4 Я с тобой похожу по морозу вдоль берега рек среднерусских, с пейзажем обители кроткой. И замёрзну, конечно, тебя посильней и скорей, пробираясь одною протоптанной тропкой. Передашь рукавицы: «Да разве же это мороз?!», я слегка улыбнусь: «Мне и этого мало…» Мне и этого много. А где-то стучат топором — знать, готовят дрова, чтоб в тепле покемарить… Не набиться в друзья тем, кто греет за тысячи вёрст себе руки – у них круговая порука… Здесь морозно и дружно, и проблески будущих вёсн светят нам с куполов, согревая по-русски. 5. Не по Чехову Здесь опять намело… Ну, а в Африке снова жара… Жизнь уездная – стон и надежда на новое лето… И, как запертый Фирс, остаёшься один выживать, удивляясь тому, что и это… полезно. Доктор Астров в метель не пробьётся, и кто-то всплакнёт… Сад вишнёвый в снегу, и почти опустело именье… И так трудно вписать пару радостных строчек в блокнот, но окажется вдруг, что не сделано меньше… Ах, как хочется прочь, в неизвестность, из снега в жару… Только кто приберёт, подытожит, построит на завтра? Не проделаешь лаз на «туда и обратно» в «шару», пригодишься и здесь, как ребро «динозавра»… 6. «Пропавшее солнце» …А ведь и здесь бывает свет и солнце бегает по снегу… И бегают ему вослед, с румянцем, непоседы… Ему подставить норовят, кто как горазд, побольше… Но зимний вечер вороват и прячется в подоле у ночи… Наступает ночь. Кто спит, а кто бессонен… И где-то наступает ноль… явившийся… Без слова. Оно – вернётся – и без нас, и с будущими нами… И станет видно небеса со всеми именами. В мороз За оконною чащей лесов, кристаллических, тварная поросль. Знать, уже наготове засов, разделяющий намертво порознь… За окошком курится дымок, заблудившийся точно в трёх соснах… В самый раз собираться домой до того, как в зимовье не сослан… Снова белка вот-вот принесёт мне на счастье в скорлупке орешек, где и творчество, и ремесло прорастут, может статься… Не грешен не живущий. Смотря за окно, вижу сумерки. Свет на исходе. С этим светом ещё заодно мы вращаемся… Царствует холод. Переделкино, 24 января Холод Вскочив верхом, пришпоривает (дух захватывает, всем посторониться!) и, двери открывая на ходу, выстуживая, кружит по страницам… Закроемся от холода, от не… Забьёмся в дрожь, но выпрямимся к лету, где «шёлковые весточки одне» и выпущено певчее из клеток российской непогоды… В холода припомним рай, оставленный и нами, и сядем у порога голодать, отцовского, как дети, снова наги. Снег в феврале Мы были одни. Без начала шёл снег, занося навсегда… Деревья с кривыми плечами, печальные дали… Качались, как призраки, птицы в снегах. В такой-то глуши – и не сгинуть… До города, видно, сто дней… Под снежными сводами скиний счёт времени разве навскидку… То кажется – близко. То нет. Но время диктует пожёстче. В нём жизнь разошлась по счетам. Из мягкого лона к погосту — пронзит и без снега до кости… Ему снегопад – не чета. Ещё на тему Метель сравняла всё. Внутри тепло и тихо. Сидеть молчком и ждать, что сбудется, что нет… Что вовсе занесло, уже не воплотится, но что-то наяву увидится точней. Когда яснеет взгляд, живёшь прямей и проще. Москва, совсем как встарь, по грудь погружена в сугробы… Третий Рим не позабыт, не брошен, и русская пурга ещё покружит нас… Не выйти б из снегов, очистивших от порчи! Но где-то метроном отмеривает ход… Пусть будет каждый взгляд очищен и разборчив, и город не падёт, как пал Иерихон. Пока трубит метель, готовь ему подмогу… Молчит вся Божья тварь, попрятавшись в снега, внесённые сюда… Бумага чуть подмокла… И мёрзнут пальцы рук, укрывшихся слегка… В Замоскворечье. Канон Блаженны нищие духом… Мф. 5, 3 По Островскому снежно. В Пыжах Критский Голос. И торжища посвист… Побирушка, одёжку поджав, собирает по крошечке постной… Ноги мёрзнут. Сердечный пожар. Где-то здесь Александр Николаич проходил… И какой-то «герой» подавал голытьбе на калачик… От того – ни двора ни кола ведь… Новый возраст. Кресты да пороша. Что не с ними – с другого порога. Лишь бы сердце для плача – порожне оставалось. Канона дорога. |
