— Либен, этот «ката-маран» был у Коронной пристани в тот день?

— Я не мог видеть, — осторожно напомнил я. — Мы оборонялись на стенах ближе к главным воротам.

Вспышки ярости не последовало. Король лишь крепче взял за ухо красавчика-колдуна. Вообще-то, Эшенба почти не помнил события того памятного дня, и это обстоятельство весьма угнетало нашего короля.

— Узнаем. Чуть позже мы всё узнаем, — пробормотал Эшенба, вглядываясь в ослепительно сияющий горизонт. — Я хочу взглянуть на ту быструю штуку поближе. Заодно недурно бы узнать цвет требухи ловкачей, что здесь так по-хозяйски ходят. Эмруозос, ты умеешь читать будущее по кишкам?

— Если будет угодно, моему королю, — проскулил колдун, вжимаясь щекой в грязную кожу брюк властителя и обнимая его сапог.

— Мне угодно, чтобы вы думали о деле, — прошептал Эшенба, вновь запуская пальцы в гриву молодого мага. — Мне сейчас нужна помощь богов, мудрецов и прочих нахлебников.

Видят боги, в последнее время король слишком часто обращался за советом к Кату-мужеложцу. Это смущало наших парней. Вразуми меня ветры Севера, это смущало и меня. Уж лучше писк и визг девок. Должно быть, Жани сейчас не по себе. Она умная девка, а на берегу хватает времени поразмыслить о соперницах и соперниках. Впрочем, Жани наверняка уже успокоила себя нуттом.

Мы вернулись в Кедровую дождливым вечером. За последние сутки взяли богатого «купца» и почтовый снеккар. С юрким суденышком пришлось повозиться. Наши умники, — Закройщик с колдуном, — чуть не сдохли на веслах. Король порезвился, Двинутый обожрался, я заработал неглубокую дырку меж ребер. Мы устали, дырявя непромокаемые мешки с письмами, — многочисленная корреспонденция из Нового Конгера никак не хотела тонуть.

Теперь «Сопляк» отдыхал в затишье Кедровой бухты. Мне тоже было приказано отдыхать. Король счел уместным обратить внимание на мою рану или просто не желал, чтобы я мешал им с Закройщиком размышлять над большим планом Глора. Надо отдать должное новому колдуну, рисовать и чертить он умел: план он накарябал отличный.

Повязку мне помог поменять Брехун, и я выполз из каменной духоты. Наш бывалый лекарь и пыточных дел мастер замычал вслед что-то протестующее, — по его мнению мне полагалось лежать. Ерунда, я повидал дырок в человеческих шкурах не меньше Брехуна и знал, что через три-четыре дня забуду, с какого боку меня подпортили в последний раз.

Стояли первые дни настоящего лета. После вчерашнего дождя камни парили и нагревались на глазах, берег вздрагивал в легкой дымке, мирно шуршал прибой, обещая спокойный день. Я улегся на старом плаще в тени обрыва. Боль от плохо отмоченной и содранной повязки постепенно утихала.

Мне приснились Ливни. Таяла радуга над донжоном старого замка. Дрожали дымки очагов над халупами деревушки, прячущейся среди береговых скал. Лежали на гальке рыбацкие лодки. Людей, — ни мертвых, ни живых, — не было видно. Всё казалось знакомым и в тоже время чужим. Я искал памятные с детства ориентиры и не мог найти. Даже скалы Булькова Носа у выхода из бухты издевались надо мной, меняя очертания. На дальней стороне бухты появились какие-то тени, начали подползать.

Я очнулся. Вот она, опасность, — любопытно заглядывала мне в лицо, шевелила усишками. К белому лбу котенка прилипла пара рыбьих чешуек. Я отпустил рукоятку кинжала, потянулся и щелчком сбил с шерсти украшение. Котенок возмущенно зафырчал и бросился удирать вверх по склону.

— Ты бы ему лучше дал пожрать, — сказали сверху. — Он конгерский тягучий сыр обожает, аж подохнуть готов.

— Даже не помню, когда я в последний раз видел конгерский сыр, — пробормотал я.

— Во вчерашней добыче сыра мешков пять, — сообщила Жани.

Она стояла на уступе, придерживая мальчишку за плечо. Обезьяний принц смотрел на меня с тем же глупым любопытством, разве что усами не шевелил. Котенок взобрался к ним, с чувством превосходства фыркнул на меня и уселся, смешно растопырив задние лапы.

