Возвращение… Где плавает рыбка среди собратьев, сестриц и сестрёнок, диковинных, мир – невредим, и время, что волны, не стройно, но цело. И в ножны клинок, и в море вода, и песчинка — в пустыню (не смерить длиной, не выстроить в ногу по чину) — влагаются… Каждый предмет, явленье, событие – частью приходится полному… Мест, полнее обеденной чаши, с Дарами Святыми, в руке — не будет. Поповская доля. А ветер вздымает в реке волненье, частичное столько, что нежится рыбка среди сестрёнок, сестриц и собратьев и недругов (этот – сердит…), и рыбьей судьбы не удрать ей… 10 декабря 11 Декабря (90 – А. И. Солженицыну) В одиннадцатый день не прибыло, страницы не выросли числом. Одиннадцатый день суров, очищен и изъяна – сторонится… Площадно голоса сжимают цитадель… Слон шествует. За ним (стрелой в слоновье ухо) хоры любых мастей, прощальное «прости»… Тот трагик, тот bon ton, а этот просто ухарь, чей выморочный след пробился и простыл… Но взятый из земли, сошедши в ту же землю, сравняется как есть и щедро удобрит. И верною порой, выталкивая семя, однажды прорастёт… Затворы отопри! И среднерусских зим пейзаж и тех же вёсен ауканье твоим окажутся лицом, и сложатся с другим, таким же, и на вёслах к началу поплывёшь восхищенным мальцом. Экспромт (Играя Шуберта) В чём сила совершилась, знает лишь Владыка Живота. Сгорают крылья и – снова… Отраженьем сонма линз хрустальных поднята до свода крыша декабрьская… А там ещё, ещё… Законам естества перечит воздух гармонии… И отступает счёт, назначенный народам, жмётся возле приборов измерительных – вотще! То музыка, музыка. Жрец и служка, в Завет вступивший набело, на раз. И раковин трепещущих нора вскрывается, настраиваясь слушать… И где-то глубоко, в живой суме, вскипает кровь до высоты посильной, когда коснуться немощи сумел Высокого невидимый посыльный. 30 декабря ФРАГМЕНТЫ (2002–2007) Ночь в Палестине Провалишься! – Бездонна неба чернь. Рукою задержусь о край земного и, оставаясь здесь ещё немного, ответствовать не знаю стану чем Творцу небес и звезд, – вперяя в россыпь зрачки, – читаю вновь движенье чувств… И голову расцвечивает чуть мне звёздный путь в серебряную проседь. 2 января 2003 На земле апостолов Ни одного!.. Ни камни, ни слова не входят в лист, здесь ровно и безлюдно… Тысячелетья собраны в словарь, в нём – тонкий Лик и грубый горб верблюда… Здесь горячо изнеженной стопе прильнуть к земле, а взгляд – вперить к Востоку… Здесь Божий след стал продан и пропет … [8]Глотать вину! Чтобы испить восторга. 26 декабря 2002 Иерусалим Лунный свет затопил Город, и мы плыли по его рекам, как в Венеции на гондоле, где мы никогда не бывали, но это – другая песня. Каждый день продлевал горе, и мы слышали его речи, и снова казалось, что колет… А люди входили важно в Город, похожий – на перстень. 28 декабря 2002 * * * Вода в долине Силоама [9], лист смоквы, пыль и зной, и, ежели забыться сном, приснятся силы Ада… О, нет! Нездешняя страна с рекой, текущей в камне, — так избранность твоя скромна, как Брачный Вечер в Кане… И смокв лиловых огород, и белый старец в келье, и холм Сионский за горой, и глаз, омытый… кем-то. 28 декабря 2002 Его город Сжигает! Но грядёт покоя час. Ерусалима каперс белоснежен… Стена, стеной – движенье вместе с нею, стена и поступь – измеренья часть. Века, каким не тесно чредованье камней, и горожан, и смены звёзд… Но горько между Вечными домами и – горестно – везти измены воз. * * * А где-то Иордан, брега и грузный финик с опущенной главой, готовой – отдавать, и зреющий гранат, и вызревшие фиги, где горсть сухой земли зовётся – Адама. А где-то шёл путём, непризнанным соседом, Один, Один, Один, и даже если – сонм… И находил ночлег, и уходил со светом… Он был тебе Земляк, Учитель, Свет и Соль. Ступая по тропе вдоль русла Иордана, заглядываю вглубь, не отрывая глаз, и слышу шелест дня торжественней органа, впадающий в Его неизреченный Глас. 30 декабря 2002 вернутьсяСилоам – источник, место множества смокв, молитв святого Онуфрия и исцеления слепого. |
