В городской пейзаж Достоевского неизменно входят «распивочные» и трактиры. Под крики пьяных посетителей, среди чада и гама, герои его ведут острые идеологические диспуты, исповедуются и решают «последние вопросы». Низменность обстановки доведена до того предела, за которым начинается странная пронзительная лирика. В отвратительном и безобразном раскрывается внезапно неведомая красота. Раскольников спускается с тротуара по лестнице вниз, в подвальный этаж. «Из дверей как раз в эту минуту выходили двое пьяных и, друг друга поддерживая и ругая, взбирались на улицу… За ними вышла еще разом целая ватага, человек в пять, с одною девкой и гармонией… Хозяин заведения был в поддевке и в страшно засаленном черном атласном жилете, без галстука, а все лицо его было как будто смазано маслом, точно железный замок. За стойкой находился мальчишка лет четырнадцати, и был другой мальчишка, моложе, который подавал, если что спрашивали. Стояли крошеные огурцы, черные сухари и резаная.

День обличает Раскольникова, ночь поглощает в своем темном лоне его двойника Свидригайлова. Человек, надругавшийся над священной матерью–землей и разорвавший связь с человеческой семьей, убивает в себе личность и попадает во власть безликих космических сил. Послед- ' нюю ночь перед самоубийством Свидригайлов скитается по безлюдным улицам под грозой и проливным дождем. Дух небытия, воплотившийся в нем, узнает кусочками рыба, все это очень дурно пахло. Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и все до того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно было в пять минут сделаться пьяным». Эта распивочная — мир «пьяненького» чиновника Мармеладова. В винном запахе, под смех и ругань пьяниц, рассказывает он Раскольникову свою скорбную повесть. Ее перебивают звуки шарманки и «детский надтреснутый семилетний волосок», поющий «Хуторок». Шарманка усиливает пафос рассказа о Христе, принимающем пьяненьких в царствие свое. «И прострет к нам рули Свои, и мы припадем… и заплачем… и все поймем! Тогда все поймем!.. И все поймут… и Катерина Ивановна… и она поймет… Господи, да приидет Царствие Твое!»

По силе религиозного напряжения исповедь пьяницы в кабаке уступает только сцене чтения Евангелия блудницей и разбойником. Лиризм Достоевского всегда «de profundis».

Угрюмый Петербург, темные улицы, переулки, каналы, канавы и мосты, многоэтажные дома, заселенные беднотой, трактиры, подвальные распивочные, полицейские участки, набережные, острова — таков ландшафт «Преступления и наказания». Никаких «художественных описаний» и «красот природы». Протокольная запись «места действия», деловые ремарки режиссера. А между тем весь роман пронизан воздухом Петербурга, освещен его светом. Душа города воплощается в Раскольникове, звучит в нем, как тоскливая песня уличной шарманки. «Я люблю, — говорит он, — как поют под шарманку в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледнозеленые и больные лица; или еще лучше, когда снег мокрый падает, совсем прямо, без ветру, знаете? а сквозь него фонари с газом блистают…»

Мокрый снег, фонари, шарманка — весь Петербург в этих магических словах…

***

Герои Достоевского в своей духовности мало зависят от времен года и перемен погоды. В романах его очень редки метеорологические указания. Но когда они встречаются, в них всегда заключена транскрипция душевных состояний. Явления природы, так же как и пейзаж, существуют только в человеке и для человека. Раскольников совершает преступление «в начале июля, в чрезвычайно жаркое время». Он бродит по городу. «Проходя через мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца». Когда, после преступления, убийца идет в контору, его слепит солнце: «На улице опять жара стояла невыносимая, хоть бы капля дождя во все эти дни. Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные… Солнце ярко блеснуло ему в глаза, так что больно стало глядеть, и голова его совсем закружилась — обыкновенное ощущение лихорадочного, выходящего вдруг на улицу в яркий солнечный день». Раскольников — ночной человек; в его каморке почти всегда темно; он — гордый дух тьмы, и его мечта о господстве порождена мраком. Ему чужда земная жизнь, освещенная солнцем, он отрезан от «дневного сознания». Но вот «идея» толкает теоретика на действие: ему приходится из сумерек отвлеченной мысли выйти в жизнь, столкнуться с реальностью. Свет дня ослепляет его, как ночную птицу. Из холода абстракции он попадает в летний Петербург — жаркий, зловонный, душный. Это усиливает его нервную раздражительность, развивает зародыш болезни. Солнце обличает его беспомощность и слабость. «Он даже убить не умеет», совершает промах за промахом и, как муха на свечку, летит прямо в сети Порфирия Петровича. Солнце у Достоевского — символ «живой жизни», побеждающей мертворожденную теорию. Раскольников входит в комнату старухи, ярко освещенную заходящим солнцем. В уме его мелькает страшная мысль: «И тогда, стало быть, так же будет солнце светить!» В ужасе преступника перед солнцем уже заключается предчувствие гибели.

