То, что вмерзает в лед зимой, превращается в воду летом.

Растопите лед, и воды больше не будет.

Избавьтесь от смертности, и поля будды больше не будет. Очевидно, что природа льда - это природа воды...

Смертные освобождают будд, а будды освобождают смертных. Именно в этом смысл беспристрастности. Смертные освобождают будд, потому что болезнь создает осознанность. А будды освобождают смертных, потому что осознанность искореняет болезнь. Ничто так не помогает, как болезнь. Ничто так не помогает, как осознанность. Если бы ни болезнь, нельзя было бы создать осознанность. Если бы не осознанность, нельзя было бы искоренить болезнь. Когда вы заблуждаетесь, будды освобождают смертных. Когда вы осознанны, смертные освобождают будд. Будды не становятся буддами сами собой. Их освобождают смертные. Будды считают заблуждение отцом, а жадность - матерью. Заблуждение и жадность - это разные имена смертности...

Когда вы заблуждаетесь, вы на этом берегу. Когда вы осознанны, вы на другом берегу. Но если вы знаете о том, что ваш ум пуст, и вы не видите видимое, вы за пределами заблуждения и осознанности. А если вы за пределами заблуждения и осознанности, другой берег не существует. Татхагаты нет ни на этом, ни на том берегу. И его нет посреди реки. Архаты посреди реки, а смертные на этом берегу. Поле будды находится на другом берегу.

Никто не поднимался выше озарения Бодхидхармы. У Гаутамы Будцы было много учеников, которые достигли просветления, но никто из них не показал такое великое понимание. Они или продолжали молчать, или говорили, но ни их безмолвие, ни их речь не достигали высот и глубин сознания.

Возможно, причина в том, что Бодхидхарма не боится того, что говорит. Ему неведом страх. Его не волнует, что подумают о его утверждениях люди. Он не принимает всерьез мнение других, когда говорит. Это почти то же самое, как если бы он говорил сам с собой.

Девять лет он сидел перед стеной. Когда к нему приходили люди, они видели лишь его спину. Они могли задавать вопросы, но Бодхидхарма отвечал только стене. Ему вообще не было дела до того, кто задает ему вопрос, его больше занимало собственное озарение.

Вчера вечером я получил последнюю книгу Кришнамурти, в которой он ни с кем не говорит - он говорит исключительно с собой. Его слова записали, но аудитории не было. Возможно, в этой книге он подошел к истине ближе, чем в других своих книгах. Аудитория ограничивает.

Таков и мой опыт. Если я говорю с моими людьми, ограничения нет. Тогда я не чувствую, что мне нужно одно сказать, а о другом умолчать. Тогда я просто говорю, словно говорю с самим собой. Когда же я говорю с теми, кто не знает меня, кто не понимает меня или понимает неверно, я сильно ограничен. В этом случае моя речь не свободна. Сами их лица, глаза и жесты мешают мне говорить то, что может повредить им.

Несколько дней назад ко мне приехали несколько человек из группы газет «Times of India». Они хотели взять у меня эксклюзивное интервью. Владельцы газет тоже присутствовали. Здесь были Самир Джайн, Нандита Джайн и их мать Инду Джайн. Но, зайдя в зал, я сразу почувствовал их неловкость. Они решили, что я поступаю невежливо и вызывающе. Дело в том, что я приветствовал каждого из них, сложив руки у груди. И эти семьдесят человек, включая Инду Джайн, не могли даже ответить мне. В Индии это обыкновенное приветствие. Даже незнакомец на улице складывает руки у груди. Вам не нужно знать о том, кто он, но у вашего приветствия из-за сложенных рук есть духовное значение.

У пожатия руки нет духовного значения, у этого действия вполне земной смысл. Вам нужно пожимать руку правой рукой. Этот способ выдумали на Западе, чтобы показывать, что в вашей правой руке нет оружия. Это было не приветствием, а обыском. Так убеждались в том, что перед вами не враг, что этот человек не может причинить вам вред, поскольку его правая рука пуста. Причина пожатия руки и психология этого акта совершенно иная. Она лишена благородства, природа ее в политике.

Но у приветствия со сложенными руками есть духовное значение. Прежде всего, я кланяюсь вашей божественности. Не важно, незнакомец вы, друг или враг. В любом случае вы храм бога, живого бога. Эти сложенные руки показывают уважение живого бога. Это нематериальное явление, несмотря на то, друг вы, незнакомец или враг.

Во-вторых, сложенные руки показывают, что я приветствую вас полным сердцем. Я весь в моем приветствии. Обе руки - и левая, и правая полушария приветствуют вас. Я приветствую вас как органическое целое.

Но я удивился тому, что люди из «Times of India», хорошо образованные люди, владеющие самыми крупными еженедельными, ежемесячными газетами и журналами, все эти люди - журналисты, не могли ответить мне. Они сели как каменные статуи, даже Инду Джайн.

Единственный человек, ответивший мне, был Самир Джайн, который сейчас отвечает за статьи в «Times of India». Ответила также его сестра Нандита Джайн. Но ей не удалось поприветствовать меня до конца. Она замешкалась и, значит, остановилась на полпути. Она не могла приветствовать меня до конца, но она также не могла оставаться деревянной статуей. Она смотрела туда-сюда. Даже ее мать, Инду Джайн, которая наедине со мной касается моих ног, но на публике... Инду Джайн осталась деревянной статуей. Нандита посмотрела на мать и брата и выбрала что-то среднее. Она поприветствовала меня в полсилы.

С такими людьми говорить хуже, чем со стеной. Я первым решил поприветствовать их, а они не были достаточно человечными, чтобы ответить на мое приветствие, а такая неучтивость, особенно на Востоке, непростительна. И они еще настаивали на интервью. Я отказывался по той простой причине, что они стали бы задавать глупые вопросы, они исказили бы мои слова. Но, увидев, что они приехали со всеми журналистами «Times of India», я дал свое согласие.

На самом деле, я согласился на интервью ради Шамира Джайна. Это молодой человек. Раньше он приезжал в ашрам, здесь он занимался медитацией. Он хотел стать санньясином, но его отец был категорически против такого намерения. Отец настолько резко возражал, что просто отрекся бы от сына, если бы тот стал санньясином. Теперь эта семья -одна из самых богатых в Индии. У Шамира не достает мужества сказать отцу: «Отрекись от меня, но я поступлю по-своему», но у него сострадательное сердце. Шамир был единственным человеком, воздевшим руки.

С такими людьми говорить невозможно до тех пор, пока вы не забудете полностью об их существовании. Именно так мне пришлось поступить. Я вообще не смотрел на них, я смотрел и говорил только с моими людьми. Я поставил условие, чтобы журналисты не исказили ни одно мое утверждение. Они должны были опубликовать мое утверждение целиком, так, как я его произнес. Но у них недостает смелости даже опубликовать свои вопросы и мои ответы, потому что мои ответы выводят на чистую воду грязных политиков и грязных журналистов, которые на побегушках у этих политиков.

Бодхидхарма говорит так, словно говорит с самим собой. Тогда он может полностью открыть свое сердце, без всяких ограничений. Ему совершенно нет дела до того, кто будет слушать его, кто будет читать его. Возможно, это и есть причина, по которой он достигает невероятно глубокого понимания человеческой природы. Вы увидите утверждения, которые никогда не делали прежде, но Бодхидхарма очертил их настолько ясно, что их невозможно опровергнуть.

Эти сутры существуют, по крайней мере, тысячу лет, но их не комментировал ни один буддистский ученый. Эту книгу прятали в буддистских пагодах, храмах. Лишь несколько лет назад их обнаружили западные ученые, и они не могли поверить в то, что буддисты не позволяли миру узнать о содержании этой невероятно важной книги. Я понимаю, чего боялись буддисты. Они перевели тысячи книг на английский, немецкий и другие языки мира, но Бодхидхарму они отвергли напрочь.