Энтони Гидденс, директор Лондонской школы экономики и политологии, бесспорно, представляет собою крупную фигуру не только в британской, но и во всей современной мировой социологии[1].

Круг его научных интересов достаточно широк. Еще в начале своей профессиональной карьеры он утвердил себя как один из ведущих интерпретаторов классической социологической теории. Большинство западных социологических изданий энциклопедического типа отмечают также его значительный вклад в современный анализ классовой структуры и социальной стратификации. Он считается, по сути, первооткрывателем довольно авторитетной социологической теории структурации. Наконец, на протяжении последних десятилетий он довольно активно занимается исследованиями по проблемам постмодернизма и постмодернити[2].

Эти проблемы охватывают довольно широкий тематический спектр — доверие и риск, онтологическая безопасность, проблемы самоидентификации в быстро изменяющемся социальном пространстве, новые возможности социальной трансформации и демократизации и т. д. В русле этих последних проблем лежит и исследование современной сексуальной революции, излагаемое в книге «Трансформация интимности».

Само словосочетание «сексуальная революция» встречается в работе, предлагаемой вниманию читателя, не так уж и часто. И тем не менее книга именно об этом — причем, главным образом, в социологическом контексте. Надо сказать, что до середины двадцатого столетия проблемы сексуальности и ее взаимопереплетения с социальными отношениями в более широком контексте чаще оказывались в центре внимания психологов (и в особенности психоаналитиков — с легкой руки З. Фрейда), нежели становились предметом изучения социологии. Между тем сексуальность в самых разнообразных ее проявлениях — это важнейший аспект социального взаимодействия[3].

Не случайно выдающийся русский и американский социолог Питирим Сорокин относил проявления сексуальности и потребности людей в этих проявлениях к одному из трех главных побудительных мотивов, которые оказывают огромное влияние на судьбы целых государств и народов. Сексуальный инстинкт, наряду с пищевым и инстинктом безопасности, он относил к разряду «базовых» или «основных» инстинктов (сам термин, очевидно, заимствован у Фрейда) и утверждал, что именно подавление этих основных инстинктов у населения господствующим режимом и выступает в конечном счете исходным фактором всех социальных революций[4].

Конечно, на Западе социологический интерес к проблеме сексуальности проявился значительно раньше и получил существенно большее развитие, нежели в России[5].

Основная причина такого невнимания заключалась скорее в том, что изучение проблемы сексуальности противоречило господствующим идеологическим установкам общества «реального социализма» (если даже оставить в стороне тот факт, что и сама теоретическая социология получила у нас статус самостоятельной научной и учебной дисциплины лишь в конце 80-х — начале 90-х гг.).

Довольно широкий круг литературных источников, цитируемых и обсуждаемых Э. Гидденсом, указывает на огромный интерес — причем не только психологический, но уже и социологический — к проблеме сексуальности на Западе. По упомянутой выше причине ни одного российского автора среди этих источников нет. В самом деле, вероятно, можно буквально по пальцам пересчитать тех отечественных социологов, которые обращались к этой проблеме (мы не говорим, разумеется, о специальных публикациях гинекологической, психологической, психоневрологической и вообще медицинской тематики). Один из наиболее серьезных русскоязычных социологов, плодотворно работающий по этой проблеме начиная с 60-х годов, это И. С. Кон. Хотя следует отметить, что его первая (и самая известная) книга на эту тему — «Введение в сексологию» — не случайно была опубликована в издательстве «Медицина»[6].

Эта работа носила не столько социологический характер, она, скорее, представляла собою свод самых разнообразных сведений по анатомии, эндокринологии, психологии, этнографии и лишь отчасти — по социологии сексуального поведения человека. Среди «чисто социологических» авторов, довольно последовательно разрабатывавших эту проблему в течение последних десятилетий, следует отметить прежде всего петербургского социолога С. И. Голода[7].

В ряду проблем, связанных с изучением стереотипов сексуального поведения, особый интерес в социологическом плане вызывает так называемая сексуальная революция. На Западе об этом явлении заговорили в конце 50-х — начале 60-х годов, когда к ее изучению обратились многие известные философы, социологи, психологи, публицисты. Следует сразу отметить при этом, что далеко не все авторы считают те радикальные изменения, которые происходят в сфере социальных норм, регулирующих взаимоотношения между полами, революцией. Неоднократно приходилось слышать и читать рассуждения с тех позиций, что здесь мы имеем дело просто с ускорением эволюционных процессов[8].

«Происходящие в наши дни сдвиги половой морали в поведении часто называют броским, но не слишком определенным термином „сексуальная революция“. Действительно ли это резкая трансформация, „взрыв“ традиционных норм или же просто ускоренное продолжение эволюционного процесса, идущего уже несколько столетий?» — таким вопросом задается И. С. Кон[9].

И, к сожалению, несмотря на основательный последующий анализ происходящих изменений, сам он так и не дает, в конце концов, на этот вопрос определенного и однозначного ответа. Поэтому хотелось бы высказать несколько соображений на этот счет.

Согласно определению, любая социальная революция представляет собою не что иное, как тотальное изменение всех сторон жизнедеятельности общества — и экономической, и политической, и духовной, — и вообще коренной перелом в характере социальных отношений. Это определение в достаточной степени применимо также к революционным процессам, происходящим и в отдельных крупных сферах социальной жизни — при условии, что в результате таких процессов внутри каждой такой сферы изменениям подвергаются все аспекты социального взаимодействия, то есть фактически совершается ре-институционализация. Поэтому мы вправе говорить, скажем, о неких «локальных»[10] революциях, означающих революционные перевороты в каждой из таких сфер, — о «технологической», «управленческой», «научно-технической», «культурной», равно как и «сексуальной» революциях.

Такие локальные революции являются составными частями той или иной глобальной революции. Здесь не следует только забывать: социологический смысл той же, например, «локальной» научно-технической революции состоит не в самих технических изобретениях и новшествах, а в происходящих в результате внедрения этих изобретений изменениях отношений между людьми — то есть в трансформациях норм, правил, принципов социального взаимодействия, всей статусно-ролевой системы. Это относится к сексуальной революции в той же мере, как и к любой другой «локальной» революции;

Прежде чем перейти к описанию характерных черт сексуальной революции, необходимо отметить следующий чрезвычайно важный момент: она является следствием и одной из составных частей такого поистине гигантского явления, как глобальная индустриальная революция, и, кажется, выступает как своего рода завершающий этап ее. Индустриальная революция начинается, как известно, с технологической революции, что выражается в механизации производства, которое благодаря этому приобретает массовый характер. Сердцевину и суть индустриальной революции составляет приведение в действие трех важнейших социально-экономических законов — закона экономии времени, закона возвышения потребностей и закона перемены труда[11].