Я сел, машинально приглаживая волосы:

— Что смотрите? Идите, пока никто не заметил.

— Мы гуляем. Как приказано, — Жани не спускала с меня взгляда. — Знаешь, пожалуй, королю стоит давать тебе чуть больше денег. Или ты всё спускаешь на девок? Неужто не остается пару «щитков», чтобы постричься, как подобает лорду?

— Наконец-то. Хоть кто-то вразумит меня, сколько надлежит тратить на девок, — пробормотал я.

— Девки — твое дело, Либен. Но если в Глоре тебя усадят на кол, как пирата, мне будет жаль, — безо всякой усмешки сказала Жани.

— Мне, собственно, тоже, — сознался я.

— Тогда подстригись и поменяй куртку. Не будешь так похож на разбойника.

— Хм, а если завиться и надевать побольше побрякушек? Думаешь, поможет? Может, заняться астрологией?

— Не надейся. У тебя слишком жесткая задница. К тому же ты лысеешь.

— Хм, тоже верно.

— И еще ты слишком лорд, Либен, — сообщила Жани, глядя уже на «Сопляка». — Жаль, что ты не можешь сжать котенка в кулаке и выдавить его дерьмо вместе с кишками в свой стакан. Нет, ты совершено негодный пират.

Насчет дерьма и стакана посулил король, как-то заметивший котенка в своих покоях. Теперь Снежок, как без затей прозвали тварюшку, по ночам прятался где-то в развалинах замка. Вернее, его прятали, — кажется, Брехун.

— Не болтай, — пробурчал я. — Иначе рискуешь лишиться языка.

— Язык король мне оставит, — равнодушно возразила Жани. — Отрежет голову и еще пару раз с ней побалуется. Твой король как-то заметил, что язык и губы, — единственное, что есть хорошего в такой суке, как я. Тут колдуну до меня далеко. К тому же я не боюсь червей.

— Ты ловкачка.

— Еще какая, — согласилась она, тряхнув волосами, схваченными через лоб новой ярко-алой повязкой. — Когда я словчу по-настоящему и уйду в прибой, погуще харкни мне вслед.

— Не спеши.

— Таков твой совет? — она глянула мне в глаза. — Хочешь смыться первым?

— Куда?

Ответить она не успела, — обезьяний принц, явно не слушавший наш разговор и со скукой погладывающий по сторонам, внезапно дернул её за юбку. Жани на него не взглянула, — просто пошла по тропке, придерживая веревку на шее мальчика. Снежок, задрав хвост, бежал впереди них.

Они уже порядком удалились, когда на спуске появился Лучок с парой парней, — несли инструмент к лодкам. Увидев меня, спящего на плаще, мигом приглушили свой треп.

Я снова заснул. Снились уже не проклятые Ливни, а нечто размытое, но непристойное. Сквозь сон я чувствовал, как ноет бок, но всё тянул под себя чье-то гибкое тело, баба трепетала и отбивалась, я наваливался со сладостным нетерпением.

Я проснулся с болью в боку и болью между ног. Совсем спятил. Насмешливо вскрикивали чайки. Они правы, — Жани затеяла дурную игру. Не собираюсь в ней участвовать. Даже Кат-мужеложец признает: грудь у девки восхитительная, с таким щедрым вырезом и два десятка ожерелий ничего не спрячут. Но в «Померанце» найдутся сиськи и получше. И по сходной цене.

Сдерживая стон, я повернулся на спину. Нужно окончательно проснуться. Демоны утащи эту девку: не грудь мне её снилась, и не ляжки. Глаза-то здесь при чем? Совсем не голубые. Взрослые глаза, несмотря на избыток красок и теней дразнящих. К чему это? От колдуна набралась заумности, амара портовая?

На этот раз в Глоре я пробыл всего сутки. Один достойный человек сообщил, что меня всерьез искали. Кто и зачем, прояснить не удалось, — парни, посланные прощупать моего неожиданного друга, не вернулись, а проявлять любопытство вторично было неразумно. Единственное, что было точно известно достоверно, — мною интересовался человечек, плохо видящий левым глазом. Я понятия не имел, кто это может быть. В городской страже кривых не держат. По слухам, человечек вроде бы приезжий, любовник одной въедливой молодой купчихи. Возможно, что-то во мне заподозрили ворюги из какой-нибудь мелкой городской шайки.

Утром, поспешно купив лучшей бумаги и пергамента с запасом разноцветной туши и чернил, я убрался из города.