— Простите, — сказалъ Филиппъ, — но, судя по вашимъ словамъ, капитанъ Поликсфенъ зналъ, кому принадлежали ящики, и, значитъ, хотѣлъ украсть ихъ?

— Нѣтъ, — спокойно отвѣтилъ капитанъ. — Такого намѣренія у него не было. Дѣло въ томъ, что среди революціонеровъ былъ расколъ, и Павловскому удалось склонить капитана Поликсфена на сторону одной изъ двухъ партій. Ему поручено было захватить ящики съ золотомъ, опередивъ представителей второй партіи, затѣмъ провезти ящики въ адріатическій портъ и получить десять процентовъ за свои труды.

— Недурная награда, — сказалъ Тони.

— Та же награда предлагается теперь русскимъ правительствомъ, отъ имени котораго я къ вамъ являюсь. Я увѣренъ въ вашемъ джентльменствѣ, господа, и въ томъ, что никакія политическія симпатіи не ослабятъ въ васъ чувства справедливости, и потому прошу возвратить ящики ихъ законному владѣльцу, т.-е. императорскому флоту, причемъ я уполномоченъ заплатить вамъ за это семьдесятъ-пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ.

— Странно, — сказалъ Филиппъ послѣ короткаго молчанія, переглянувшись съ Тони, — что это предложеніе не было сдѣлана уже давно, черезъ вашего посланника въ Лондонѣ.

— Причина очень простая, — отвѣтилъ капитанъ. — Въ эта дѣло замѣшано очень много высокопоставленныхъ лицъ, и потому нельзя было его поднимать оффиціально, чтобы не скомпрометировать разныхъ людей. Я могу представить вамъ довѣрительныя письма и сдѣлаю это, получивъ вашъ отвѣтъ. Я попросилъ бы васъ только дать мнѣ отвѣтъ не позже, чѣмъ черезъ два часа. Если отвѣтъ будетъ соотвѣтствовать моимъ ожиданіямъ, то я передамъ вамъ нѣчто интересующее васъ — ключи отъ ящиковъ, забытые на «Анадырѣ» тѣми, которые перенесли ящики на яхту. Ключи эти у меня. Военное министерство покупаетъ ящики въ Лондонѣ, и, вѣроятно, вамъ не удалось открыть ихъ.

Капитанъ Кирсановъ поднялся и, улыбнувшись, хотѣлъ откланяться, но Филиппъ, которому Тони шепнулъ что-то на ухо, задержалъ офицера. Онъ сказалъ, что они сразу могутъ отвѣтить утвердительно, и имъ не нужно двухъ часовъ, чтобы рѣшить, что они не воры.

Когда Кирсановъ удалился, то оба друга сразу рѣшили, что это послѣднее приключеніе — самое оригинальное изъ всего, что они пережили.

Движеніе по Кингсуэ сильно увеличилось. Лондонцы научились пользоваться этой вновь прорѣзанной улицей, какъ это замѣтили Филиппъ и Мэри въ ясный, солнечный день, когда, по странной случайности, встрѣчающейся, впрочемъ, и въ жизни самыхъ серьезныхъ людей, онъ вдругъ встрѣтилъ ее на улицѣ. Они вернулись въ Англію, приблизительно, за мѣсяцъ до того.

Главная новость, которая встрѣтила ихъ при возвращеніи, — это то, что трупы Вальтера Поликсфена и негра Коко были найдены плававшими на поверхности Гранъ-Этана, но на далекомъ разстояніи одинъ отъ другого. У Поликсфена засѣла пуля въ затылкѣ, и онъ умеръ не оттого, что потонулъ. На тѣлѣ Коко не было внѣшнихъ поврежденій, и, по мнѣнію врачей, онъ утонулъ. Высказывалось предположеніе, что Коко, открывъ тайну Поликсфену, застрѣлилъ его потомъ сзади. По величайшей ироніи судьбы, Поликсфенъ, обманывавшій цѣлые полъ-вѣка самыхъ умныхъ людей на двухъ материкахъ, сдѣлался въ концѣ концовъ жертвой наивнаго Коко, въ головѣ котораго не могло сразу умѣститься болѣе одной мысли. Открытіе труповъ возобновило интересъ Лондона къ почти забытому преступленію. Орасъ снова сдѣлался героемъ среди школьныхъ товарищей; мать Ораса была огорчена, а Мэри и сэръ Антони опять подверглись множеству непріятностей. Полиція, которой теперь ничего не оставалось дѣлать въ дѣлѣ открытія преступленія, проявила необыкновенную энергію. Трехъ друзей снова опрашивали, за ними наблюдали, шпіонили, выводя ихъ изъ себя, пока наконецъ департаментъ полиціи не нашелъ болѣе интересныхъ занятій, и дѣло о Поликсфенѣ не отошло въ древнюю исторію.

