До того времени, когда Дед скажет – хватит, я думал, не доживу. Болело все тело, руки покрылись кровавыми мозолями, перед глазами периодически темнело и приходилось останавливаться, чтобы не упасть, а в горле было сухо как в давно пересохшем колодце.
После того как я напился, Дед, кивнув мне на топор и на колоду для колки дров, похожую на плаху, какой ее показывали в исторических фильмах.
– Хочешь помыться – руби.
Я взял колун на длинной рукояти. Тяжелый, он, тем не менее, удобно лежал в руках. С трудом поставил чурбак на колоду, размахнулся, онемевшие руки разжались, и топор едва не размозжил мне голову. Ноги подогнулись, и я упал рядом с ним. Я попытался встать, но тело ни как не желало принимать вертикальное положение. Краем глаза я увидел, как дед покачал головой. То ли с сожалением, то ли с огорчением. До боли, прикусив губу, я оперся на колоду и попытался встать. Получилось лишь с третьей попытки. С трудом наклонившись, поясница отозвалось ноющей болью, я подобрал топор. Ударил по полену, тяжелый колун, прошелестел мимо, гулко ударив в колоду. Удар эхом отозвался в горящих руках. Упрямо сжав губы, я снова рубанул по проклятой деревяшке. С сухим треском полено развалилось на две части. Остальное я помню смутно. Я рубил и рубил, периодически падал, лежал, приходя в себя, поднимался. Чувств не осталось, мыслей тоже.
Дед остановил меня только тогда, когда в очередной раз, промахнувшись по полену, я раз за разом дергал топор не в силах вытащить его из колоды.
– Хватит, Странник, хватит. Пошли. – Он отцепил мои окровавленные руки от топорища, и подхватил меня, когда я без сил начал кренится в сторону земли.
Как он меня мыл я не помню. В памяти остались лишь плеск воды льющейся на каменку, да шипение пара.
Утром я не мог подняться на ноги, до тех пор, пока Дед не вылил на меня пару ведер родниковой воды. Ломило все тело. Болели руки, болели ноги, но больше всего болели содранные накануне ладони и поясница. Ладони старик, еще вчера, промыл и намазал какой-то дрянью. Утвердившись на дрожащих ногах, я побрел вслед за Учителем.
Так продолжалось неделю. Подъем. Поле. Косьба. Возвращение. Пилка. Рубка. Баня. К концу недели я уже кое-как самостоятельно добирался до бани и там валился на полку, наслаждаясь расслабляющим теплом. Дед сначала распаривал меня, потом прохаживался по телу веником, а затем долго мял и растягивал меня. После бани он отпаивал меня горячим молоком с медом. Сил оставалось только на то чтобы съесть тарелку творога и донести голову до подушки.
На седьмой день, лежа в клубах пахнущего хвоей пара я спросил его.
– Зачем это?
– Что это?
– Зачем я кошу, пилю, колю.
– Чтобы стать сильнее.
– Зачем мне это?
– Что, надоело? – он иронично надломил седую бровь.
– Да, надоело, я здесь не для того, чтобы физкультурой заниматься.
– А для чего ты здесь?
Меня уже начинала раздражать его манера, отвечать вопросом на вопрос.
– У меня дар, я хочу управлять им.
Тут он расхохотался, и долго смеялся, тряся седой гривой.
– Управлять даром? – отсмеявшись, повторил он.
– Да, управлять даром, – рассердившись, я сел на лавку, сверля его взглядом.
– Даром ты будешь девок за амбаром, за умение управлять, надо заплатить. И цена эта высока. Как ты будешь управлять своим разумом и чувствами, если ты с телом совладать не можешь? – Он придвинулся ко мне вплотную.
Его глаза, обычно голубые, потемнели, стали почти фиолетовыми, я хотел отвести взгляд и не мог.
– Ты можешь по желанию изменять размер зрачка, не чувствовать холод и жару? Контролировать дыхание, уряжать его до 2-3 циклов в минуту, долгое время быть неподвижным и не чувствовать дискомфорта? Это все лежит в области физиологии. А ты хочешь управлять бессознательным, тонкими механизмами, которые неизмеримо сложнее, чем человеческое тело, – закончив говорить, он отпустил мой взгляд, чему я был несказанно рад.
– Овладей простым. Построй фундамент, а стену и крышу оставь на потом.
