Перемены были реальны, они бросались в глаза, и порой возникала тенденция преувеличивать их масштаб и глубину. Но более трезвые наблюдатели не упускали из виду, что новая культура стала достоянием лишь сравнительно узкого круга людей, преимущественно городской интеллигенции и учащейся молодежи. Это они читали книги Лу Синя и Лао Шэ, Мао Дуня и Ба Цзиня, они смотрели пьесы Тянь Ханя и Хун Шэня, упивались новаторской лирикой Го Можо и Сюй Чжимо. Основная же масса населения огромной страны оставалась под влиянием культуры традиционной. Более того, новые взгляды, новая литература и искусство часто воспринимались весьма поверхностно. Об этом с тревогой говорили те же Лу Синь, Лао Шэ и другие художники и мыслители. Это подтверждают и произведения Цянь Чжуншу.
Трудно сказать, насколько четко осознавал тогда сложившуюся в стране ситуацию Цянь Чжуншу: его молодые годы прошли в стенах привилегированных учебных заведений, с политической и идейной борьбой он непосредственно не сталкивался. А тут еще длительная разлука с родиной. Сначала два года в Оксфорде, завершившиеся получением степени бакалавра. Тема исследования была довольно узкая — «Китай в английской литературе XVI—XVIII веков», однако работа обратила на себя внимание не только интересным материалом, но и тонкими наблюдениями, смелостью обобщений. Затем переезд во Францию, год в Сорбонне, обдумывание докторской диссертации. Но работать над ней не пришлось: летом 1938 года молодой ученый и его супруга сели в Марселе на пароход, отплывающий в порты Дальнего Востока. Они увозили с собой солидный багаж знаний и обретенный опыт. Были в их распоряжении и основные европейские языки.
За три года их отсутствия положение в Азии резко изменилось. 7 июля 1937 года японские милитаристы развязали военные действия против Китая. Вскоре они заняли Бэйпин (так в то время именовался Пекин). «Альма-матер» Цянь Чжуншу, университет Цинхуа, вместе с рядом других учебных заведений перебазировался на юго-западную окраину Китая, в провинцию Юньнань. В августе война перекинулась в Цзяннань. Родные места будущего писателя оказались в руках врага, семьи Цянь и Ян эвакуировались в Шанхай, но вскоре пал и этот крупнейший промышленный и культурный центр страны. Отец Чжуншу отправился в глубинную провинцию Хунань, чтобы содействовать организации там педагогического института. А молодой филолог неожиданно для себя получил от ректора Цинхуа, известного философа Фэн Юланя, приглашение на должность профессора английской филологии. Основанием к этому послужила пытливость двадцативосьмилетнего ученого, содержательные материалы, которые слал он из Европы для ведущих китайских журналов.
В октябре 1938 года Цянь Чжуншу сошел с парохода в Гонконге (Ян Цзян продолжала путь до Шанхая). Через Ханой он добрался до Юньнани и начал преподавательскую деятельность в эвакуированном университете. На следующий год во время каникул он опять-таки кружным путем поехал в Шанхай навестить родных.
Здесь стоит остановиться и ответить на вопрос, который неизбежно возникнет при чтении романа. Как же так — Шанхай занят интервентами, а герой книги и ее автор беспрепятственно приезжают в город и уезжают вновь? Объясняется это прежде всего тем, что значительную часть Шанхая составляли международный сеттльмент и французская концессия, которые были оккупированы японскими войсками лишь после Пирл-Харбора, в конце 1941 года. До тех пор пароходное сообщение между Шанхаем и внешним миром осуществлялось регулярно. Следует иметь в виду и то, что сплошной линии фронта, особенно в первые годы японо-китайской войны, фактически не было. Японцы прочно удерживали многие крупные города, стратегически важные районы и пути сообщения, на окрестных же территориях появлялись лишь спорадически — грабили, жгли, убивали и уходили. Многие районы, к счастью, так и не были затронуты военными действиями, хотя и их жители, конечно же, несли свою долю тягот.
