Я приподнялась и потрясла головой. В комнате было полно народу, в том числе врач и фотограф. Все они с интересом смотрели на меня и на своего коллегу, которого я нежно обнимала, а он, бедняга, кажется, был в шоке. Тут все засуетились, от меня оттащили тяжеленного мужика, и нас обоих выволокли из квартиры. Кто-то плеснул мне в лицо воды. Мужик тоже стал приходить в себя.

— Она же того, мертвая…, - пробормотал он.

— Зачем же ты к трупу обниматься полез? — засмеялись над ним остальные. — Витек, ты у нас некрофил! Давайте поженим их? Свадьбу в морге сыграем!

— Да ладно вам — лежит как мертвая, откуда мне было знать, что она в обмороке! — косо посмотрел на меня Витек.

Я всегда знала, что юристы и врачи — циники. Им трупы — как мне отметки в ведомости. За стеной в комнате только что… Я начала всхлипывать.

— Что с тобой, девочка? — повернулся кто-то ко мне.

Иногда бывает очень полезно выглядеть намного моложе своих лет. Да еще по дороге я завязала волосы в два хвостика. Я принялась громко реветь, и даже не притворялась, слезы лились сами.

— Я к маме хочу! Пусть она меня заберет! Позвоните ей!

Потом меня затолкали в машину, привезли в отделение и посадили в клетку. Перед этим задавали какие-то вопросы. У меня хватило ума твердо стоять на своем: ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знаю. Пистолеты не мои. Совершенно случайно зашла к профессору Кросову за книгой, увидела трупы и упала в обморок.

Следующие два часа я смирно сидела в клетке, где у меня была возможность обдумать свое поведение. Мне никто не мешал, потому что соседей было всего двое. В углу сладко похрапывала помятая бабка, а рядом с ней читала одну и ту же молитву тетка неопределенного возраста.

Итак, что же я натворила? Рассказала незнакомому мужчине о неопубликованной монографии профессора Кросова. После этого не прошло и четырех часов, как я обнаружила профессора с перерезанным горлом в окружении двоих покойников с пулями в головах. Вероятно, с грустью подумала я, убийцей может быть только тот красивый самоуверенный мужчина, который выведывал у меня адрес Кросова. Но почему он одного зарезал, а двоих застрелил? Для разнообразия? И почему он не убил меня? Странный убийца. Очень уж все сложно. Опять что-то не складывается.

Если я расскажу людям правду, то меня обязательно посадят в тюрьму. Несмотря на народную мудрость, гласившую «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», в тюрьму мне не хотелось. Там все-таки не курорт, и еще испорчу карьеру родителям. У судьи и прокурора единственная дочь не должна сидеть в тюрьме. И даже в этом обезьяннике сидеть не должна.

К моему большому счастью, как ответ на мои мольбы, я вдруг услышала знакомый голос:

— Милана, сейчас же встань с этой грязной лавки и иди сюда! — В коридоре стояла мама.

Ее удостоверение судьи все-таки повлияло на то, что меня выпустили из клетки на волю. Мама на ходу кого-то громко благодарила, что-то кому-то объясняла, одновременно выталкивая меня на улицу.

— А теперь, — хмуро сказала мать после того, как мы сели в ее машину, — расскажи-ка мне, любимая единственная дочь, что ты делала в квартире с покойниками?!

Кажется, мама сердита. И не просто сердита, а в ярости. Придется врать очень убедительно.

— Я не виновата, мамочка! Я ничего не знаю! Я пошла к Леониду Борисовичу, попросить книгу. Постучала — никто не ответил. Захожу — а там трупы. Я испугалась и упала в обморок.

— Молодец, именно так всем и говори. И следователю, и прокурору. А мне не ври. Ты не могла пойти в гости в грязных джинсах.

В этом была вся мама. Она не выносила грязь во всех ее проявлениях. Пол в родительской квартире подвергался мытью два раза в день — утром и вечером. Наверное, бедный пол с ужасом ждал очередной уборки, и был благодарен судьбе каждый раз, когда мама уезжала в отпуск. По причине патологической любви к чистоте мама просто не выносила мою кошку Милку. По ее мнению, животных в доме держать нельзя, потому что от них грязь и блохи.

