В этой замечательной записи найдена окончательная формула идеи убийства из любви. При такой концепции героя «преступление и наказание» должно было превратиться в «преступление и искупление». Раскольников, верящий в Бога, молящийся Христу, но заблудившийся в своей любви, должен спастись. Автор набрасывает план благополучной развязки. «С самого этого преступления начинается его нравственное развитие, возможность таких вопросов, которых прежде бы не было. В последней главе в каторге он говорит, что без этого преступления он бы не обрел в себе таких вопросов, желаний, чувств, потребностей, стремлений и развития». Так, преступление становится источником нравственного возрождения, приводит к духовному обновлению преступника. Искупление может начаться и до каторги. В одном наброске намечается такой план: после исповеди Соне Раскольников бродит по улицам. «Вихрь. Видение Христа». Сам Христос спасает раскаявшегося грешника. После этой мистической встречи герой попадает на пожар. «Наделал громких дел на пожаре (кого‑то спас от смерти). Приходит домой обгорелый. Мать, сестра около постели. Примиряется со всеми. Радость его, радостный вечер. «Вот уж одно то, что геройством загладите, все выкупите» (слова Сони). От этого плана остались следы в печатной редакции: видение Христа было заменено чтением Евангелия с Соней, эпизод с пожаром и «геройством» отнесен в прошлое. На суде квартирная хозяйка Раскольникова засвидетельствовала, что, «когда они еще жили в другом доме, у Пяти Углов, жилец ее, во время пожара, ночью, вытащил из одной квартиры, уже загоревшейся, двух маленьких детей и был при том обожжен». Наконец, раскаявшийся преступник целует землю и доносит на себя. «Соня и любовь сломали!»

Но «идея Растиньяка» и образ убийцыальтруиста не удовлетворяют автора. Он проникает в душу преступника и открывает в ней иную глубину. За идеей заблуждения доброго сердца скрывается другая идея — величественная и страшная. Схематически ее можно назвать «идеей Наполеона». Раскольников делит человечество на две неравные части: большинство — это «трепещущая тварь», которая должна повиноваться, меньшинство — люди «власть имущие», стоящие выше закона (Наполеон). Он убил совсем не из любви к людям, он убил, чтоб узнать, «вошь ли он или человек». Идея Растиньяка и идея Наполеона, несмотря на внешнее сходство (нарушение нравственного закона), внутренне прямо противоположны. Согласно первой, поступок Раскольникова — ошибка, совершенная во имя самых благородных целей; согласно второй— это настоящее преступление, бунт против божественного миропорядка, самовозношение сильной личности. В первом плане убийца — гуманист и христианин, сознающий свой грех и искупающий его раскаянием и страданием; во втором — он атеист, демоническая личность, не связанная совестью и неспособная к покаянию и возрождению. «Идея Наполеона» захватывает Достоевского; параллельно мотиву любви к людям он развивает мотив ненависти и презрения к ним. Раскольников говорит: «Как гадки люди, стоят ли они того, чтобы перед ними каяться? Нет, нет, буду молчать… Но с каким презрением. Как низки, гадки люди. Нет: сгрести их в руки, а потом делать им добро… Можно ли их любить? Можно ли за них страдать? Ненависть к человечеству». Сильный человек хочет власти, и только власти; безразлично, на что употребит он эту власть, безразлично, будет ли он благодетелем или злодеем. Одно важно: власть ради власти. Гуманная мотивация — ложь и обман; правда — метафизическая воля к могуществу. Убийца заявляет Соне: «Чем бы я ни был, что бы потом ни сделал, был ли бы я благодетелем человечества или сосал бы из него, как паук, живые соки — мое дело. Я знаю, что я хочу владычествовать, и довольно…» «В чем же счастье‑то?» — сказала Соня. «Счастье есть Власть», — сказал он». Другой вариант беседы с Соней. «Он говорит: царить над ними! Все эти низости кругом только возмущают его. Глубокое презрение к людям. Гордость. Сообщает Соне свое презрение к людям. Из