Когда Сильви проснулась, было уже позднее утро; все вокруг побелело. На рассвете выпал легкий снег. Его тонкий покров не мог скрыть разрушений, причиненных поместью. Но у молодой госпожи были другие, более важные заботы. Слегка потеплело. Утренний туман рассеялся, и на противоположном берегу Сены стали видны крыши деревни Альфор и разбросанные вокруг биваки. Дым из труб. и полевых костров тянулся вверх в мягком утреннем воздухе.

Спустившись в кухню завтракать — Сильви запрещала открывать гостиные, полагая, что ей будет достаточно двух комнат и кухни, чтобы прожить здесь недолго и скромно, — она не нашла Корантена, уехавшего на рассвете на поиски Фонсома. Это казалось ему лучшим решением, чем везти Сильви через западни и опасности воюющей армии. Она была разочарована: рисковать своей жизнью, чтобы встретиться с Жаном, казалось ей достаточным доказательством любви, способным успокоить подозрения, высказанные в письме. Ей больно было думать, что ее любящий муж, поверив гнусным сплетням, мог сомневаться в ее верности, в которой Сильви ему поклялась.

Видя ее опечаленное лицо, Матюрина пыталась ободрить Сильви.

— Я хорошо понимаю, что госпожа хотела поехать с Корантеном, но это было бы неблагоразумно, и я уверена, что господин герцог сильно рассердился бы.

— Может быть, вы и правы, Матюрина. Вы думаете, мне следует ждать?

— Да. Корантен хитрый и храбрый, как лев. Он наверняка найдет способ пробраться в Сен-Мор.

Тем не менее день ей показался долгим. Сильви сгорала от нетерпения, но наступил вечер, а Корантен не возвращался. Она пыталась приободрить себя, думая, что зимой темнеет рано, что ее гонец столкнулся с трудностями. Закутавшись в шубу и надев сабо, она не решалась вернуться, нервно расхаживая по саду от ворот до дома и обратно, слушая, как церковные часы отбивают каждые четверть часа. Вдруг совсем близко, на Шарантонском мосту, раздался громкий шум: к выстрелам, крикам, грохоту тяжело груженных повозок примешивалось какое-то сердитое сопение, как будто хрюкало стадо разъяренных свиней. Из Шарантона ответили выстрелами. Жером подбежал к хозяйке:

— Возвращайтесь в дом, госпожа герцогиня, так оно спокойнее! А я пойду разузнаю, в чем дело.

Он скоро пришел обратно и сообщил, что на мосту идет бой за обоз со свиньями и репой, который сопровождают какие-то необычные всадники.

— Им удалось пробиться через посты в Альфоре, а сейчас они теснят местных солдат, которые пытаются не дать им проехать.

— Вы считаете, что этот обоз направляется в Париж?

— Должно быть, раз люди господина де Конде гонятся за ним. Правда, обозники еще держатся. На самом деле у них есть два пути: дорога, что простреливается со стен Шарантона, а там они могут погибнуть под огнем, или же берег реки. Но в Берси тоже стоят солдаты, и они рискуют попасть в окружение.

Обозники выбрали берег реки, и Сильви поспешила в один из салонов, чтобы увидеть из окна, что происходит. Громкий шум приблизился и внезапно послышался вблизи сада поместья Фонсомов, который от реки отгораживала лишь невысокая стена. Толпа людей хлынула в аллеи и в одно мгновение растоптала клумбы.

— Стрелков в оба флигеля! — командовал чей-то властный голос. — И постройте мне заграждение из лодок, повозок, из всего, что найдете под рукой, чтобы мы могли укрепиться в этом доме. Гансевиль и Брийе, займитесь обороной! Я пойду взгляну, можно ли пробиться на Шарантонскую дорогу, что идет вдоль реки… Нужны также люди, чтобы охранять задний фасад!

С первых слов Сильви узнала этот голос. Она узнала бы его даже в гуле сражения: это был голос Франсуа. Она бы узнала его, если бы он не произнес ни слова — его непокрытые белокурые волосы были заметны издалека. Это видение — в иные времена оно привело бы ее в восторг — ужаснуло Сильви, и °на, открыв наружную застекленную дверь, взяла фонарь, оставленный здесь Жеромом, и вышла на трехступенчатую террасу, обрамлявшую весь фасад дома.

