Официальная резиденция Митьки находилась в совмещенном санузле, где под ванной была его опочивальня – низкий яшик с теплым спальным мешком, сшитым на заказ. Впрочем, спал он там далеко не всегда: то прикорнет на кровати или диване, то в кухне, то летом на раскладушке в лоджии. Однако самым любимым из всех нелегальных мест отдыха было рабочее кресло: покрытое оленьей шкурой и задвинутое под письменный стол, оно представляло собой идеальное укрытие, где никто не тревожил сладкий сон. Да и люди под боком – лежа вечером на диване, смотрят свой телевизор, выход из кресла удобен – по тумбе стола – прямо на спину дивана. Но одно место отдыха Митьки стало для нас полной неожиданностью – унитаз! Нам всегда казалось, что его предназначение совсем иное, но звериная логика непостижима для человека (как, впрочем, и наоборот). Митька часто взбирался на полочку шкафа и, дотянувшись до унитаза, с интересом следил, что там происходит, недоумевая, отчего он вдруг начинает громко урчать. Нередко он забирался внутрь, пил из «колодца» свежую водицу, а в жаркие дни можно было застать хоря безмятежно спящим в прохладном унитазе.
Леонардо да Винчи. «Дама с горностаем». Кстати, и хорь, и горностай относятся к семейству куньих.
Два года прожил у нас Митька, когда – надо же такому случиться – подцепил аденовирусную инфекцию от собаки. Дашка поправилась, а хорь болел тяжело и спасти его не удалось… Не стану описывать, как мы переживали эту утрату, – было ясно, что без хоря никак нельзя, к тому же, как известно, клин клином вышибают.
В ближайшие выходные мы уже бродили по птичьему рынку, где тогда продавали немало хорей разного возраста, окраса и состояния – дело было в июне 1993 года. Ни на ком так и не остановив свой выбор, мы вдруг увидели женщину с корзиной в руках. В корзине лежали пять коричневых хорьчат – совсем крохотных, размером с ласку, каких обычно еще не продают. Хорьчатам от роду было полтора месяца – гладкие, с блестящей шерсткой, живыми глазами, активные, они выглядели вполне здоровыми ребятами. Взяв одного из них, мы посадили его в сумку и бросили туда кусок мяса, выданный хозяйкой, – хорьчонок жадно накинулся на него и, пока мы доехали до лома, никаких слслов еды в сумке не было. Звереныш был очень мал – умещался на ладони, и пускать его сразу на вольное содержание в квартире было опасно, поэтому я отгородил для него высокой доской часть лоджии. Хорьчонок был, конечно, еще диковат – он шипел и покусывал пальцы, когда брали его в руки, но уже на следующий день все это прошло. Маленький зверек, завидев нас, бегал вдоль перегородки, всем своим видом показывая, как ему одиноко в заточении и как он нуждается в общении. Мы часто брали хорьчонка на руки и пускали гулять по комнате под присмотром-даже в столь нежном возрасте это был уже настоящий хорь, который нимало не страшился гигантских неведомых тварей – собаку и кота. Малыш вскоре с безбоязненным любопытством обследовал всю квартиру, после чего сидеть в своем закутке ему стало совсем невмоготу: едва заслышав наши голоса, он начинал метаться вдоль перегородки, пытаясь перелезть в этот интересный мир. Очень скоро хорьчонок уже мог, подпрыгивая и цепляясь за край доски, переваливаться через ненавистную преграду. Доску пришлось наращивать, но примерно к двум месяцам юный хорь вышел из этой борьбы победителем, получив долгожданную свободу.
