Там, где эпизодические сношения не представляют собою инструмента контроля — или в случае пагубного пристрастия, каким, конечно же, является случай, описываемый Хоффманом, — они в действительности являются исследованием возможностей, предоставляемых пластической сексуальностью. С этой точки зрения даже в форме обезличенных скоротечных контактов эпизодическая сексуальность может быть позитивной формой повседневных экспериментов. Она раскрывает то, чем имплицитно является пластичная сексуальность: секс, отделенный от раболепства дифференцированной власти прежних времен. Таким образом, эпизодическая сексуальность геев типа банной культуры выражает равенство, которое отсутствует в большинстве гетеросексуальных связей, включая мимолетные. По самой своей природе она допускает власть лишь в форме самой сексуальной практики: единственной детерминантой выступает сексуальный вкус. Это, конечно, часть удовольствия и осуществления, которую может дать эпизодическая сексуальность, будучи освобожденной от своих принудительных характеристик.

Мачо-гей, королева кожи, джинсовые группировки — все это более чем иронические новобранцы гетеросексуальной маскулинности. Они являют собою видимую деструкцию мужественности, и в то же самое время они утверждают то, что отвергает фаллическая власть, принимаемая как само собой разумеющаяся, что в современной социальной жизни самоидентификация, включая сексуальную идентичность, является рефлексивным достижением. Параллельным образом безличностный эпизодический секс является своего рода критическим комментарием на ниспровержение сексуального наслаждения путем вовлечения его во «внешнее» господство. Он, вероятно, является защитным и принудительным до той степени, до которой сам он мотивируется влияниями извне. Внутренне присущее ему равенство может быть полностью искуплено только в том случае, если будет питаться через внешние влияния в других контекстах социальной жизни. Обычно эпизодическая сексуальность может быть способом избежания интимности, но она может также предлагать средства для того, чтобы способствовать ей или развить ее. Поскольку сексуальная эксклюзивность является лишь одним из способов, которым защищается приверженность к другому и достигается честность. Хотя эпизодическая сексуальность и является центральной по отношению к правилу фаллоса, остается не вполне ясным, что она изначально несовместима с возникающими нормами чистых отношений.

«Я была геем тридцать лет. У меня были продолжительные связи, то же самое у моих подруг, но почти никто из них не остался вместе „на всю жизнь“. Мы привыкли тревожиться по этому поводу — мы думали, что гетеросексуальные пары, как нам казалось, остаются вместе гораздо дольше, чем пары геев». Женщина, высказавшая такое наблюдение в исследовании Ш. Хайт, добавляет: теперь все это изменяется. Отношения геев, описанные в ее исследованиях, часто бывают трудными, осаждаемыми проблемами и коротко живущими. Однако в сравнении с ними гетеросексуальные отношения весьма часто выглядят как поле битвы, где агрессия и открытые сражения перемешаны с глубокой неприязнью между полами. Хайт обнаружила, что почти вся ее выборка респондентов из числа гетеросексуальных женщин утверждала, что они хотели бы большей «вербальной близости» со своими мужьями; большинство сообщали о встречном сопротивлении или эмоциональном отказе, когда они пытались проявить инициативу более тесной коммуникации. Женщины чувствуют безнадежность по поводу продолжающейся неверности своих партнеров, хотя сравнимые пропорции их вовлечены и во внебрачные связи. Они обнаруживают эмоциональную опустошенность в ситуациях, в которых они ожидали продолжительной любви.

Хайт высказывается об этом следующим образом.

Многие женщины знают, что они не получат равной эмоциональной поддержки, оценки или уважения в своих связях. И все же может оказаться затруднительным описать определенно, каким именно образом мужчина проектирует убывающие аттитюды. Некоторые из способов, какими это происходит, настолько неуловимы в своем выражении, что, в то время как женщина может начать чувствовать себя фрустрированной и вставать в оборонительную позицию, она обнаруживает, что почти невозможно сказать точно, почему: указание на что-то сказанное или сделанное может показаться мелочным, подобно чрезмерной реакции. Но когда все это собрано воедино, не вызывает удивления, когда даже один из таких инцидентов может оттенить основное сражение — или, более типично, еще один раунд отчуждения, которое никогда не достигает разрешения. Эти мелкие инциденты стирают интимность в отношениях, делая женщину раздражительной и, наконец, низводя любовь до простой умеренной терпимости[195].

