- Все будет хорошо. Она переживет потерю, сохранив в памяти только светлые воспоминания.

- Я умерла?

- В этом мире - нет. Но там, где твоя душа томилась в заточении, ты мертва.

- Как?

Перед глазами потрясенной женщины открылось окно, в котором она увидела искореженную перевернутую машину, скорую помощь и громадой возвышающийся посреди дороги труп большого лося. Арина заплакала.

- Что будет с моим ребенком?

Туман немного подвинулся, из него появилась изящная рука в сиянии золотого света и нежно, словно маленькую девочку погладила Арину по голове. Вместе с этим простым движением пришло знание, что ничего плохого с ее родными никогда не произойдет, что их жизнь будет длинна и счастлива, а боль потери сменится легкой грустью и светлыми воспоминаниями. Это знание забрало остатки тревоги и провело черту между двумя жизнями Арины.

- Я обещаю тебе, что у твоей дочери все будет хорошо. Не печалься о ней. Исполни предназначенное, вернись домой. - Отозвался из тумана, затихающий голос и Арина открыла глаза.

Сэмуил прислушался к организму и, поняв, что поспать больше не удастся, со стоном встал с импровизированного ложа и тут же у него возникло острое желание упасть обратно и умереть. Тело ломило, словно он спал не на куче мягких веток, а на голых камнях. Сэм даже не подозревал, что в ногах и ягодицах столько мышц, каждая из которых с диким энтузиазмом вдруг решила возопить о своем существовании несчастному хозяину. Волоча ноги и поминая всех демонов ночи Сэмуил проковыляв к дальним кустикам, выполнил все необходимые организму утренние функции и медленно побрел обратно. Огромные деревья-великаны ровными рядами возносились вверх, оставляя только небольшие просветы неба. Сэм подумал, что ни разу не видел светила на небосклоне, как не видел и облаков. Только голубые кусочки ясного чистого неба. Утро и ночь наступали сразу, словно кто-то играл с фонарем, не было ни красных отблесков заката, ни розово-оранжевых сполохов предрассветной дымки. Даже тумана и сумерек не было, как не было и звезд. "Перун, где же мы находимся?" - подумал парень, поворачиваясь к лежаку Арины, чтобы обсудить с нею свои наблюдения. Лежак был пуст. На Сэмуила накатил дикий страх, он ясно представил себя одного в глуши дикого леса, голодного и испуганного скорчившегося под кустом среди сотен зубастых тварей с вожделением облизывающихся на его филей.

- Арина! - Хрипло закричал он со всей дури молодых легких.

- Я здесь! - Глухо донеслось откуда-то со стороны ручья. И что-то Сэму не понравилось в звучащем отзыве, забыв о боли в ногах, он бегом бросился на голос.

Арина метала ножи. Одна нога немного впереди, замах вверх и назад за голову, толчок, разворот туловища влево и плавное ускоряющиеся движение руки из-за плеча - первый нож в цели, второй, третий. Четвертый уже по рукоятку сидит в измочаленной коре лесного великана. Десять шагов, с холодным безразличием выдернуть ножи и все сначала. Замах, толчок, бросок, десять шагов...

- Что случилось?

Арина повернула к нему искаженное злостью лицо.

- О, ничего не случилось просто какая-то б... - пояснение внутреннего переводчика к следующему слово прозвучало в мозгу Сэма, как: " вульгарная женщина, продающая свое тело за деньги", - взяла за привычку решать за меня, как мне жить, что мне делать и как мне умереть! Какая-то инопланетная дрянь решила выдернуть меня из моего родного мира и отправить черт знает куда для решения придуманных ею проблем! Я никогда никому не позволяла распоряжаться своею жизнью и жизнями близких и дорогих мне людей и этой заразе не позволю! Я достану ее, чтобы мне это не стоило и вгоню эти ножи в прекрасное тело этой суки! - Лицо женщины исказил звериный оскал, верхняя губа поднялась, обнажая зубы, из горла раздалось рычание, с нечеловеческой силой она яростно по самую рукоятку вогнала в ствол охотничий нож.

Сэмуил резко попятился. Словно клокочущая лава, вырвавшаяся из плена земной коры, на него обжигающим потоком хлынули чужие эмоции, сметая все тщательно выстроенные еще в начальной школе на Хатайе барьеры. Они облепили его тонкой пленкой, не давая дышать, двигаться, адекватно мыслить. Чужая боль, разочарование, бессилие и злость рвали его душу на части. Сэмуил упал на колени, сжав голову ладонями не в силах вынести этот эмоциональный коктейль. Череп взорвался изнутри, в глаза хлынул поток смутных образов и видений он упал на бок и второй раз за прошедшие сутки потерял сознание.

