено по законам жанра, оставляет на месте ствол, в этот момент появляется какой-то дурачок и подбирает стреляную пушку. И начинает чудить.

Но почему он начал с Василиваныча? И как тот узнал Игнатенко? Почему стреляли в Василиваныча?!

Я на мгновение отвлекся от статьи.

— Я не люблю, как он пишет, но это еще не повод дырявить ему руку…

— Согласен! — лаконично согласился Корнев.

— Хочешь сказать, что это все же не вы?

— Заметь, ты уже сомневаешься.

— А кто же?! Как, почему он так безоговорочно опознал Богдана?!

— А вот это вопрос вопросов. По типу: видел ли Гамлет тень своего отца или попался на инсценировку Горацио?

— Что?! Кхэ-эхм! Забавная версия. Заметь, Горацио — единственный, кто остается в живых, да еще и, похоже, выгоду неслучайную получает. Хочешь сказать, что он был наймитом англичан и должен был изнутри «нагадить как-то в Датском королевстве»?

— Читай лучше публицистику. Будем надеяться, эту тему мы успеем обсудить с тобой и твоим братцем.

Я еще не говорил здесь, что у меня есть брат-близнец Майк, «подающий надежды» поэт с парой почетных грамоток от Кушнера, Кривулина, Жданова и Бунимовича, выгодан-ных им на каком-то московском фестивале? Если и не говорил, то только потому, что не хотел никого загружать не относящимися к делу подробностями. Когда мне порой приходилось иметь дело с бандитами, я пару раз подумывал о том, как забавно было бы разыграть традиционную комедию ошибок с двойниками: написать какую-нибудь пакость, свалить в деревню, а братца, побрив и переодев в мою униформу — черное пальто или красный пиджак, смотря по сезону, — оставить разбираться. Но меня всегда останавливали понятные родственные чувства, а также то соображение, что Майка сразу бы раскусили — возможно, он и неплохой поэт, но стилизатор никудышный, его б в два счета вывели на чистую воду. Большому кораблю, как говорится… и жизнь сразу стала бы гораздо скучнее, а я лишился бы темы для статей: поэт просто споил бы всех бандитов! Это он мог… а вот разговаривать с ними так и не научился. Хотя частенько беседовал с упомянутым Корневым о персонализме, халдейской астрологии и античной литературе.

Следовательно, упомянутый Корнев не мог быть бандитом.

Когда эта мысль пришла мне в голову, я ее поднял.

— Дочитал?

— Сейчас…

Поставил-таки меня на место «новый русский» подстрекатель убийств и теневой экономист! Что? Нет, вы не правы, не все «новые русские» говорят с ощутимым еврейским или кавказским акцентом!

Но последний перл Василиваныча действительно стоило дочитать! В одном месте я даже нашел кое-что про себя, честное слово! Или — про нас с Гарриком:

«… конечно, есть некоторые журналисты… которые работают на грани фола, такие писаки чаще всего находятся на содержании у мафии и таскают с собой «шпалера», слепо подражая своим хозяевам: «Мы тоже крутые!», — кажется, кричат они каждым своим вопросом, каждой публикацией!»

Из дальнейших строк однозначно выходило, что Василиваныч имел в виду не себя. Он и впрямь, в отличие от Гаррика, не таскал с собой ствола… зато и писал, обыкновенно основываясь лишь на официальных сводках пресс-центра ГУВД, тех, что они рассылают во все печатные издания. Обыкновенно… но не в тот раз! Откуда только борзость взялась: «Можно считать уже доказанным, что «Астратур» начал войну за передел сфер влияния. Скорее всего, в результате расследования всплывут подробности и об убийстве более давнем — майском расстреле лидера могущественной «жмеринской» группировки. Напомним, автоматчик так и не был найден… Конечно, киллер носил темный парик, а господин Игнатенко — русоволос, но все же возникает интересный вопрос: а есть ли у него алиби на тот вечер, когда был расстрелян лидер «жмеринских»? Ведь, похоже, именно его хозяева начинают подминать под себя другие преступные кланы города».

Мое сознание успело воспринять еще одну дикую фразу: «Родня Шамиля начнет прибывать в Северную Пальмиру с завтрашнего дня — поездами чуть позже, самолетами раньше — и МОЖНО БУДЕТ НАДЕЯТЬСЯ, что их прибытие активизирует расследование». И я снова отвлекся от текста (впрочем, и оставалось-то прочитать пару строк, плюс полстолбца редакторских примечаний), взглянул на Корнева.

Тот сосредоточенно изучал висевшую на стене картину Яна Антонышева «Флорентийские встречи».

— У меня вопрос из двух частей, — кашлянул я. — Что будет? Что будет с Богданом, что — с Василиванычем?

— Что с Богданом! Ничего! Посидит, согласно указу, с тридцать суток на Захарьев-ской или… ну не знаю где, может, в УФСК, а потом выпустят. Может, под залог, может, вообще. Работают лучшие адвокаты, а обвинений — одни фразочки твоего приятеля. Хотя с законами сейчас такой беспредел, что всякое может случиться. Может, он и пару лет просидит. А потом оправдают. А вот что до твоего приятеля… Я поэтому тебя и вызвал, если так можно сказать…