— Куда вы собрались идти, господин герцог де Бофор? Я запрещаю вам входить в мой дом…

— Сильви! — воскликнул он так, словно не поверил своим глазам. — Почему вы здесь?

— И вы опять спросите меня, что я здесь делаю? Так вот, я у себя дома, и я жду здесь своего мужа.

— Это ваше дело! Я должен пройти через ваше поместье. Другие владения огорожены стенами, которые придется разрушать, чтобы дать проехать нашим повозкам, и, кажется, в парке госпожи де Сенесе стоит пост. Вы наша единственная надежда. Заняв ваш дом, мы сможем немного передохнуть и пробить себе путь либо через заброшенные карьеры, либо через лес, что выведет на дорогу, а там нас ждет засада.

— Пробивайте себе путь в другом месте! Это не дом вашего друга, и я не имею права принимать вас в нем!

— О, понимаю! — ухмыльнулся Бофор. — Ваш супруг на стороне Мазарини, подобно Конде и вам.

— Мы на стороне короля! Короля, против которого вы сражаетесь, во что я никогда бы не могла поверить. Неужели вы так неразумны, что не видите разницу?

— Когда король будет править, я смирюсь перед ним, но сегодня на троне сидит итальянец! Что касается регентши, то она ест у него из рук. Говорят даже, что она стала его любовницей!

И чтобы показать, как он относится к этой паре, Бофор смачно сплюнул.

— Еще раз прошу вас, уходите, — умоляла Сильви. — Вы можете принести мне много зла.

— Нет. Мы ведем войну, дорогая моя, и на основании законов военного времени я реквизирую ваше поместье. Кстати, у меня нет выбора и путь к отступлению мне отрезан.

И действительно, тяжелые повозки, перевозящие сотню свиней — связанных и уложенных на солому, чтобы оберегать их от сильной тряски и холода, — медленно поднимались вверх по некогда прекрасным песчаным аллеям.

— Поставьте повозки в сараи! — крикнул герцог. — А вам, моя дорогая, лучше пойти в дом! По-моему, меня ищут внизу; Если это вас успокоит, я буду сама учтивость с вашим дражайшим супругом, когда он сунет сюда нос! Но если он попытается прогнать меня отсюда, пусть пеняет на себя!

Последние слова унес пронизывающий ветер, который усиливался, обжигая холодом руки и лица. Сильви смотрела, как удаляется высокая фигура, затянутая в черную замшу; Франсуа был без шляпы и плаща, как будто зима не пугала этого человека, в ком, казалось, заговорила кровь древних, пришедших с севера воинов. Она слышала, как он прокричал сквозь ветер:

— Ступайте в дом! Вас может сразить шальная пуля., .

Сильви повиновалась, прошла на кухню, где Матюрина предавалась молитвам, а Жером из окна наблюдал за событиями. Она решила подняться к себе в спальню, откуда сможет видеть все, что происходит вокруг. В ее сердце, переполненном печалью и страхом, уже не осталось места для гнева. Сильви казалось, что ее жизнь оборвется здесь, в Конфлане. Она действительно попала в чудовищное положение: если приедет Жан и увидит, что у него в доме обосновался Бофор, его ярость будет беспощадна, а если Жан его не увидит, ибо он, наверное, погиб в Я бою, то Сильви понимала, что гибель мужа окончательно сломит ее.

Она села у камина, который давал хоть немного тепла. Забившись в кресло, Сильви смотрела на огонь, стараясь не слышать треска мушкетных выстрелов, которые становились все реже, и постепенно, подобно кошке свернувшись клубочком на подушке, закрыла глаза и уснула.

Сильви разбудил сердитый крик.

— Могу ли я рассчитывать, что получу помощь от вас? Ваша старуха служанка убежала от меня, как от черта, когда я зашел к ней на кухню…

Прислонившись к дверному косяку и зажимая ладонью локоть правой руки, из которого капала кровь, Франсуа стоял на пороге распахнутой двери.

Мгновенно очнувшись, Сильви подбежала к нему.

— Боже! Вы ранены?

— Как видите! — ухмыльнулся он. — И по моей вине. Стрельба с обеих сторон прекратилась, главным образом потому, что не было видно ни зги. Хлещет дождь с ветром и гасит даже факелы. Чтобы осмотреть позиции противника, я поднялся на баррикаду, но один из этих бешеных ткнул меня штыком. В конце концов я обрежу волосы: они так же заметны, как белый султан на шлеме моего предка Генриха IV!