Очнулся Сэм от нестерпимой вони, издаваемой клочком ваты, которым перед его носом с сосредоточенным видом махала стоящая на коленях Арина. От женщины шли флюиды тревоги и... легкой вины?

- Только не это. - Чуть не плача простонал Сэм. - Я так этого избегал. Перун, за что? - Он поднял глаза к небу, словно пытаясь рассмотреть воинственного бога, спрятавшегося в ветвях неподвижно застывших деревьев.

- Сэмуил, что с тобою, малыш? - В голосе Арины слышалась непритворное волнение.

Сэм перевел взгляд на подругу.

- Твоя ярость снесла все барьеры в моей голове. Барьеры, которые ставили лучшие волхвы Искарая! Я тебе рассказывал, что у меня дар эмпатии, но не рассказывал насколько тяжело постоянно чувствовать чужие эмоции, пропускать их через себя, ощущая как свои собственные. Ты себе не представляешь, как неприятно, беседуя с человеком чувствовать его отношение, предугадывать его действия. Особенно это тяжело ребенку. - Сэмуил сел и со вздохом, опустив глаза в землю, продолжил, - Я тогда первый раз влюбился. Влюбился в стажерку - учительницу музыки. Мне было пятнадцать лет, и я уже два года жил в Искарае, считая себя если не взрослым то, по крайней мере, опытным и самостоятельным мужчиной. Она была возвышенно красивой - хрупкой, неземной, волшебной. Я помню ее тонкие длинные пальцы, порхающие по клавишам рояля, одухотворенное лицо с полуприкрытыми глазами, тень от ресниц, маленький носик, пухлые губы. А какие замечательные ямочки появлялись у нее на щеках, когда она смеялась... Я был готов целовать землю, по которой ступала ее изящная ножка. Бывало, сидел, часами прижавшись щекой к ее стулу, мечтая о свидании и представляя себе такие сцены, от которых у меня сладко ныло внизу живота. Именно тогда я впервые узнал значение фразы "мокрые штанишки", которую часто использовали старшеклассники, подтрунивая друг над другом и которую мы "мелкота" трактовали совершенно по-другому. Через полгода тихих страданий я набрался храбрости и в канун Авсеня, не особо рассчитывая на положительный результат, пригласил ее на свидание. К моему удивлению и радости она согласилась. Ариша! - Арина улыбнулась, отметив для себя это новое обращение, - Как мне передать словами ту бурю чувств, которая играла в моей душе, когда я, трепеща, одетый, словно на парад с букетом цветов ждал ее в условленном месте. От волнения у меня вспотела спина, и я ужасно боялся, что от меня будет пахнуть. Когда она появилась, вся такая воздушная в цветастом платье, синих открытых туфельках на тонких высоких каблучках, я потерял дар речи и, засмущавшись, сунул ей цветы, буркнув что-то о прекрасном вечере. А потом, идя рядом с нею, мучительно краснел, боясь ляпнуть что-нибудь глупое. Она же словно не замечала моего смущения, рассказывала о музыке, о концертах на которых побывала, о знаменитостях с которыми встречалась. Мы перекусили в кафе, и присели на лавочку в парке неподалеку от школы. Она казалась мне еще прекраснее, умнее, недосягаемее, чем обычно. Как я пятнадцатилетний шалопай мог претендовать на любовь такой замечательной девушки! От этих мыслей мне становилось тошно, но моя возлюбленная этого не замечала. Она легко поддерживала беседу, постепенно втягивая меня в разговор и словно невзначай взяла меня за руку. Я от этого невинного прикосновения испытал настоящий экстаз... Она еще что-то рассказывала, хитро посматривая на меня из-под длинных ресниц, но я уже не слушал. Ее ладонь жгла мне пальцы, мне хотелось прикоснуться к ее волосам, уткнуться в них лицом и вдыхать аромат ее легких духов. В какой-то момент, набравшись смелости, протянул руку погладить ее роскошные длинные волосы, в беспорядке рассыпанные по плечам. Я ожидал взрыва, возмущения, нотаций, но она замолчала и, повернув ко мне лицо, с легкой улыбкой спросила: