Выводы, которые извлекает отсюда Фрейд, конечно, в какой-то степени корректны, но нельзя сказать того же об аргументах, которые он разворачивает для того, чтобы достичь их. Две отдельные проблемы, поднятые этими аргументами: женская сексуальность и эротизирование тела, с одной стороны, желание уверения в том, что она любима, — с другой. Мы можем предположить, что фактически оба пола, когда происходит разрыв с матерью, нуждаются в подтверждении того, что они все еще любимы. Однако потребность в любви у мальчика, в противоположность фрейдистскому взгляду, больше или настоятельнее, нежели у девочки, в значительной степени благодаря тому, что она глубже запрятана. Подтверждение у мальчика исходит из правила фаллоса (оценка социального статуса и власти) и, в области самого сексуального поведения, из эпизодической сексуальности. Такая сексуальность отвергает саму эмоциональную зависимость, которая подпитывает ее.

Фрейдистская интерпретация женской сексуальности произвела продолжительное воздействие на более позднюю психоаналитическую литературу. Сексуальность женщины рассматривалась как сущностно пассивная — взгляд, который подкреплялся действующими стереотипами. В свете нынешних изменений в сексуальном поведении стало очевидным, что в той степени, в какой такое изображение соответствовало реальности, она была результатом скорее социальных ограничений, налагаемых на женщину, нежели постоянных психосексуальных характеристик. Конечно, имидж ненасытной женщины долгое время существовал бок о бок с имиджем женской пассивности; взгляд Фрейда акцентировал внимание на одной картинке ценою другой.

Диффузный эротизм, о котором говорил Фрейд, должен, собственно, расцениваться скорее как потенциально разрушительный, нежели как негативная реакция на ситуацию «утраты». Ни клитор не является функциональным эквивалентом пениса, ни женское сексуальное наслаждение не определяется неудачей противопоставления стандартам, установленным мужчиной. Можно предполагать, что оба пола в младенческом возрасте обладают способностью эротизировать свое тело. Мальчики имеют тенденцию отказываться от этого в пользу более генитально сфокусированного режима, в качестве части эдипова перехода. Девочки, с другой стороны, в большей степени способны сохранять это переживание и поэтому также более способны интегрировать специфически генитальные ощущения с другими переживаниями и привязанностями — фактически они могут считать сексуальную активность невознаграждающей, когда они лишены этих более широких отношений.

Позвольте мне подвести итог того, что подразумевалось в предшествующем обсуждении. Поскольку возможно, как предполагал Фрейд, и даже весьма вероятно, что существуют более или менее универсальные характеристики сексуальной психологии, я поставлю этот вопрос в значительной мере в другой плоскости. В современный период отчетливой чертой социализации, характерной для большинства страт в современных обществах, стала выдающаяся роль матери в ранней заботе о ребенке. Отношения мать-дитя испытывают на себе влияние «изобретения материнства», равно как и отражают другие изменения, которые отделяют модернистские институты от пре-модернистских. Господство матери имеет глубокие психологические последствия для обоих полов и стоит у истоков некоторых наиболее распространенных аспектов сегодняшнего гендерного различия.

Мужчины испытывают проблемы с интимностью: это утверждение мы слышим вновь и вновь как в терапевтической литературе, так и где угодно еще. Однако что это означает? Если анализ, который я предложил, является валидным, мы не можем просто утверждать, что женщины имеют тенденцию к тому, чтобы быть более способными к развитию эмоциональной симпатии с другими, нежели большинство мужчин. И мы не можем, пусть это будет банальным повторением, согласиться с тем, что женщины, как правило, не могут обращаться со своими чувствами тем же способом, что и мужчины. Интимность — это, помимо всего прочего, дело эмоциональной коммуникации — как с другими, так и с собой — в контексте межличностного равенства. Женщины подготовили путь для экспансии области интимности в своей роли революционеров современности. Условием и результатом этого процесса стали определенные психологические предрасположенности, а также материальные изменения, которые позволили женщинам подкрепить призыв к равенству. На психологическом уровне затруднения, которые испытывают мужчины в отношении интимности, являются, помимо всего прочего, результатом двух вещей: схизматического взгляда на женщин, который можно отследить до неосознанного преклонения перед матерью, и иссякающего эмоционального изложения самости. В социальных обстоятельствах, в которых женщины более не являются соучастниками роли фаллоса, травматические элементы мужественности, таким образом, более болезненно выставляются на обозрение.

На индивидуальном уровне все психодинамические механизмы весьма сложны, и прямой комплементарности между мужской и женской психологиями не существует. Поэтому обобщение «мужчины» и «женщины» как чего-то целого, даже оставляя в стороне разнообразие пре-модернистских и немодернистских культур, нуждается в определении. Как и в других частях этой книги, всякий раз, когда я говорю «мужчина» или «женщина», всегда предполагается имплицитное вводное слово, которое добавляет «во многих случаях». К примеру, эпизодическая сексуальность, как подчеркивалось выше, не ограничивается мужчинами; это механизм власти, и его защитные атрибуты имеют также определенную пользу и для женщин. Идея, что «мужчины не умеют любить», откровенно фальшива и не должна — опять же по причинам, упомянутым ранее, — прямо приравниваться к тем трудностям, которые мужчины испытывают в отношении интимности. Многое в сексуальности мужчин возбуждается фрустрированным поиском любви, которой они, однако, столь же боятся, как и желают. Многие мужчины в ситуациях интимности не способны любить других как равных себе, но они вполне способны предлагать любовь и заботиться о тех, кто находится в их власти (женщин, детей), или тех, с кем они разделяют неустановленный рапорт (приятелей, членов братства).

Трудности в сфере интимности не ограничиваются мужчинами. Отношения женщин с мужской властью амбивалентны. Требование равенства может психологически столкнуться с поиском фигуры такого мужчины, который эмоционально отдален и авторитарен. Поэтому развитие уважения, основанного на равенстве и независимых способностях другого, ставит проблемы для обоих полов, кое-что из этого, несомненно, просачивается и в гомосексуальные отношения. Более того, коммуникация чувств связана с нарциссизмом, это скорее претензия на власть, нежели обеспечение любви-слияния.

Маскулинность как утрата: совместима ли эта тема с постоянством патриархального господства? Поскольку половое разделение труда остается, в сущности, нетронутым; дома и на работе, в большинстве контекстов современной жизни мужчины в значительной степени не желают ослабить свои бразды правления. Власть запряжена в интересы, и, очевидно, там имеются явно материальные соображения, которые помогают объяснить, почему это так. Однако в той мере, в какой мужская власть базируется на уступчивости женщин и на экономических и эмоциональных услугах, которые оказывают женщины, она находится под угрозой.

Психологические черты, обсуждаемые в предшествующей главе — в особенности в той степени, в какой они первично или частично локализованы в подсознании, — насаждают фундаментальные напряжения внутри возникающего мира чистых отношений. Чтобы проследить их, я сконцентрируюсь на аспектах чистых отношений в однополых связях — особенно среди лесбиянок. Если следовать психическим характеристикам мужской и женской сексуальности, эта стратегия могла бы показаться странной. Однако чтобы посмотреть, насколько эти психологические различия, имеющие тенденцию отделения мужчин от женщин, могли бы оказаться деструктивными для чистых отношений, стоит рассмотреть их внутреннюю динамику, а она в некотором смысле легче поддается изучению, когда удален гетеросексуальный элемент.