Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Энни, выдайте ему пальто — сказал он, вкладывая в руку девушки пятьдесят центов.

Взяв у гардеробщицы пальто Макэлпина, Фоли помог ему одеться, и Джим почувствовал себя еще более виноватым.

— Пока, Чак, — сказал он.

— Пока, — печально отозвался тот.

На улице еще больше похолодало. Ветер швырял под ноги снежную крупу. Прохожие низко наклоняли головы, зарываясь подбородками в воротники. Макэлпин шел по Маунтин-стрит к железнодорожным путям. Перейдя Дорчестер, он остановился и заглянул в темный провал пешеходного тоннеля. Там в глубине светились огни, перед непроницаемо черным входом проносились снежинки. Над путями, вонзаясь в ночное небо, одиноко торчала высокая кирпичная труба. Тоннель был вымощен булыжником, и шаги Макэлпина гулко отдавались под каменными сводами. За тоннелем внизу, прямо под ним, виднелся освещенный перекресток — угол улицы Сент-Антуан; отблеск рекламных огней розовел на снегу.

Перед кафе Сент-Антуан толпились негры. На углу, прячась от холода в нише перед входом в бакалейный магазин, тесной кучкой стояло еще несколько негров. Возле кафе остановилось такси; из него вышли белые: трое мужчин и полная дама. Макэлпин двинулся было вслед за ними к кафе, но передумал — он пришел один, никого не знал тут и решил поэтому сперва побродить вокруг и осмотреться.

Он прошелся к востоку от станции, заходя по пути в бары, и все время чувствовал на себе пристальные взгляды негров. Он заглядывал в окна бакалейных лавок, закусочных, бильярдных, прачечных, гладильных. Снег прекратился. На небе в тучах появились просветы. За башней Виндзорского вокзала и освещенной башней Сан Лайф Билдинг робко проступило бледное пятно луны. Потом просветы между тучами затянуло снова. Чувствуя какую-то неловкость, Макэлпин оглянулся на дверь ночного клуба и зашагал вниз по улице к путям. В доме, где первый этаж занимал еще один ночной клуб, Джим увидел в освещенном окне второго этажа негритянку с грудным младенцем. Женщина ходила взад и вперед по комнате, потом по-прежнему с ребенком на руках стала пританцовывать под музыку, доносившуюся снизу.

В конце улицы находилась окруженная старыми кирпичными домами маленькая площадь, сейчас вся белая от снега. Макэлпин и тут заглянул в некоторые из освещенных окон. Одно окно на первом этаже было открыто, там раздавались звуки виолончели и фортепьяно и виднелись три фигуры: сидевший за фортепьяно негр; виолончелист, похожий на франко-канадца; и кто-то третий, так низко наклонившийся над фортепьяно, что не было видно его лица. Варьируя с причудливыми диссонансами одну и ту же простую тему, фортепьяно и виолончель добивались этим несложным контрапунктом поистине гипнотического эффекта. Но Макэлпина заворожило не это, а поведение музыкантов, та увлеченность, с какой они проигрывали эту одну-единственную музыкальную тему. Струны виолончели вели соло, фортепьяно, слегка меняя, повторяло каждую фразу, и для музыкантов, охваченных странным восторгом, казалось, на всем свете не существовало ничего, кроме этой простенькой темы, комнаты, простывшей в ночном холоде, да их собственной увлеченности. Ни грохот маневрировавших на станции паровозов, ни шум города, ни серое убожество окрестных улиц не имели власти над волшебством необычайного, только им одним принадлежащего и только им понятного восторга. Но вот, обменявшись улыбками, они разом потянулись к рюмкам, и пианист тоже повернулся на своем вращающемся табурете…

Даже когда Макэлпин поднялся на мост над путями, низкий голос виолончели все еще звучал в его ушах. С моста открывался вид на всю окрестность. Прямо под мостом вдоль канала протянулся квартал Сент-Анри, промышленный район с расположенными по обе стороны путей убогими домишками, настолько старыми, что в некоторых были земляные полы и босоногие ребятишки, забегавшие туда летом, оставляли на тротуаре черные следы.

Пока он стоял наверху, оглядывая эту унылую местность, к мосту, звоня, подошел поезд. Вырывавшийся из трубы дым белыми облачками поднимался вверх, в холодную темноту. Когда поезд, покачиваясь, проходил под мостом, белое облако, пронизанное отблесками огня из топки, окутало Макэлпина и закружилось вокруг него.