Помня разбойничьи проделки Митьки, мы авансом назвали хорьчонка «Тать», в обиходе – «Татька». Молодой хорь, однако, никак не оправдывал бандитскую кличку: он рос тихим, смирным и патологически ласковым. Взятый в очень раннем возрасте, Татька, как это всегда бывает, буквально «прилип» к своим новым родителям, с детства постоянно искал контактов с ними, испытывая очевидную потребность в общении с людьми. При этом для каждого из нас у него была своя манера общения: приходя ко мне, он разваливается на руках или на груди и млеет от удовольствия, пока его гладишь, жена же существует для разных игрищ, ее можно трепать, покусывать, всячески задирать. Буйные игры обычно бывают утром и вечером, конечно, при настроении – это так называемая бесиловка. Татька кудахчет, пятится задом, приглашая к игре, наскакивает, затем стремглав прячется в укрытие, вновь нападая оттуда. Другие любимые игры – катание на пледе, куца он вскакивает на ходу, пока волочишь плед по полу, хватает его зубами, трясет либо горделиво оглядывается по сторонам, пока едет через всю комнату. Иногда хорошо поиграть с мячом – побегать за ним, азартно догоняя и хватая зубами, а то схватить в лапы и валяться на спине, прижимая мяч к себе. Особенно хорош теннисный мяч, принадлежащий Дашке, – хоть и велик, но волосат, можно ухватить зубами и унести к себе в укрытие, главная его ценность – что чужой!
Когда выходишь с собакой на прогулку, Татька, отлично зная, сколько времени отведено на это, уже поджидает, терпеливо лежа у входной двери. Встречает он и с работы, если не спит, и, соскучившись за день, лижет руки, лицо и уже не отходит ни на шаг. При этом вовсе не кормежка его интересует, а именно общение – оно в отношениях с людьми всегда на первом месте. Хорь вообще зорко следит, где кто находится, и все перемещения людей и четвероногих по квартире находятся в зоне его внимания – он постоянно «контролирует ситуацию». Стоит, например, исчезнуть из вида – прилечь на диван или зайти в ванную – Татька тут же тебя найдет. Особенно приятны для него встречи после походов за продуктами: Татька немедленно обследует сумки или пакеты, залезая в них, и с упоением роется, изучая содержимое. Им движет вовсе не чревоугодие, а неуемное любопытство да тайная страсть к уютным и новым убежищам, где так хорошо повозиться или даже просто полежать.
При всем этом Татька – большой гурман, его любимые лакомства – масло и сметана, которые он с наслаждением слизываете пальца, кряхтя и зажмурив глаза. Не откажется он и от кусочка хорошего сыра, а из мясных продуктов явно предпочитает курицу. Безошибочной и неподкупной экспертизе хоря подвергается любой принесенный продукт, и мы всегда знаем, насколько он качественный и свежий. Жидковатая сметана, незрелый или полежавший сыр не годятся – наш эксперт, понюхав, трясет головой, пятится и оскорбленно уходит. Жадность к еде вообще отсутствует у хорей, как, впрочем, и у других зверей: они едят ровно столько, сколько им нужно, всегда знают, когда надо остановиться, и с недоверием относятся к неизвестной пище. Пару недоеденных лакомых кусочков, конечно, лучше припрятать, для верности приткнув их носом к плинтусу, либо отнести подальше. От остатков плебейской пищи вроде каши или супа можно просто попятиться – благо кот с собакой уже дежурят рядом. Питаясь одновременно с котом и справедливо полагая, что своя порция никуда не денется, Татька сначала бежит к васькиной миске, бесцеремонно оттесняет кота, проверяя, что тому дали. Даже если пища та же, хорь быстро выбирает лакомые куски, после чего спешит к своей миске. Когда голоден, он упорно ходит за хозяйкой, пристает к ней, выжимая положенную по времени кормежку – то валяясь на спине, то ведя в кухню и вставая «столбиком» у своего места. Не пропускает хорь и наши трапезы – подходит к столу, ждет, пока возьму, и сидит на коленях, заочно обедая,- ему; как правило, ничего и не надо – так, просто приятная традиция, да и любопытно, что сегодня подают. Иногда за завтраком он выклянчивает кофе со сгушенкой, с удовольствием лакая его из ложки, а то отказывается, возмущенно тряся головой и сразу уходя на пол.
Нельзя оставить без внимания столь расхожие эпитеты, как «злобный хорек» или «вонючий хорек». Ну, с первым, наверное все уже ясно, а со вторым? Действительно, у хорей есть специальные железы, выделяющие секрет с очень резким запахом: это и метка территории, и орудие защиты. Однако хорь, взятый маленьким, вовсе не пользуется железами – если Митька «метил» всякие новые предметы, проползая по ним брюхом, то Татька вообще лишен этой привычки. Не «подпускают» струю запаха домашние хори и при испуге, лишь очень редко слегка пованивают от удовольствия. Если подмывать ему брюхо, запахов в квартире не будет вовсе.
