Покупая квартиру, он, зная об этом, специально приобрел жилье максимально далеко от центра, в так называемой зеленой зоне. Долго и придирчиво выбирая не столько квартиру, сколько соседей. Тогда ему показалось, что соседи вполне приличные люди. Но сколько же оказалось грязи в этих, милых, на первый взгляд, людях. Нет, на словах все было в порядке. Они здоровались при встрече. При наличие свободного времени были не прочь поболтать, вежливо улыбаясь при этом. Но во время приступов ни сталинской постройки дом с толстенными стенами, ни хваленая (как его уверили строители – можно рок-концерты закатывать, никто не услышит) звукоизоляция не помогали. Зимой он просто до бровей закачивался водкой, так что ментальный шум не проникал в его затуманенное сознание. Летом уходил в лесную глушь, где людей в принцип не было, а какая злоба и ненависть от лесных тварей? Одна сплошная благодать, да позитив. За пять лет жизни в этом доме, он пережил 10 маятников.

Обычно где-то за неделю он начинал чувствовать приступ и готовился к нему, но не всегда была возможность подготовиться. За эти несколько раз, не успев вовремя закончить дела, он многое узнал из жизни соседей. Слишком много, чтобы испытывать к ним уважение. Ничего, кроме брезгливой жалости, по его мнению, они не заслуживали.

Будучи человеком предусмотрительным, он купил угловую квартиру, так что соседей у него получилось не так уж и много, но и тех, что были, ему хватило с избытком.

Сосед сверху – преподаватель ВУЗа. Мужчина, с гладким выпирающим из под ремня брюшком, аккуратно постриженной бородкой и толстых очках, любил напиваться по выходным. А, напившись, он, ненавидящий падчерицу, голубоглазую девчушку с трогательными косичками, начинал пороть ее за малейшую провинность, которую часто выдумывал сам. При этом он зажимал ей рот, чтобы своими криками девочка не беспокоила соседей. Лупя по ней ремнем, сосед испытывал ни с чем несравнимый сексуальный подъем. Мать девочки, моложавая крашеная в ярко рыжий цвет дама, в это время погромче включала музыку в соседней комнате. И плотно прикрыв дверь, раздевшись, ложилась на кровать. Она знала – муж, в обычное время полный ноль в плане интимных отношений, после экзекуции выжмет ее досуха.

Сосед справа, толстый отдышливый мужчина, с вьющимися волосами и блестящей плешью на макушке. Вежливый, производивший впечатление добродушного увальня, всегда одетый в костюм неопределенно-болотного цвета, и с большой сумкой через плечо, был учителем в техникуме. Занимаясь любовью с женой, полной статной блондинкой, заведующей учебной частью в том же техникуме, представлял на ее месте мальчиков, видимо своих учеников. Она же представляла себе, такое… Что по меркам Максима, было за гранью. Занимались они преимущественно анальным сексом.

Слава Богу, соседку снизу, старушку 80 с лишним лет, он не слышал. Там царила абсолютная ментальная тишина. Максим давно заметил, что от пожилых людей мысленный шум значительно тише, чем от молодняка и людей среднего возраста. С чем это связано он не знал, может быть, страсти к определенному возрасту стихали и утрачивали свою остроту. Правда это касалась не всех стариков, далеко не всех. От соседей из дальних квартир, ментальный мусор долетал сильно приглушенный, но ничего хорошего он тоже не нес. Все те же неудовлетворенность собой и миром, секс пополам с насилием, злобой и ненавистью.

Накрывший его маятник, принес в его жизнь, жизнь соседей. А водки, водки не было. И приходилось, лежа ничком на полу, как попавшему в капкан зверю грызть руку, чтобы болью отвлечься от льющегося на него негатива. Помогало плохо. Он знал, надо переждать немного, приступ проходил приливами, то усиливаясь то ослабевая. Между фазами раскручивающегося маятника было время, когда он чувствовал себя почти нормально. И сейчас надо просто перетерпеть первую волну, чтобы в промежуток сбегать в магазин за водкой. Главное успеть до наступления фазы агрессии, когда дикая злоба поднималась из глубины души, а ярость, красной пеленой, застила глаза. Он знал, что до того как придет злоба у него есть время и он успеет. Магазин, торгующий алкоголем, был рядом – 10 минут неторопливой ходьбы.

