Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Дома он рассказал о приглашении супругам Чжоу; тесть порадовался за него, сказав, правда, что Пинчэн — порядочная дыра. Фан ответил, что он еще не решил, давать ли согласие. Госпожа Чжоу заметила, что он, конечно, прежде должен получить согласие Су Вэньвань. В прежнее время, если бы молодой человек и девушка были в таких хороших отношениях, как он с Вэньвань, они давно бы поженились. А нынче, продолжала старуха, хотят сначала «слиться душой и телом»; как бы не случилось, что ко времени свадьбы все радости будут уже позади и останутся лишь неприятности. Фан улыбнулся: хорошо, что госпожа Чжоу знает лишь про Су. «А разве есть другие?» — удивилась она. Фан с довольным видом ответил, что он обо всем расскажет через три дня. Тут же обидевшись за умершую дочь, она проворчала:

— Вот никогда бы не подумала, что то такой лакомый кусок для девиц!

Фан пропустил грубость мимо ушей и отправился к себе писать письмо.

«Сяофу! Надеюсь, ты получила мое позавчерашнее письмо. Я уже здоров, и тем не менее мне будет приятно получить от тебя соболезнование. Сегодня на мое имя пришла телеграмма из государственного университета Саньлюй с приглашением на должность профессора. Университет находится в далеком городке, однако для меня это приглашение — выгодный шанс. Но без тебя я не могу решить, принимать ли его. Каковы твои дальнейшие планы? Если ты собираешься продолжать учебу в Куньмине, я могу поехать в Куньмин, поискать работу там. Если останешься учиться в Шанхае — я не хочу жить ни в каком другом городе. Одним словом, буду цепляться за тебя, преследовать тебя, не давать тебе покоя. Я давно хотел мне… (ох, я вместо «тебе» написал «мне», но это многозначительная описка!). Я давно хотел сказать тебе простые слова, которые непрестанно повторяю в душе. Только для такой несравненной девушки, как ты, мне хотелось бы придумать какие-то совсем новые слова, которые ни один мужчина никогда не говорил ни одной женщине. И все же я могу выразить свои чувства лишь самыми обычными, трафаретными словами… Ты разрешишь мне произнести их? Я так боюсь рассердить тебя! Пообещай же, как государь своему слуге, что не покараешь его за смелость».

На следующее утро Фан попросил шофера Чжоу отвезти письмо, а после работы сам отправился к Тан. У ее дома он заметил автомобиль Су и остановился в нерешительности. Ее шофер между тем снял фуражку и приветствовал его словами: «Господин Фан подоспел в самое время — моя хозяйка тоже только что приехала». Но Фан солгал, будто он проезжал мимо, и велел рикше везти его домой. Он понимал, что его ложь прозрачна и хрупка, как стекло, и что шофер наверняка недоверчиво усмехнулся ему вслед. Но зачем приехала Су? Неужели она хочет навредить ему своими рассказами? Впрочем, вряд ли она догадалась, что его пассия — Тан. К тому же откровенность может в первую очередь самое Су выставить в смешном свете. Успокоив себя таким образом, он стал ждать ответа Тан, однако она молчала. Через день он поехал к ней, но служанка сказала, что молодой госпожи нет дома. Так прошло еще три дня, Фан лишился сна и аппетита. Сотый раз перебирал он в памяти каждое слово из своего письма, но не находил ничего, что могло бы оскорбить девушку. Может быть, ее останавливает та соображение, что ей надо учиться дальше, а он, будучи на восемь-девять лет старше, захочет вскоре играть свадьбу? Но ведь он согласен ждать со свадьбой и хранить верность сколько угодно, лишь бы она сказала, что любит его. Хорошо же, он напишет еще одно письмо с просьбой принять его завтра, в воскресенье, для важного разговора.

Той ночью подул штормовой ветер, начавшийся утром дождь не прекратился и к вечеру. На сей раз девушка была дома. Фану показалось, что служанка держала себя как-то необычно, но он не придал этому значения. Тан вышла к нему без обычной улыбки, с большим пакетом в руке. Мужество сразу оставило Фана.

— Я приходил дважды, но неудачно… Мое субботнее письмо пришло?

— Пришло. Господин Фан, вы ведь были во вторник рядом, но почему-то не зашли, а я была дома.

От столь официального обращения у Фана перехватило дыхание:

— А почему вы думаете, что я был рядом во вторник?

— Вас видел шофер сестры. Он удивился, что вы не зашли в дом, сказал об этом ей, а она передала мне. А вы напрасно не заглянули, мы как раз беседовали о вашей персоне.

— Она не стоит такого внимания.

— Мы не просто беседовали, но анализировали ваши поступки и сделали вывод, что они непостижимы.

— Что же в них непостижимо?

— Конечно, мы неопытные девушки, многого не понимаем. А господин Фан умеет находить оправдание для всего, что он говорит и делает. В крайнем случае заявляет: «Мое поведение непростительно, мне нечем оправдать себя» — и все должны тут же извинить его. Не так ли?