Уравнивание является внутренне присущим элементом в трансформации интимности, поскольку оно является элементом коммуникации. Гнев мужчин, направленный сегодня против женщин, — это в какой-то весьма существенной части реакция на самооценку женщин дома, на рабочем месте и где угодно еще. Женщины, в свою очередь, сердятся на мужчин вследствие тонких и не очень тонких способов, какими мужчины отказывают им в материальных привилегиях, объявленных ими для самих себя. Экономическая бедность для женщин, эмоциональная бедность для мужчин: не таково ли состояние игры в отношениях между полами? Самоназначенные адвокаты мужчин с одной стороны и женщин — с другой так бы и сказали, хотя каждый из них, вероятно, обвинял бы другую сторону в том, что она не вполне осознает страдания другого пола.

Подбирая материал по теме маскулинности как физической ущербности, Херб Голдберг описывает «риск бытия мужчиной» и говорит о привилегии маскулинности как о мифе[196].

Голдберг — чувствительный наблюдатель изменений, которые оказали воздействие на гендер и сексуальность, и он симпатизирует целям женского движения. Однако в его работах обвинения женщин в адрес мужчин, выдвинутые в исследованиях Хайт и находящие свое отражение в мириадах руководств по терапии, — в том, что мужчины эмоционально неразвиты, не дают прикоснуться к своим чувствам и так далее — выглядят как несчастливое бремя, взваленное на плечи мужчин.

Здесь пагубное пристрастие еще раз появляется в центральной роли. Многие мужчины, утверждает Голдберг, стали чем-то вроде «зомби», движимых мотивами, которые сами они едва понимают. Современная культура насыщена «бизнесменами-зомби, гольф-зомби, зомби на спортивных автомобилях, плейбоями-зомби»: все они «играют по правилам, запланированным мужской игрой» и, как следствие, «утрачивают знание самих себя как людей и способность затрагивать свои чувства или же бегут от них». Женщины заявили протест против своей ограниченности домашним очагом и освобождаются от него, а также протестуют против связанных с ним ограничений саморазвития. Мужчины все еще заключены в своей роли добытчика пропитания, хотя экономические преимущества мужчин по сравнению с женщинами скорее ощущаются ими как оскорбительные. Потребность «вести себя как мужчина» сильно запечатлена — и по большей части такое поведение ожидается также и женщинами, — но давление, которое она продуцирует, весьма интенсивно. Идея, что мужчины находятся в привилегированном положении, утверждает Голдберг, блекнет перед лицом статистики личностных потерь: в отношении продолжительности жизни, подверженности заболеваниям, суициду, преступности, дорожно-транспортным происшествиям, алкоголизму и наркомании женщины находятся в более выгодном положении, чем мужчины.

Мужчина, который в моменты честного размышления спрашивает себя «Что во всем этом имеется для меня? Что я получаю и что я буду иметь в будущем?», может обнаружить, что он в значительной степени не в состоянии ответить на этот вопрос положительно или оптимистически. Ее изменения в комбинации с его ригидностью поставили его перед стеной. Если он настаивает на Своих прежних путях, его обвиняют в шовинизме и сексизме (дискриминации одного из полов (обычно женского) — примеч. перев.). Если он принуждает себя к новой ответственности, не создавая равных потребностей и не сбрасывая части традиционной упряжи, он лишь обнаружит себя перегруженным и переутомленным до точки слома. Если он полностью сохраняет традиционный маскулинный стиль, то может к своему ужасу обнаружить, что стал невидимым, бесполым и недостойным в глазах большинства женщин и даже большинства других мужчин, которые отворачиваются от человека без работы, статуса и власти[197].