Но пришедший раньше времени маятник, был с напрочь перепутанными фазами.

Скорчившись на полу комнаты, он чувствовал, каждой клеточкой тела, ментальный шлак, который просачивался в его квартиру. Заткнув уши руками, он вцепился зубами в циновку лежащую на полу. Чужие эмоции наполняли голову, разрывая сознание на части.

– Лидочка, поди, ко мне, – масляно блестя глазами, из под толстых стекол очков, сосед с верху, тянул из брючных петель ремень.

Бледная, с закипающими под ресницами слезами, девочка медленно приближалась к нему.

– Ну-с, доченька, опять двоечка, и по какому предмету, – пьяно захихикал мужчина, – по математике. По предмету, который я веду. Я ли не занимался с тобой? А? – он замахал над головой, зажатым в руке ремнем.

– Мерзавка, ко мне! – сосед почти рычал, брызгая слюной из оскаленного рта.

Грубо дернул девочку на себя, он не удержавшись, плюхнулся на диван. Перекинув ее через колено, наотмашь стегнул по узкой попке ремнем, одновременно с этим ловко, привычным жестом зажал девочке рот. Ее мать, закрыв дверь, крутанула ручку громкости магнитолы и начала медленно стягивать с себя платье.

Максим до боли в висках сжал веки, стараясь изгнать видение из головы. И лихорадочно начал воссоздавать в голове образ горящей свечи, чтобы нырнуть на нижний пласт сознания. Но раздирающая виски боль не давала сосредоточиться. Семейная драма, между тем, продолжала разворачиваться у него в голове.

Несколько раз ударив ремнем несопротивляющеюся девочку, мужчина остановился. Облизал пересохшие губы, взгляд скользнул по голубым трусикам, видневшимся из-под задравшегося платья. Бедром он чувствовал маленькие, едва набухшие грудки. Судорожно сглотнув, он почувствовал тепло, разливающееся в паху. Внезапно напрягшийся член ткнулся в мягкий живот Лиды. Ремень выпал из разжавшегося кулака. Кончиками пальцев он провел по ее бедру. Из раззявленного рта, на тонкую кожу ноги, текла струйка слюны. Девочка, вздрогнула:

– Папочка.

Именно так – папочка, он велел ей его называть. Один раз она забылась и назвала его по имени отчеству. В тот первый и единственный раз он так сильно избил ее, что целых две недели ей было больно сидеть. А матери пришлось доставать справку об освобождении от уроков физкультуры. Больше она никогда не забывалась.

– Боже, – взвыл, Максим, – ей же только двенадцать.

Внезапно шум в голове смела накатившая ярость. Боль пропала, как будто ее и никогда не было, сменившись легкостью в теле. На глаза словно накинули рыболовную сеть с мелкими, алого цвета ячейками. Она не мешала видеть, наоборот, обостряла зрение до болезненной резкости, словно он смотрел в сильный бинокль.

Он знал, что надо делать. Максим действовал с максимальной быстротой. Успеть, только бы успеть, пока не совершилось непоправимое. Он двигался по комнате, четко и плавно, не совершая ни одного лишнего движения. Черный спортивный костюм поверх шорт и яркой цветной гавайки. На ноги кроссовки, поверх полиэтиленовые пакеты, на руки перчатки. На лицо старая бандана. Глаза он и так отведет, но подстраховаться не помешает.

Максим прильнул к глазку, на площадке никого. Втянув язычок замка до конца, он зафиксировал его в нейтральном положении. Бесшумно приоткрыв дверь, змеей скользнул на лестничную клетку. Прислушался. Тишина. На улице темно. Даже дети не гуляют, на выходные большинство уехало за город. Правильно – в такую жару, в городе нечего делать.

Он метнулся вниз, на первый этаж, благо с его второго, недалеко. Щелкнул выключателем. Едва подъезд погрузился в темноту, рванул на третий.

Вся акция с момента лихорадочного одевания, до момента, когда он оказался перед нужной дверью, заняла чуть больше минуты. Максим надеялся, что не опоздал. Он замер перед соседской дверью. Ярость, бушевавшая в жилах, заставляла действовать. Максим не имел права на ошибку, и поэтому он на несколько секунд напрягся, закаменев всем телом и сбросил напряжение. Мышцы расслабились, натянулись – он был готов действовать.