В Благовестье голубок полетит и до Крещенья затаится в горних днях, в светлых высях золотых. В Благовестье в поле птиц, выбирающих со дна пропитанье там и тут, тыща, но не соловьи. В Благовещение звон высоко от колокольцев улетает и живёт с голубицей неземной. В Благовестье Голубь сам надевает девам кольца. То колечко упасёт, если стража не со мной. 7 апреля, Благовещение УТРАТЫ 1. Распря Венчальный плат, парижское кашне и – между ними. Лён синей надежды, и тонкорунней шерсти облака – заоблачных, для здешних, поколения земного («как ты да я»). Льняное холодит и согревает, щекочет горло шерсть, суля уют. А между ними, платом и кашне, живой огонь, нагая бесприютность и чьи-то буквы, встроенные в лист. Но это, посуди, не есть ли бремя приданное: страданье-радость вкупе? И поступь лет в походке Командора с непрошеным пожатьем без затей. 19, 20 апреля, Вход во Иерусалим 2. Под музыку Взамен души – велик ли океан, два острова, сад роз?… Карман амбиций, нимало ненасытных. Окаян — податель. Инструмент светло обидчив — рояль, виолончель… Не то душа бессмертная: немеет – не дыша. Не красна вязь, гармонии взамен, значков начертанных (нот, букв и дальше). Замены правде нет. Бессмертная, заметь, как вещество, обёрнутое фальшью, темнеет без Подателя луча, теряя назначенье – различать. 19 мая В ПОЛНОЧЬ 1 Черным-черно, а на тебе! – весна. Ан нет, весны и след простыл – се лето. Всего и приключилось, что без нас, раскупорив зародыши вселенной, тепло перевязало пёстрой лентой побеги изумрудные… Без сна оставив неготовых человеков, носящих по бессоннице за веком… 2 Черным-черно, а на тебе – в груди. Примстился соловей, невзрачней ночи безлунной – впору лампочку вкрутить… Но станет, верно, зябко с нею очень (бездушной, неповинного стекла) нам, алчущим – и света, и тепла. 22 мая, Святителя Николая Вослед (Своим путём) …А в Медон – побегу, в Фонтенбло — пешим ходом, хрустальным полётом стрекозы заводной… На табло — перелёт не отметить, поломан ветхий перечень чисел и стран… И к сему – не готовится трап. Отойдя от обыденных травм, по земле похожу без опаски, в чьей утробе движение трав, первородный не ведая страх, возвещает всемирную Пасху. Под звездой в Женевьев-де-Буа каждый крест перечтён и отмечен, и промыт лик души добела перешедших из времени в вечность. …Что осталось? Кламар и Париж… Целый мир, капля времени, вечер… Где сошлись тьма и свет – не в пари, а – всерьёз. Где в иначе – не верю. 25 мая ОСТРОВ К. (ОТЦОВО) 1. Благословение Что там, на оливковом Корфу, где тихо лежит Спиридон? Куда в запечатанном кофре поклажу везёт скопидом — увы, не насельник вселенной обители – брат-временщик, натужно снующий всё лето с мамоной, поднятой на щит… Но шапку в бедняцких прорехах Святой не сменил на убор с достоинством бренного злата; и только сияньем залатан нездешним (смотрите в упор!) её промежуток и атом. А рядом сестра Феодора — посмертная воля Небес; и всё осязание бездн блаженства – в душе Антидора. Добраться до Керкиры, выплыть из облак в морскую волну и тотчас попасть на войну святую – в пожизненный выбор! 8 июня 2. Весь день… Что там, на дурманящем Корфу, дарующем запахи с гор? Где мы, как болящие корью, враз мечены: бог и изгой. Двух чаек полёт над водами, писк пигалиц-пташек в сосне… И даже бы если б вам дали увидеть – как вижу – во сне: зелёное, синее, в смеси, в касаньи, в слияньи – за край! Услышала б в ласковом смехе ответном – сомнения крап. Корфу, 11 июня 3 Ни детская болезнь, ни взрослого усталость нисколько и ничем не надобны воде, волне и рыбам в них, впадающей скале в неверную волну – пришла и не осталась. Когда смотрю на них, стыжусь своей затеи успеть не быть собой; собою не успеть — не страшно ли, душа? Приходят и за теми, кто долго созревал и вовремя – неспел. Сравняются с тобой, не тонущая Корфу, беременность жены и мужа ремесло, которые дитя и выносят, и вскормят, и воина взрастят без упражненья слов. И будут да и нет, и Слово в тихом ветре — за этим и плыву в Ионической соли к поднятой из глубин неповреждённой вере, сбывающейся в срок, как масло из олив. 11 июня |