Он решил, что теперь сможет зайти в клуб, спустился с моста и снова направился вверх по склону. Взглянув на очередное такси, остановившееся перед клубом, Джим поднял глаза и невольно загляделся на темный силуэт горы. Там наверху было все, в чем он действительно нуждался: и престиж, и власть, и влияние. Убогая улица, на которой он стоял, обрывалась, наткнувшись на усеянную мерцающими огоньками исполинскую преграду горы.

У входа в кафе он остановился. Словно под влиянием каких-то чар он представил себе, как заходит внутрь, как поднимается по ступенькам в обставленный с мишурным шиком зал, как ищет Пегги среди шумливых, полупьяных посетителей и немногочисленных белых беспутных девиц. Потом он ее находит. Она покачивается, танцуя с негром, а тот что-то нашептывает ей, крепко прижимая к себе. Еще одна подхваченная вихрем музыки легко доступная белая девица…

Не признаваясь себе, что он боится того, что может увидеть в кафе, Джим повернул обратно. Усилием мысли ему удалось себя уверить, что он вовсе не настолько заинтересован этой девушкой, чтобы, поднявшись вверх по лестнице, попасть в неловкое положение, если Пегги пришла в клуб с друзьями. Усилием воли он разогнал чары и отправился домой.

Глава восьмая

Наутро город весь сверкал ослепительной зимней белизной. Позвякивая колокольчиками, катили коляски, извозчики надели меховые шапки и закутались в старые полости из буйволовой шкуры. В деловой части города важно расхаживали господа в енотовых шубах, а все девушки на улице Сент-Катрин были в белых резиновых ботах. Было теплее, чем накануне, и влажные хлопья снега на стенах домов блестели, искрились и таяли.

В такое прекрасное утро Макэлпину не хотелось раздумывать о том, почему он не решился накануне войти в кафе на улице Сент-Антуан. Он попросил принести ему в номер вместе с гренками и кофе экземпляр газеты «Сан» и, завтракая, проглядел редакционную полосу. Вот его будущая колонка — восьмая. Ах как не хватает этой полосе дискуссионной колонки, которая бы подогрела страсти! Да и всей газете в целом был присущ суховатый академический тон. Исключение представляла лишь очень живая, прекрасно сделанная спортивная страница. Может быть, Хортону и удастся еще некоторое время тянуть, но рано или поздно он будет принят. Джим не сомневался в этом, несмотря на оттяжку, и когда позвонил мистер Карвер и сказал, что Хортон идет на уступки, Макэлпин понял, что вопрос решен.

В полдень они завтракали с Кэтрин в кафе «Мартэн», и Кэтрин говорила, как он поедет делать свою колонку в Париж. Она влила в него уверенность и воодушевление и увлекла его далеко-далеко от кафе в негритянском квартале. После ленча он сопровождал ее по магазинам, и его захватило радостное ощущение их растущей близости, угадываемое по множеству милых примет. Сперва они зашли к ювелиру, где Кэтрин заказала новую оправу для доставшейся ей от бабушки старинной броши. Объясняя приказчику, что нужно сделать, Кэтрин то и дело поворачивалась к Макэлпину, как бы ища его одобрения, и вдруг рассмеялась.

— Что случилось? — спросил он.

Но Кэтрин не ответила, а только, улыбаясь, покачала головой. А в универмаге, когда, покупая перчатки, она спросила, нравятся ли они ему, улыбнулся он.

— А вы чему улыбаетесь? — спросила Кэтрин, но Джим тоже не стал объяснять.

Наконец, в шляпном магазине, когда Кэтрин платила за две купленные ею шляпки, оба они нечаянно встретились глазами и рассмеялись. Прогресс, прогресс! А ведь мы совсем сдружились, сказали их взгляды.

Все это возвращало ему уверенность в себе. Еще увереннее он почувствовал себя, обедая вместе, с Кэтрин у Дрейперов в их большом каменном особняке на Уэст-маунт. Обед был прескучный. Дрейпер, владелец сети кафетериев, только о них и говорил, и Макэлпин все время ощущал немую мольбу Кэтрин увезти ее куда-нибудь, где бы они смогли остаться наедине. Да, теперь к нему полностью вернулась уверенность в себе, а ведь не далее как накануне вечером он чувствовал себя настолько робким, что не рискнул войти в негритянское кафе.

14
{"b":"314900","o":1}