4. День за днём (Дорога) Здесь каперс впивается в камень, с цветками, нежней головы младенческой; вытканы ткани серебряной ризы горы оливами; скраб ежевики, лиловых глициний разлив… И камни, почти не живые, корнями в столетья вросли… Пред Керкрой гора расступилась — морского касания бриз… Доносится: «Агиос Спирос!» из недр усыпальницы – риз свечение, чёрные рясы, нетленные мощи, лампад густой виноград, ряд за рядом… Молитва – за плач и за радость. …Но в путь. Восхожденье олив на новый подъём. Жёлтым дроком одета обочина. Лист оливы в низине не дрогнет… От моря до моря покой. Меж них – колыбель и погост. 12, 13 июня 5. Весь день Когда обжигающий Корфу уйдёт под хребет корабля холодного, памятью кормчей оставлю «с три короба» я — оранжевых бабочек, скалы, подвижность изменчивых вод, черту, перейдённую с карты на линию берега… Свод оттенков, звучания, небо с загруженным неводом звёзд… оставшись, не раз призовёт откликнуться, где бы я ни был. И как бы надолго ни смерклось — к тому приложиться; глазам — увидеть, как щедра лоза Подателя. Мерена мерой. Корфу, 13 июня 6. Послесловие Что спящая Керкира видит под плеск ионических вод? Уснувших холмов пирамиды округлые, древний кивот Святителя? Слышу в разлуке просторное пенье сельчан, настигшее сердце и слуха, не дремля – крепить и смягчать. Стать тем, чьё вместилище равно любому созданью Творца, чтоб не отвела от дворца небесного дольняя рана… А рану как в раму одеть в обёрнутый Керкирой «дорон» [7]. Туда, где встречает Отец, идти не чужим коридором. Где каждый исполненный шаг — история. Прошлое – снится. Неспящая плачет душа на кончике влажной ресницы. 18 июня 7. Оборачиваясь (Послесловие 2) Что следует за тем, что светло и счастливо — по солнцу и луне простую жизнь вести, что прячутся поврозь поочередь в оливах, раскачиваясь, как качели и весы? Как взвесить ясный день, сменяющийся ночью под звёздами вблизи (попробуй не задеть!), ворота отыскать (где ключик, где замочек?) в грядущее (а как, и это – не за тем?)? Войти, дышать, любить, терпеть, теряя скорость на спуске (так и так), сверяясь – на подъём, вписать в свою тетрадь от корочки до корки, и знать, что ничего не будет – на потом. Теперь. Теперь живёшь то хульно, то похвально. Растишь неровно сад, не много о плодах заботясь, порешив, что до скончанья хватит чередованья… Не – помысля – оплошать. Не ведая конца, то нежишься, то стынешь, излечиваясь лишь Отеческим теплом, Чьей милостью в саду цветут цветы простые, дающие плоды под времени стило. И всё же – брег и миг! Сворачивая шею в опальной чешуе (опален – опалён), по жизнь благодарю короткое решенье — вместиться целиком в открытый окоём. Москва, 19–21 июня 8. Послесловие 3 (Вослед) Обернуться-обернуться. На серебряный песочек на краю, на дикий выступ неприступного утёса, где барашками пасётся горсть волны, нагой и тёплой. Кто не знает расстоянья – не сворачивает шею; не расставшись – не забудет, сохранит вперёд и снимет, что посеял. Что свершилось – совершенно! Кто любил – навеки с ними. Топчут пенные барашки твёрдый камень скудных пастбищ. Не скудеет жизнь и брашна жизни только верной паствы. Что свершилось – совершенно. В завтра дверца не открыта. Мир не знает завершенья — славословит неотрывно. Эту радость, этот воздух носим в лёгочных карманах, в окнах глаз, в сердечной сумке — не иссякшим караваном. 23 июня 9. Память Где вплавь фиолетовый остров теснится к Италии, птиц гнездовья то нежно, то остро теснятся к покрову, ресниц сады керкерийских гречанок теснятся на веках, и звёзд, глубоких, безмолвных, кричащих, теснится над ними извод — там души теснятся высоко, где тесно оливам одним, в святой тесноте бьётся совесть — и тесно кругами от них расходятся горе и радость, теснящие сердце в груди… И вольно слезами отрады свободно о счастье грустить. 1 июля |