в бунте стихий «наследье роковое». Хаос душевный сливается с хаосом природным. Описание этой грозовой ночи — вершина «мистического реализма» Достоевского До десяти часов вечера Свидригайлов посещает «разные трактиры и клоаки», слу шает шарманку в каком‑то увеселительном саду. «Вечер был душный и мрачный. К десяти часам вечера надвинулись со всех сторон страшные тучи — ударил гром, и дождь хлынул, как водопад. Вода падала не каплями, а целыми струями хлестала на землю. Молния сверкала поминутно, и можно было сосчитать до пяти рс в продолжение каждого зарева». В полночь он идет на Петербургскую сторону, снимает номер в грязной деревянной гостинице, но и эта крошечная клетушка не спасает его от разбушевавшихся стихий. Они преследуют его. «Это под окном, должно быть, какой‑нибудь сад, — подумал он, — шумят деревья; как я не люблю шума деревьев, ночью, в бурю и в темноту, скверное ощущение!» Дождь, сырость, вода вызывают в нем нестерпимое отвращение. «Никогда в жизнь мою не любил воды, даже в пейзажах»; его мучит кошмар: оскорбленная им девочка — утопленница — лежит в гробу среди цветов. Он распахивает окно: «Ветер хлынул неистово в его тесную каморку и как бы морозным инеем облепил ему лицо… Среди мрака и ночи раздался пушечный выстрел, за ним — другой… «А, сигнал! Вода прибывает, — подумал он». Образ утопленницы надвигается на него, как наводнение. Вода мстит осквернителю. Свидригайлов убивает себя во влажном тумане, на грязной улице, среди мокрых деревьев: «Молочный, густой туман лежал над городом. Свидригайлов пошел по скользкой, грязной деревянной мостовой по направлению к Малой Неве. Ему мерещились высоко поднявшаяся за ночь вода Малой Невы, Петровский остров, мокрые дорожки, мокрая трава, мокрые деревья и кусты». Он останавливается перед домом с каланчой и спускает курок.

***

«Единство времени» соблюдается в романе–трагедии столь же строго, как и «единство места». В мире Достоевского измерение времени не такое, как в нашей действительности. Герои его живут не в математическом времени, а в «реальной длительности» («duree reelle» Бергсона). Время то беспредельно растягивается, то сжимается, то почти исчезает. В зависимости от духовного напряжения героев отрезки времени вмещают большее или меньшее количество событий. В экспозиции время разворачивается медленно; с восходящим движением действия ускоряется, а перед катастрофой превращается в вихрь. Так же как и пространство, оно до конца очеловечено и одуховлено: это — функция человеческого сознания. Набрасывая план «Преступления и наказания», писатель сообщал Каткову, что Раскольников «почти месяц проводит после того (преступления) до окончательной катастрофы». В печатной редакции этот срок еще сокращен. Трудно поверить, что все сложное и разнообразное действие романа вмещается в рамку двух недель. История Раскольникова начинается ex abrupto: «в начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер». Автор ведет точный счет дням. В первый день герой делает «пробу» и знакомится с Мармеладовым. На второй — получает письмо от матери, бродит по городу и на Сенной случайно узнает, что старуха будет одна завтра в семь часов вечера. На третий — совершает убийство. На этом кончается первая часть; она обнимает события трех дней — подготовку и совершение преступления. Во второй части сознание времени потухает у Раскольникова; он заболевает и впадает в беспамятство. «Иной раз казалось ему, что он уже с месяц лежит, в другой раз — что все тот же день идет». На четвертый день герой возвращается к действительности. Ритм времени резко ускоряется; события третьей и четвертой части занимают всего два дня. Перед развязкой герой снова выпадает из временного порядка. «Для Раскольникова наступило странное время: точно туман упал вдруг перед ним и заключил его в безвыходное и тяжелое уединение… Он был убежден положительно, что во многом тогда ошибался, например, в сроках и времени некоторых событий». Мир теряет свою реальность: временная и причинная связь тускнеет в сознании преступника. Он выпадает из миропорядка. Его апатия, «похожая на болезненно–равнодушное состояние иных умирающих», — начало небытия.