— Я увидѣла, какъ сверкнулъ револьверъ, направленный за васъ, и набросила плащъ…
— Это было счастливой мыслью. Вы спасли мнѣ жизнь.
— Вотъ для чего я, значитъ, пошла съ вами. Что-то меня побуждало непремѣнно пойти.
Поднимая плащъ, они нашли въ складкахъ его револьверъ.
— Это револьверъ Поликсфена, — сказалъ Филиппъ, разсмотрѣвъ его. — Его, значитъ, намъ ужъ нечего бояться.
Они пошли осторожно, постоянно оглядываясь назадъ, къ манившему ихъ вдали свѣту. Оказалось, что это былъ фонарь, укрѣпленный на палкѣ, воткнутой въ землю. Поставилъ ли его Поликсфенъ тамъ, чтобы навести на ложный слѣдъ своихъ преслѣдователей, когда онъ замѣтилъ ихъ, или же дѣйствительно это было мѣсто, гдѣ онъ производилъ свои розыски? Филиппъ и Мэри рѣшили подождать друзей, прежде чѣмъ заняться изслѣдованіемъ этого вопроса, и они сѣли и долго сидѣли въ тиши, при свѣтѣ луны, прислушиваясь къ малѣйшему шороху. Вдругъ снова раздался слабый звукъ выстрѣла, затѣмъ шорохъ въ темной листвѣ вокругъ нихъ. Мэри вскочила, и лучи луннаго свѣта освѣтили блѣднымъ сверканіемъ ея бѣлый плащъ.
— Оби! — воскликнулъ чей-то безумно-испуганный голосъ, и изъ-за листьевъ показалось искаженное ужасомъ лицо Коко. Мери показалась ему роковой богиней негритянской миѳологіи, той, которая управляетъ дождемъ и предсказываетъ смерть. Онъ отшатнулся, побѣжалъ съ криками и стонами на берегъ подъ тѣнь широкихъ пальмъ. Затѣмъ раздался тяжелый всплескъ воды и снова все замолкло, кромѣ металлическаго кваканья и жужжанья огненныхъ мухъ.
Когда пришли, наконецъ, капитанъ и Тони, они застали Филиппа смачивающимъ виски лежащей безъ движенія на землѣ Мэри. Послѣ столькихъ волненій она лишилась чувствъ. Капитанъ Четвудъ опустился на колѣни рядомъ съ нею. У него были слезы на глазахъ. Мери вступила въ его жизнь какъ лучъ поэзіи. Онъ не зналъ названія любви, но слезы въ его глазахъ были искренними слезами.
Вскорѣ, впрочемъ, Мэри пришла въ себя, и они всѣ вмѣстѣ стали ждать зари, чувствуя себя теперь въ полной безопасности. При утреннемъ свѣтѣ Гранъ-Этанъ показался ихъ взорамъ во всей своей красѣ, окруженный холмами, съ густыми зарослями зелени, съ безчисленными пунцовыми и желтыми цвѣтами. Все вокругъ было тихо. Они усѣлись всѣ позавтракать — запасами, которыми снабдилъ ихъ Оксвичъ.
— Посмотрите, это что такое? — воскликнулъ вдругъ Тони, указывая на что-то черное, высившееся надъ водой какъ разъ противъ того мѣста, гдѣ стоялъ прикрѣпленный къ шесту фонарь.
Тони первый влѣзъ въ воду, чтобы изслѣдовать обратившій его вниманіе предметъ. Оказалось, что это — уголъ металлическаго ящика, фута въ два длиной и шести въ глубину. Поднять ящикъ Тони не смогъ, потому что онъ былъ прикрѣпленъ кольцомъ и мѣдной проволокой къ чему-то другому на днѣ. Это что-то оказалось вторымъ ящикомъ, прикрѣпленнымъ такимъ же способомъ къ другимъ. Общими силами они стали вытаскивать ящикъ за ящикомъ на берегъ — и при ближайшемъ разсмотрѣніи оказалось, что все это желѣзные ящики извѣстной лондонской фирмы. Такъ какъ открыть ихъ безъ помощи ключа не было возможности, то рѣшили перетащатъ ихъ на яхту, остановившуюся въ бухтѣ, черезъ деревню Гольяву, чтобы не очень обратить вниманіе на странный новый грузъ яхты.