Предупредим и второй возможный вопрос: почему в разговорах персонажей романа, людей в основном молодых, не возникает тема призыва в армию, никто не выражает желания отправиться на фронт? С одной стороны, это характеризует их умонастроение, уровень осознания нависшей над родиной опасности. Но нужно учесть, что в Китае всеобщей воинской повинности не существовало, армия пополнялась главным образом путем вербовки. Всегда находилось достаточное количество неимущих, готовых служить за ничтожное жалованье или просто за еду. Офицерская же карьера многим казалась и престижной и выгодной. Мобилизация касалась в основном вспомогательного персонала — носильщиков, ездовых, грузчиков, привлекавшихся для участия в той или иной конкретной операции. Мало-мальски образованных людей, обладавших дефицитными, престижными профессиями, она, как правило, не касалась.
В Шанхае Цянь Чжуншу ждали письма и телеграммы отца из Хунани. Он сетовал на ухудшившееся здоровье, настойчиво убеждал сына жить рядом с отцом, приехать на работу в педагогический институт, ректор которого Ляо Маожу, старый друг дома, предлагал Чжуншу должность декана факультета английского языка. Цянь внял этим резонам и отправился в трудное и долгое путешествие в захолустный городок в юго-западной Хунани. Позднее читатели его будущего романа непременно заметят, что герой тоже едет из Шанхая в Хунань и с той же целью. Многие эпизоды путешествия и описание нравов, царящих в институте, в который приехал Чжуншу, нашли через шесть лет отражение в его книге. И сколь искренно ни предостерегала бы Ян Цзян против отождествления персонажей и ситуаций романа с реально существовавшими лицами и подлинными событиями, автобиографический элемент в этих главах ощущается весьма отчетливо.
Опираясь на это предостережение, можно предположить, что образ Гао Сунняня в романе — лишь сатирическое преувеличение, что ректор Ляо Маожу не имел с ним решительно ничего общего. И все равно пребывание в этом тесном мирке, в городе, отделенном от ближайшей железнодорожной станции — не говоря о культурных центрах — горными цепями и речными потоками, вскоре стало тяготить Чжуншу. Уже на следующий год он сделал попытку вернуться в Шанхай, но безуспешно: сухопутная дорога оказалась перерезана. Лишь летом 1941 года через провинцию Гуанси и занятый тогда французами Северный Вьетнам он добрался до побережья и поплыл домой. А в Шанхае его ждало новое приглашение из Юньнани от Объединенного Юго-Западного университета, в который входил и Цинхуа. Военное лихолетье собрало там лучшие интеллектуальные силы, там было интересно жить и работать.
Однако судьба распорядилась иначе. 7 декабря вероломным нападением Японии на американский флот началась широкомасштабная война на Тихом океане. Выехать из Шанхая стало невозможно, «одинокий остров» — так называли неоккупированную, управлявшуюся до того иностранцами часть города — перестал существовать. Всюду стали хозяйничать японцы и во всем им послушные органы власти Нанкинского коллаборационистского правительства во главе с Ван Цзинвэем, некогда левым гоминьдановцем, в ходе борьбы за власть с Чан Кайши докатившимся до прямого пособничества захватчикам.
Цяню пришлось искать занятие и средства к существованию. Помогло то, что интервенты и их пособники, свирепо карая за малейшее проявление протеста, одновременно изображали из себя друзей и покровителей китайской культуры и науки. В городе продолжала работать часть учебных заведений, действовали театры, издавались журналы и книги. Конечно, лицам, известным в прошлом прогрессивными взглядами, доступ в них был закрыт. Многие из таких людей, как замечательный ученый-литературовед и писатель Чжэн Чжэньдо, вынуждены были перейти на нелегальное положение. Другой славный представитель мастеров китайской культуры, непревзойденный исполнитель женских ролей в традиционном театре Мэй Ланьфан отрастил себе бороду, чтобы не выступать перед врагами своей родины. Менее известные (и более нуждающиеся) литераторы и артисты вынуждены были избегать сколько-нибудь «опасных» злободневных тем, уходить в своем творчестве в глубь веков, сочинять приключенческие повести и любовные истории. В театре ставились развлекательные пьески или мелодрамы.