— Как? Вы читали мое письмо к Вэньвань?

— Сестра показала его мне и рассказала обо всем, начиная с вашей встречи на пароходе.

Лицо девушки пылало негодованием, и Фан не осмеливался встретиться с ней взглядом.

— Что именно она рассказала? — Фан подумал, что если Су преувеличила случившееся, обвинила его в приставаниях, попытках соблазнить ее, он еще сможет оправдаться.

— Вы сами знаете, что вы сделали.

— Позвольте объяснить…

— Сначала объяснитесь с сестрой, если вам есть что сказать. (Фану всегда нравилась находчивость девушки, — всегда, но не сейчас). Мне известно и еще кое-что. Вот вы живете у господина Чжоу; говорят, он вам не просто родственник, а тесть. Значит, вы уже были женаты? — Фан хотел вставить слово, но Тан недаром была дочерью адвоката — она знала, что обвиняемому нельзя давать возможность оправдаться. — Меня не интересуют детали, он вам тесть, значит, дело ясное. Я не знаю, были ли у вас романы за три года пребывания за границей. Но стоило вам сесть на пароход, как вы сразу же обратили внимание на некую Бао и не отходили от нее ни на шаг. Это верно? И только она сошла на берег, вы сразу же стали ухаживать за сестрой. Дальше я могу не продолжать. Да, еще одно: господин Фан учился в Европе, а диплом у него американский…

Тут Фан даже ногой топнул и закричал:

— Я когда-нибудь хвастал перед вами ученой степенью? Это же было сделано в шутку!

— Господин Фан — человек с юмором, со всеми шутит, а мы простодушно принимаем его шутки за правду. — Ей стало даже жалко Фана, охрипшего от волнения, но она решила довести месть до конца. — У господина Фана слишком богатое прошлое. Я же смогла бы полюбить лишь такого мужчину, который всю жизнь дожидался встречи со мной, у которого нет прошлого. Желаю вам дальнейших успехов.

Словно парализованный электрическим током, Фан слышал слова, обращенные в его адрес, но смысл их до него не доходил. Голова его была будто бы под промасленной бумагой: слова Тан, подобно каплям дождя, отскакивали от нее, а в ушах бедняги стоял непрерывный шум. Впрочем, последнюю фразу он понял, поднял голову — в глазах стояли слезы, лицо сделалось как у ребенка, побитого и обруганного. Тан почувствовала еще большую жалость, но он встал и ушел со словами:

— Вы правы, я обманщик. Больше я не буду ни оправдываться, ни докучать вам.

«Почему же ты не защищаешься? Я поверила бы тебе!» — хотелось воскликнуть Тан, но она промолвила лишь:

— В таком случае всего хорошего.

Она пошла проводить Фана, и все надеялась, что он скажет еще что-нибудь. Дождь лил с прежней силой, и она готова была предложить, чтобы он переждал у нее непогоду. Фан накинул плащ и нерешительно посмотрел на девушку, не осмеливаясь протянуть ей руку. Не в силах выдержать взгляд его заплаканных глаз, она машинально подала руку и сказала «до свидания». В иных случаях «не посидите ли еще?» звучит как предложение убираться поскорее; в другой раз можно так произнести слова прощания, что человек не тронется с места. Тан это не удалось, и она добавила:

— Вас ждет дальняя дорога? Счастливого пути!

Она вернулась к себе вся разбитая, от возбуждения не осталось и следа. Служанка сказала с удивлением, что господин Фан почему-то стоит на той стороне улицы и не уходит, несмотря на ливень. Она подбежала к окну — он действительно стоял у ограды особняка напротив, струи дождя, словно плети, хлестали его неподвижную фигуру. Сердце девушки растаяло, и она загадала: если он простоит еще минуту, она поступится гордостью и пошлет за ним слугу. Минута тянулась слишком медленно, она уже собиралась раскрыть рот, но в это время Фан встряхнулся, как мокрый пес, и пошел прочь. Тан уже раскаивалась в том, что поверила кузине, что говорила слишком запальчиво. Кроме того, ее тревожило, что в таком подавленном состоянии Фан может попасть под автомобиль или трамвай. Час спустя она позвонила к Чжоу, но Фан еще не вернулся. Она еще больше обеспокоилась. После ужина она, таясь от домашних, побежала в соседнюю лавку и позвонила оттуда. К телефону долго никто не подходил: старики ушли в гости, а Фан, несколько часов одиноко просидевший в кафе, только что пришел домой и переодевался в сухое белье. Еще на пороге слуга сообщил ему, что звонила барышня Су. Фан вскипел, оцепенение слетело с него. И тут раздался звонок. Фан не реагировал на него. Слуга снял трубку и, не вслушиваясь, возгласил:

33
{"b":"314889","o":1}