Въ нѣсколькихъ ярдахъ отъ мѣста, гдѣ они всѣ стояли, показалась изъ-за пальмъ фигура, подошла къ берегу озера, постояла нѣсколько минутъ и снова скрылась. Всѣ видѣли ясно подошедшаго человѣка и убѣдились, что это ни Поликсфенъ, ни Коко. У него былъ скорѣе видъ иностранца.
XXXIV
Двое сутокъ спустя, въ ясное тропическое утро, «Странникъ» собирался покинуть берега Гренады. Капитанъ Четвудъ былъ въ пріятно-возбужденномъ настроеніи. О Вальтерѣ Поликсфенѣ и Коко не было больше слуха, и «Бѣлая Роза» не появлялась болѣе. По близости отъ Джоржстоуна находилось только русское военное судно «Пелагея», стоявшее на якорѣ уже при прибытіи «Странника». А въ это утро капитанъ Четвудъ, стоя на мостикѣ, замѣтилъ, что съ «Пелагеи» отплылъ маленькій катеръ, на палубѣ котораго стоялъ человѣкъ въ мундирѣ флотскаго капитана. Катеръ направлялся къ «Страннику», и капитанъ Четвудъ замѣтилъ, что «Пелагея», которую онъ принималъ за частную яхту, была подъ флагомъ русскаго императорскаго флота. Къ величайшему удивленію, катеръ съ морскимъ офицеромъ подошелъ въ «Страннику», пожелалъ вступить на его бортъ, затѣмъ передалъ свою карточку, прося сказать сэру Антони Гидрингу и г-ну Филиппу Мастерсу, что онъ проситъ ихъ принять его. На карточкѣ стояло: «Капитанъ Порфирій Платоновичъ Кирсановъ».
Чрезъ нѣсколько минутъ сэръ Антони и Филиппъ принимали капитана Кирсанова въ курительной комнатѣ и старались представиться, — точно посѣщеніе русскихъ флотскихъ офицеровъ для нихъ вещь самая обыкновенная, хотя, на самомъ дѣлѣ, появленіе капитана Кирсанова ихъ сильно изумляло и даже нѣсколько пугало.
— Я васъ задержу не надолго, — вѣжливо сказалъ офицеръ. — Я долженъ, съ вашего позволенія, предложить вамъ одинъ, можетъ быть, нескромный вопросъ. — Онъ оглянулся, чтобы убѣдиться, что всѣ двери заперты, и придвинулся къ сэру Антони. — Простите меня, прошу васъ еще разъ, если мой вопросъ покажется вамъ нескромнымъ. — Я долженъ васъ спросить о вашемъ грузѣ. У васъ на яхтѣ двѣсти-тридцать-семь стальныхъ ящиковъ. Вѣдь мои свѣдѣнія вѣрны?
— Да, — проговорилъ Тони, покраснѣвъ. — Мы дѣйствительно веземъ съ собой этотъ грузъ.
— Вы принесли эти ящики ночью съ Гранъ-Этана, вынувъ ихъ изъ воды. Это было два дня тому назадъ. Конечно, у васъ были свои причины переносить ихъ именно ночью, и я не стану спрашивать. — Онъ улыбнулся. — Но вы не знаете исторіи этихъ ящиковъ, не знаете, что въ нихъ, какъ они попали туда, гдѣ вы ихъ нашли, и кому они принадлежатъ. Если позволите, я все это вамъ скажу.
Послѣ настойчивой просьбы обоихъ друзей, капитанъ Кирсановъ закурилъ папиросу, пустилъ струю дыма и началъ свой разсказъ.