— Мама, неужели ты веришь, что я зарезала Леонида Борисовича и пристрелила тех двоих? Клянусь, что мне срочно понадобилась книга, а когда я вошла в квартиру, то там уже все лежали мертвыми. Неужели я попаду в тюрьму просто потому, что оказалась в неподходящее время в неподходящем месте?! — бросив изображать из себя маленькую девочку, серьезно спросила я.

— Все может быть.

— Мне безразлично, что подумают другие, но ты-то мне веришь?

— Верю. Иначе ты бы сейчас сидела в камере предварительного заключения, а я бы писала заявление об отставке.

— Что же теперь будет? — испугалась я.

— Ничего, — утешила меня мать. — Кроме того, есть свидетели. Старушки, которые гуляли с внуками на детской площадке, тебя видели. Соседка Кросова слышала, как ты возле двери просишь разрешение войти. Соседка в дверной глазок смотрела. Ты вошла в квартиру прямо перед опергруппой.

— А кто ее вызвал?

— Не знаю. Зря ты не пошла учиться на юрфак, дельные вопросы задаешь.

— Я ведь дочь юристов.

Хорошо то, что хорошо кончается. Я мысленно возблагодарила бдительных соседей покойного профессора. Тюрьма пока отменяется. Живем дальше на свободе, и заодно кое-что разузнаем.

Через час мы подъехали к дому моих родителей в районе Марьино. На восьмом этаже горел свет, значит, отец играет с компьютером в шахматы. Компьютер всегда его обыгрывал, а папочка громко ругался и называл противника жуликом. Тот на критику никак не реагировал и продолжал обыгрывать и дальше. Эта эпопея длилось уже пять лет.

— Никогда и ни за что не хочу узнать, что ты на самом деле делала в квартире с трупами. Думаю, ты мне все равно солжешь, а правду слушать у меня здоровья и нервов не хватит. Да, и еще, отцу ни слова, — предупредила меня мать.

Могла бы и не говорить. Отец был последним человеком на земле, которому я рассказала бы о своих неприятностях. Однажды я это сделала, и он чуть не прибил двух ни в чем не повинных парней. Случилось это так: как-то вечером я возвращалась домой. Было мне в ту пору двенадцать лет, жизнь казалась чудесной, а люди вокруг добрыми и отзывчивыми. Поэтому я очень удивилась, когда вслед за мной в лифт ввалился незнакомый человек и стал одной рукой зажимать мне рот. Другой рукой он шарил под моей юбкой и шептал:

— Тише, девочка, я только войду и выйду!

Я ничего не поняла, но мне стало смешно.

— Ты еще постучись! — хохотала я, тряся косичками.

Мужик испуганно забился о стенки лифта, дверь открылась на восьмом этаже, он выскочил и унесся вниз по лестнице. Я зашла в свою квартиру и все рассказала отцу, думая, что он посмеется вместе со мной, но он не стал смеяться. Он выскочил из подъезда и принялся колотить двух молодых парней, которые случайно шли мимо. Родители этих парней стояли на балконе и видели, как разгневанный папа колотит их детей. Поднялся шум. Парни грозились вызвать участкового, а их родители громкими воплями выражали свою поддержку парням. Тогда я поняла, что надо брать это дело в свои руки. Я выбежала во двор и, заливаясь слезами, рассказала о маньяке в лифте. Вид несчастной испуганной девочки, отец которой решил поймать бандита, но обознался, вызвал у соседей сочувствие, и дело обошлось без участкового. Потом мы с этими соседями даже подружились и ездили несколько раз за город на шашлыки.

С тех пор на вопрос любимого папочки о моих делах, я счастливо улыбаюсь и говорю ему, что замечательно. Хотя всем известно: полностью довольны своей жизнью только идиоты. Даже дебилы и имбицилы находят в окружающей действительности недостатки.

— Иди в ванную, приведи себя в порядок и постирай джинсы, а я в это время помою пол, — сказала мне мама, как только мы вошли в квартиру.

— Паркет вредно мыть два раза в день, он портится.

— Не спорь с матерью. Это в твоей квартире давно пора сделать генеральную уборку, там от кошки одни блохи и грязь.

— Уборка мою квартиру уже не спасет. Только капитальный ремонт.

Я пошла в ванную отстирывать джинсы и вымывать из волос землю.