гордости не хочет спорить с ней». Гордыня человекобожества подчеркивается в следующей заметке «Соне: Но мне нужно было первый шаг сделать. Мне власти надо. Я не могу… Я хочу, чтобы все, что я вижу, было иначе, покамест мне только это было нужно, я и убил, потом больше нужно… Я сам делать хочу. Я не знаю, куда дойду. Я не хочу подчиняться». Человек ставит себя на место Бога и хочет переделать все творение. Убийство — только начало бунта, «потом больше нужно». Неизвестно, до какого злодейства он дойдет. Демонический путь только на мечен автором: «Kaz скверны люди. Мечта о новом преступлении». Перед этой бездной Достоевский останавливается: Раскольни ков новых преступлений не совершит. Но чем он кончит? Благополучная развязка, подходящая к «идее Растиньяка», конечно, отпадает. Демоническая личность не может прийти к раскаянью и воскресенью. Она обречена на гибель. Достоевский записы вает: «Финал романа. Раскольников застре литься идет». Самоубийство героя должно было произойти сейчас же после смерти Мармеладова. «Смерть Мармеладова. Пу лю в лоб». Писатель стоял перед неразрешимой дилеммой: две противоположные идеи бо ролись за судьбу его героя. Перед иим бы ло два выхода — или пожертвовать одной из них в пользу другой, или найти какой нибудь синтез обеих. Некоторое время, ка жется, он склонялся к первому решению. Одна заметка гласит: «Главная анатомия романа: после болезни и пр. непременно поставить ход дела на настоящую точку и уничтожить неопределенность, т. е. так или этак обьяснить убийство и поставить его характер и отношения ясно… Столкно вение с действительностью и логический выход к закону природы и долга». Другими словами, автор предполагал отбросить «идею Наполеона» и привести своего героя к духовному возрождению… Но это повле кло бы за собой обеднение и упрощение замысла. Достоевский выбирает выход труднейший: сохранить обе идеи, совместить их в одной душе, показать сознание героя в его трагической раздвоенности. Это почти невозможное задание было гениально осуществлено в романе. Первоначально настоящий характер убийцы должен был обнаружиться на вечере у Разумихина, после смерти Мармеладова. На панихиде по раздавленном лошадьми чиновнике Раскольников переживает прилив раскаянья, сменяющийся новым самоутверждением: «Он идет к Разумихину. Вечер. Он приходит, раскаявшись, и гордость демонская: полная защита». В другом варианте смерть Мармеладова только усиливает его сознание правоты: «Пошел к Мармеладову на панихиду… Потрясенный, утвержденный и гордый идет к Разумихину на вечер. Бесовская гордость». Обнаружение демонизма героя должно быть эффектным «coup de maitre». «Так что тут «coup de maitre». Сначала было опасение, потом страх и боязнь и все характера не выставлялось, а тут вдруг выставился весь характер во всей его демонской силе и становятся понятными все причины и побуждения к преступлению… Эта полная серьезность должна проявиться на вечере у Разумихина в его гордости сатанинской». «У Разумихина вечер (страшная гордость)… В его образе выражается в романе мысль непомерной гордости, высокомерия и презрения к этому обществу. Его идея: взять во власть это общество. Деспотизм его черта. Все это выразить на вечере Разумихина». Упорно подчеркивается гордость (демонская, бесовская, сатанинская). Любовь к человечеству оказывается только маской, под которой прячется презрение и деспотизм. При такой концепции финал с пожаром и донесением на себя приобретает другой смысл. Раскольников казнит себя за малодушие, но не раскаивается. Он доносит на себя из презрения. «Гордость, высокомерие его и самоуверенность в безвинности идут все crescendo и вдруг на самом сильном фазисе, после пожара, он идет предать себя». Страшнее всего, что демонизм не вытесняет гуманизма. Под психологическим слоем вскрывается более глубокий пласт — метафизический. И перед этой глубиной психологическая поверхность обличается как лживая личина. Раскольников — демон, воплотившийся в гуманиста.