Я провел у него год с небольшим. Первый месяц я только и делал что косил, пилил и рубил. Со временем я мог весь день заниматься этим и не уставать. После разговора в бане, мы практически не разговаривали. Он говорил что делать, поправлял меня, если я ошибался – я делал. После того как я окреп, раз в неделю он стал добавлять новые упражнения, не отменяя старые, лишь сокращая на них время.
Первым добавилась работа с дыханием. Потом пришло время растягивающих упражнений, упражнений на расслабление, на баланс и реакцию. Через три месяца после моего появления, Дед стал учить меня владеть палками разной длинны, борьбе и ударной технике.
Так что первые полгода все мое время, так или иначе, занимали физические упражнения. Только когда я окреп и начал чувствовать тело, пришло время для иных занятий…
Максим смотрел на светлеющее небо.
– Теперь понятно. А я-то все носом перерыл, куда выпал год из твоей биографии. Был человек – жил, ел-пил, а потом хлоп, – Иван хлопнул в ладоши, – и нет его. А потом бац, – он развел руки, – и опять появился. Где был, что делал? Никто, ничего не знает. А потом опять раз и исчез. Не исчез, конечно – умер, а вместо него другой появляется из ниоткуда, а до этого – этот, вновь появившийся, пропавшим без вести считался. Вот как, друг Максим.
– Досье на меня собрали? – Максим тоже поднялся, чувствуя, как закипает в груди гнев.
– Ты не обижайся, Максим, мы контора серьезная, должны знать, с кем имеем дело. – Иван примирительно похлопал его по плечу.
– Значит контора, все же, – Максим зло ощерился.
– Ты не пытайся меня поймать, это просто оборот речи. Все я тебе расскажу, все, только ситуацию для себя окончательно проясню, и расскажу, – ни на раз не смутился тот.
– Какую ситуацию?
– Ситуацию с тобой Максим, или же все-таки Петр?
Эти слова, неожиданно успокоили Максима. Хоть на деле должны были заставить потерять равновесие. Слишком хорошо он выучил уроки Деда, да и потом учителей хватало. Хороших учителей.
– Нет, Петр давно уже мертв, – Максим покачал головой и рассмеялся, – ну проясняй.
Но Иван свет Петрович прояснять не захотел.
– Всему научился? – задал он, новый неожиданный вопрос, в который раз сменив тему.
– Как раз нет. Все сложнее. – Максим замолчал, тщательно подбирая слова.
Все что до этого он рассказал, было так – мелочь. Все остальное, что он мог поведать, было секретом, причем секретом не его. И тут со словами надо быть осторожней.
По сути, он не знал ни кто такой Иван, ни кого он представляет. Так что все карты были на его стороне. Почти все поправил себя Максим, кое какие козыри и у нас в рукаве припрятаны. Не стоит забывать и о Джокере, который есть в каждой колоде, а также о том, что оный, при должном умении может стать любой картой.
Они стояли, почти касаясь плечами, и смотрели на светлеющую полоску неба.
– Пойдем, в квартире договорим, – Иван прервал размышления Максима.
Максим кивнул. Он был рад отсрочке, позволяющей ему обдумать ситуацию. Подобрать слова и не сказать ничего лишнего, дабы не навредить людям. Хоть им вряд ли навредишь. Но все равно надо быть аккуратным, на него то они вышли, хотя он низко летает, и мелко плавает. А может, поэтому и вышли? Не думал он, не думал, что так выйдет. Время спокойной жизни выходит кончилось. Ну что ж, узнаем, на сколько плотно он зарос жирком.
Входя в подъезд, он уже знал что расскажет, а что утаит. Деду, все равно ни кто навредить не сможет. Он усмехнулся. Усмешка вышла кривой, сердце тревожно сжалось, а все ли он знает? Не окажется ли Максим, даже не мелкой рыбешкой, а так, наживкой на чей то удочке?
Глава 7
Проклятый маятник! В полную силу Максим войдет только через неделю. Как все не вовремя. А что если и с соседями все подстроено, а, Странник? Что делать будешь? Как всегда, в сложной ситуации, голос Деда звучал в голове, успокаивая. Думай. Не паникуй. Дыши. Мысли метались в голове роем потревоженных пчел. Глядя в широкую, покачивающуюся перед глазами спину, Максим проделал несложное дыхательное упражнение. К квартире он подошел полностью спокойным. Тело расслаблено, дыхание мерное и редкое.