В современных отношениях, согласно Голдбергу, мужчины часто обнаруживают себя в безвыигрышной ситуации. Женщины могут сказать: «ты боишься близости и эмоциональной теплоты», что часто соответствует действительности; но фактически они сами нередко ищут мужчину, которого они могли бы оценивать как самодостаточного, контролирующего себя и посвятившего себя миру работы. Женщин возмущают те же самые характерные черты, которые их в первую очередь привлекают, потому что в их глазах обесцениваются те способы заботы о них, которые мужчины были в наибольшей степени способны обеспечить[198].

Феминистский ответ рассматривает все это совершенно иным образом. Согласно утверждению Барбары Эренрейч, мужчины начали мятеж против своих прежних гендерных ролей еще раньше женщин[199].

Вплоть до периода, начавшегося тридцать или сорок лет назад, от мужчины обычно ожидалось, что он женится и будет поддержкой для своей жены; на любого, кто поступал иначе, смотрели в некотором смысле подозрительно. Однако в какой-то момент мужчины стали более осторожными относительно втягивания себя в брачные узы и связанные с этим экономические требования. Они сохранили ориентацию на свой экономический успех, но уже не убеждены с прежней необходимостью, что они должны работать на других. Чтобы оставаться свободным, мужчина должен оставаться одиноким; он мог бы наслаждаться плодами своей работы и без социальных требований со стороны жены или установленного дома. С точки зрения автора указанной выше работы, битники и хиппи, появление которых поставило под вопрос протекающую в тяжкой работе жизнь традиционного мужчины, еще более усилили уже протекавшие изменения, поскольку они презирали брак, дом и домашние обязанности.

Медицина и психология, утверждает Эренрейч, невольно внесли свой вклад в мятеж мужчин; они показали, как и насколько непропорционально мужчины подвержены стрессам и напряжениям современной жизни. В девятнадцатом веке жизненные экспектации мужчин были выше, нежели у женщин; по мере того как сердечные заболевания, рак и другие болезни вытесняли прежние основные недуги, такие как туберкулез и пневмония, а детская смертность становилась редким явлением, средняя продолжительность жизни женщин стала превосходить мужскую. Мужчины стали слабым полом, и в некоторых медицинских кругах этот факт объясняли их потребностью работать усерднее, чем женщины. В частности, тот факт, что сердечно-сосудистые заболевания распространились среди мужчин в большей степени, чем у женщин, стали расценивать как выражение мужских стрессов. Аргументация Голдберга здесь падает на его же голову: «Долгосрочный эффект коронарной паники должен был подорвать претензии женщин на долю зарплаты мужа и, кроме того, предъявить обвинение роли добытчика в том, что она становится „летальной тропой“ для мужчин»[200].

Каков же результат? Позиция Голдберга, по мнению Эренрейч, позволяет мужчинам сделать двойное приобретение. Они могут сбросить с себя роль кормильца, не отказываясь от привычек своих экономических привилегий по сравнению с женщинами. «Маска маскулинности» может быть отброшена, и в то же самое время мужчины могут избегать любой долгосрочной занятости домашними делами, сосредоточившись вместо этого на своих собственных удовольствиях. Созданный социальный климат, который одобряет «безответственность, снисходительность к себе и изоляционистское разъединение с претензиями других»[201].

Мужчины завоевали свою свободу, в то время как женщины все еще находятся в ожидании своей. Экономическая независимость, полученная мужчинами, не стала доступной женщинам, которым приходится нести на себе ту ответственность, от которой отказались мужчины. Женщины, в особенности те из них, кто возглавляет семьи с одним родителем, составляют высокую долю среди бедняков. Мужчины перезаключили пакт, который в более ранние эпохи был основой доходов семьи.

Имея перед собой расхождения в анализах различных авторов, вряд ли стоит удивляться тому, что различаются и предлагаемые ими практические средства. Женщины должны иметь достаточный минимум дохода для обеспечения семейного благосостояния без необходимой помощи мужчин, что среди прочего означает равенство возможностей на рынке труда. Требуется также правительственная поддержка женщин, обеспечение заботы о детях, проезда во время отпуска без оплачиваемой занятости. Барбара Эренрейч обдумывает такую возможность, что это могло бы означать тенденцию прогрессивной уступки женщинами своих позиций мужчинам; мужчины будут просто мимоходом проходить сквозь жизни женщин, которые будут составлять подлинный краеугольный камень семьи. Примирение между полами возможно, если оно будет основано на «некой возобновленной лояльности и доверии между взрослыми мужчинами и женщинами», но это далеко не гарантировано[202].

Почти все рекомендации Голдберга касаются самоидентичности. Мужчинам втолковывается необходимость переопределения своей маскулинности таким образом, чтобы преодолеть те влияния, которые отделили их от их «внутреннего опыта». Они должны избегать ярлыков, которые могли бы послужить тому, чтобы сохранять рабскую приверженность соблюдению принципов — беспокойство о том, как бы не подумали, что ты трусливый, слабый, неудачник, недоразвитый, импотент или женоненавистник. Они должны культивировать тесную дружбу с другими мужчинами, чтобы обеспечить себе того же типа поддержку, которую способны предлагать друг другу женщины. Для каждого мужчины важно порвать с идеей о том, что женщины, с которыми он вступает в связь, должны быть пассивными и обожаемыми; скорее он должен ожидать развития отношений с женщинами, которые являются автономными индивидами. Мужчинам нужно развивать свои «женские стороны» и «восстанавливать эмоции, потребности в зависимости, пассивность, флюидность, игривость, чувствительность, уязвимость и сопротивляемость всегда предполагаемой ответственности»[203].

Не рвитесь так пылко изменять мир, советует мужчинам Голдберг, измените сначала себя.

Имеются некоторые сомнения по поводу того, что между полами возникают новые эмоциональные антагонизмы. Источники и мужского, и женского гнева уязвляют даже более глубоко, нежели предполагает любая из приведенных выше точек зрения. Фаллос — это всего лишь пенис: насколько это открытие приводит в замешательство и заставляет оцепенеть оба пола! Претензии на власть мужественности зависят от свисающего кусочка плоти, который теперь утратил свою особую, отличительную связь с воспроизводством. Это действительно новая кастрация; женщины могут теперь смотреть на мужчин, во всяком случае, на когнитивном уровне, как на придаток, столь же лишенный функции, как и сам мужской сексуальный орган.

Для мужчины, как указывалось выше, сохранение базового доверия идет из младенчества, связанного с господством и контролем, включая самоконтроль, берущим свое начало в подавляемой эмоциональной зависимости от женщин. Потребность нейтрализовать такие подавляемые желания или разрушить их объект сталкивается с потребностью в любви. В таких обстоятельствах мужчины в большом числе случаев будут отстраняться от женщин и оценивать привязанность как эквивалент ловушки, в то время как уровни мужского насилия по отношению к женщинам могут выходить далеко за пределы обычно наблюдаемых.

Однако амбивалентная зависимость не ограничивается мужским полом. Подпитываемая стыдом ярость является также характеристикой женского психосексуального развития. Превращение фаллоса в пенис подразумевает беспокойство и у женщин, поскольку его роль как сигнифайера важна для их собственного ощущения честности перед самими собой. Женское восхищение мужчинами предполагает, что мужчина способен ускользнуть из-под господства матери; соучастие женщин проистекает из той специфической «ущербности», которая может быть преодолена с помощью любви. Многие женщины, вероятно, тянутся к тем мужчинам, которые в действительности не способны к привязанности. Антипатия к привязанности по тем причинам, которые уже объяснялись, часто максимизирует и его привлекательность, и тот вызов, который он бросает.