Осязательными послѣдствіями дѣла были семьдесятъ-пять тысячъ фунтовъ, выплаченныхъ сэру Антони и Филиппу представителемъ русскаго правительства въ присутствіи французскаго губернатора въ Мартиникѣ. Друзья много спорили объ этихъ деньгахъ и въ концѣ-концовъ рѣшили подѣлить ихъ по-ровну между двумя друзьями.

Въ одинъ іюльскій день Филиппъ и Мэри шли, и вдругъ услышали, какъ маленькіе газетчики выкрикивали послѣднее изданіе «Evening Record» и размахивали плакатомъ съ надписью: «Дневникъ Вальтера Поликсфена». Филиппъ купилъ нумеръ, и такъ какъ они очутились какъ разъ передъ чайной, гдѣ было почти пусто, и только прохаживались молодыя продавщицы въ кокетливыхъ кисейныхъ чепчикахъ, то они вошли, сѣли въ углу у мраморнаго столика и Филиппъ раскрылъ газету.

«Evening Record» потратила много денегъ въ Вестъ-Индіи, наняла спеціальнаго корреспондента и въ результатѣ добыла дневникъ, найденный въ карманахъ пальто Вальтера Поликсфена. Корреспондентъ телеграфировалъ отдѣльные отрывки дневника, и въ этотъ день напечатана была первая часть. Филиппъ погрузился въ чтеніе, потомъ нетерпѣливымъ жестомъ отбросилъ газету и пододвинулъ ее къ Мэри. — Прочтите сами, миссъ Поликсфенъ, — сказалъ онъ, подавая ей листовъ, и она прочла:

«Этотъ Мастерсъ наивенъ, но не дуракъ. Дуракъ я, что не убилъ его. Какъ всѣ великіе люди, я способенъ дѣлать великіе промахи. Въ будущія времена, когда то, что называется теперь преступленіемъ, будетъ изучаться на научныхъ основаніяхъ, мое поведеніе въ этомъ поразительномъ дѣлѣ, съ того момента, какъ я увидѣлъ, что мой дорогой братъ мертвъ, будетъ считаться геніальнымъ, опередившимъ свое время. Я слишкомъ рано жилъ. То, какъ я переплеталъ вымыселъ съ правдой, въ передачѣ дѣла равнымъ людямъ, не говоря уже о геніально вымышленной исторіи испанскаго судна, достойно болѣе великой эпохи. Не стоило тратить его на ХХ-й вѣкъ. Въ ХХ-мъ вѣкѣ такая геніальность опасна.

„Я чуть не выбросилъ Мастерса вчера за бортъ. Почему я этого не сдѣлалъ? Онъ зловреденъ, онъ внушаетъ мнѣ устарѣвшія чувства. Я только потому не выбросилъ его, что я обѣщалъ ему сохранить жизнь. Что за нелѣпое основаніе, Богъ мой!

„Я на секунду потерялъ голову, увидавъ на балконѣ храбраго баронета и ту дѣвчонку. Этого со мной никогда не случалось. Я сразу догадался, что въ ресторанѣ женщина принадлежала къ ихъ компаніи. Недурна собой. Я уже двадцать лѣъ не влюблялся. Мнѣ всегда нравились полныя женщины.

«Глупо было ѣздилъ на „Странникъ“, но меня это позабавило. Въ концѣ концовъ придется прикончить Мастерса. Самое смѣшное, что мнѣ это будетъ непріятно.

„Негры всюду одни и тѣ же. Не умѣютъ держаться твердаго рѣшенія. Почему оно такъ?

„Дѣтскій гнѣвъ Мастерса, когда я разсказалъ ему объ испорченномъ винтѣ, очень интересенъ психологически. Но по-моему…“

На этомъ обрывался дневникъ.

Газета обѣщала читателямъ дать черезъ двѣ недѣли весь дневникъ безъ сокращенія.

Мэри сложила газету и молча взглянула на Филиппа.

— Какія страшныя опасности вы претерпѣли! — сказала она.

— И какова награда! — возразилъ онъ.

— Что же, — тихо сказала она:- деньги? Развѣ стоило…

Онъ быстро оглянулъ ея траурное платье и затѣмъ осмотрѣлся вокругъ, чтобы убѣдиться, что нѣтъ никого по-близости.

— Дорогая, — прошепталъ онъ взволнованнымъ голосомъ, — простите меня. Когда-нибудь, можетъ быть черезъ годъ, я буду просить еще и о другомъ. Я… — онъ сильно покраснѣлъ и быстра прибавилъ:- Пойдемте.

Она съ ласковой улыбкой взглянула на него, и въ ея движеніяхъ была тихая покорность его волѣ. Пройдя дальше мимо театра „Метрополитенъ“, они увидѣли садившуюся въ автомобиль остановившуюся пару, столь занятую другъ другомъ, что они не замѣтили стоявшихъ на панели.

— Джозефина говоритъ, что покинетъ сцену, когда выйдетъ замужъ за Тони, — сказала Мэри.

— А когда вы думаете вернуться на сцену? — тревожно спросилъ Филиппъ.

— Никогда.

Съ англійск. З. В.

„Вѣстникъ Европы“, No№ 2–3, 1908

1907