— 27 мая, — сказалъ онъ, — я находился на русскомъ броненосцѣ «Ослябя». Было три часа пополудни, вода просачивалась черезъ пробоину одного бока; носовая часть была уже сильно повреждена и броненосецъ сталъ накреняться на бокъ. Ахъ да, я, кажется, не сказалъ, что это происходило въ цусимскихъ водахъ, въ то время, какъ происходила величайшая морская битва. Мнѣ донесли, что два магазина уже затоплены. Вода лилась на бортъ въ огромномъ количествѣ. Я далъ приказъ остановить машины, велѣлъ экипажу оставить судно и отправился къ капитану. Въ это время, лѣвая часть моста наклонилась въ водѣ и палуба приняла вертикальное положеніе. Капитанъ ухватился за перила. — Какая жалость, сказалъ я ему, что вмѣстѣ съ броненосцемъ погибнутъ полъ-милліона имперіаловъ! Никто, кромѣ адмирала, капитана и меня и нѣсколькихъ младшихъ служащихъ морского казначейства, не знали, что на «Ослябѣ» везутся всѣ фонды балтійскаго флота. Казалось, что деньги совершенно въ другомъ мѣстѣ. Къ удивленію моему, капитанъ отвѣтилъ: «Вы ошибаетесь. Я перенесъ всѣ ящики на „Анадырь“ три часа тому назадъ». Въ это время на палубу нахлынула волна — море было очень бурное и стоялъ сильный туманъ — и капитанъ былъ смытъ. Я потерялъ сознаніе и очнулся на слѣдующій день на японскомъ крейсерѣ «Кассуга».
Капитанъ отпилъ немного виски и продолжалъ:
— Можетъ быть, вы помните, что «Анадырь» исчезъ, и послѣ мѣсяца отсутствія вдругъ появился въ Мадагаскарѣ. Всѣ уже думали, что онъ потонулъ. Изъ шести крейсеровъ второго класса онъ одинъ только и спасся. Что происходило съ «Анадыремъ» во время отсутствія — знаютъ очень немногіе, а тѣ, кто знаютъ — не все скажутъ. Командиръ его умеръ или убитъ. На немъ произошелъ бунтъ. Встрѣтивъ одну изъ яхтъ, которая шла подъ французскимъ флагомъ для наблюденія за японскимъ флотомъ, экипажъ «Анадыря» перенесъ ящики туда подъ командой нѣсколькихъ тайныхъ революціонеровъ среди экипажа. Но нужно было спрятать ящики на время, такъ какъ грабители знали, что стоитъ переждать нѣсколько времени, чтобы фактъ грабежа могъ быть забытъ, и они могли воспользоваться бы своей добычей. Одинъ шотландецъ, находившійся на яхтѣ, подалъ идею спрятать находку въ Гранъ-Этанѣ, помочь свезти туда и опустить на дно грузъ, и подучилъ за это денежную награду. Среди знавшихъ тайну былъ молодой докторъ Павловскій, который вскорѣ послѣ того погибъ во время безпорядковъ. Чтобы избѣжать преслѣдованія полиціи, онъ переодѣлся жандармомъ на горе себѣ, такъ какъ толпа рабочихъ приняла его за дѣйствительнаго жандарма и избила его до смерти камнями. Это происходило на набережной. Онъ попалъ, умирая, въ шлюпку, принадлежавшую пароходу «Волга», которымъ командовалъ капитанъ Поликсфенъ. Павловскій прожилъ еще двѣнадцать часовъ и сообщилъ капитану Поликсфену разныя тайны революціонной партіи. Свѣдѣнія обо всемъ этомъ достигли вскорѣ до морского министерства въ Петербургѣ. Сумма, составляющая почти милліонъ англійскихъ фунтовъ стерлинговъ, имѣетъ значеніе для всякаго правительства. Мнѣ поручено было сдѣлать розыски и дана въ распоряженіе для этой цѣли яхта. Я узналъ, конечно, занимаясь нужными развѣдками, о смерти капитана Поликсфена. Послѣ того я отправился сюда, чтобы выждать и посмотрѣть, что сдѣлать. Я не зналъ одного: гдѣ помѣщаются ящики. Вы будете поражены, до чего я освѣдомленъ относительно всего другого, — относительно вашихъ сношеній съ «Бѣлой Розою» и той первоначальной глупости, если можно такъ выразиться, по которой капитанъ Поликсфенъ открылъ свою тайну брату своему Вальтеру.