ЭЛИН (возвращается из подвала). Что ты сказал?
МАРТИН. Ой! О господи! (Хватается за сердце.) Боже мой, как ты меня напугала!.. Сердце покалывает… Ой-ой-ой… Больше так не делай, ты меня до смерти перепугала! Ну почему ты всегда так тихо подкрадываешься?
ЭЛИН. Сколько времени?
МАРТИН. Скоро десять, как будто сама не видишь.
ЭЛИН. Что ты делаешь? (Ищет свои сигареты, закуривает, садится.)
МАРТИН. А что? Ты меня напугала.
ЭЛИН. Ты белый как полотно.
МАРТИН. Чему тут удивляться, ты бродишь по дому, как отравленная крыса.
ЭЛИН. Тебе нехорошо?
МАРТИН. Все в порядке. То есть мне нехорошо.
ЭЛИН. Ясно.
МАРТИН. Живот прихватило. (Задыхается, хватает ртом воздух.) Бывает.
ЭЛИН. Что — бывает?
МАРТИН. Не знаю. Откуда мне знать!.. Это язва. Мне нельзя молоко.
ЭЛИН. Попей воды.
МАРТИН. Ты очень любезна.
ЭЛИН. Что будем делать с Давидом?
МАРТИН. С Давидом? А что с ним?
Пауза.
Элин, я не знаю.
ЭЛИН. Не пора ли подумать об этом?
МАРТИН. Ты считаешь, это я виноват?
ЭЛИН (не знает, что на это сказать). Он наверху?
МАРТИН. Нет, он ушел. (Насвистывает мелодию из «Дикой утки».)
ЭЛИН. Ну и?..
МАРТИН. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я вышвырнул его на улицу?
ЭЛИН. Возьми его в ежовые рукавицы. Попробуй быть настоящим отцом.
МАРТИН. Ты думаешь?..
ЭЛИН. Чем это так пахнет?
МАРТИН. Что?
ЭЛИН. Чем это от тебя пахнет?
МАРТИН. От меня? Ничем. Я жевал пастилки от кашля. Что, уже и пастилки нельзя пожевать? (Резко выдыхает в ее сторону.) Чувствуешь? Это пастилки. Что теперь скажешь? Можно мне наконец пойти поработать?
ЭЛИН. Мы говорили о Давиде.
МАРТИН. Это ты говорила о Давиде.
ЭЛИН. Не я, а Георг. Но я с ним совершенно согласна.
МАРТИН. Ты ведь и сама знаешь, как лучше. Тебя он боится гораздо больше, чем меня.
ЭЛИН. Тогда ты должен помочь мне. Если он прибежит к тебе, стой на своем.
МАРТИН. Ну да… Сделаю все, что смогу. Договорились? Я тут меню на завтра составил — у тебя нет минутки, чтобы взглянуть?
ЭЛИН. Мартин. Ты должен подняться к нему в комнату и поговорить с ним в тишине и спокойствии. Объяснить ему, что дальше так продолжаться не может… В понедельник можем съездить на биржу труда. Стыд да и только — он сидит дома целыми днями. На улицу его не выпихнешь, даже в летний лагерь не хочет.
МАРТИН. Да ладно тебе, он же был в «Орлятах» несколько лет назад.
ЭЛИН. Ты разве не помнишь, во что это вылилось?
МАРТИН. Так можно мне, наконец, зачитать меню?
ЭЛИН. Что?
МАРТИН. Я все же пытаюсь вести дела.
ЭЛИН. Читай что хочешь.
МАРТИН. Благодарю. (Откашливается.) Начнем с деликатесных бутербродов. Тарталетки с жульеном. Прозрачный суп из бычьих хвостов — на закуску. А потом, пожалуй, заливное из морского языка.
ЭЛИН. Завтра рыбы не будет.
МАРТИН. Отчего же? Завтра сюда приедет торговец рыбой, чтобы навестить свою мать в доме престарелых. Я попросил его прихватить несколько морских языков.
ЭЛИН. Но ведь это дополнительные расходы.
МАРТИН. Возможно.
Пауза.
У нас гостиница или дешевый кабак?.. Далее. Рябчики — подходит? Телятина, грибы в горшочках, соус с белым вином и…
ЭЛИН. Разве рябчиков не достаточно?
МАРТИН. Кто у нас придумывает меню — ты или я?
ЭЛИН. Но ведь это ни к чему.
МАРТИН. Кто здесь старший официант?
ЭЛИН. Просто не понимаю, зачем нам столько разных блюд, если все равно никто не приходит.
МАРТИН. Сейчас у меня нет сил тебе объяснять.
ЭЛИН. Ты ведь не собираешься сегодня готовить телячьи мозги? Мы же хотели оставить телятину на понедельник.
МАРТИН (кричит). Черт побери, да она протухнет к этому времени! Ты что, не понимаешь? Она протухнет! Вот тогда пусть твоя Мона и подает ее, да? Плевать я на все хотел. Десерт огласить или как?.. Замороженный пудинг из фруктов подходит или подадим груши?
Пауза.
Вина: амонтильядо, марго… Нет, это слишком изысканно. Вина вычеркиваем. Водка, легкое пиво, темное пиво. После чего мы можем спокойно снять картину Дарделя в столовой первого класса и повесить на его место Ларса Нормана!
ЭЛИН. Скотобойне тоже надо платить?
МАРТИН. Естественно. Ты что, не соображаешь?
ЭЛИН. И хлебопекарне?
МАРТИН. Им надо было заплатить три недели назад… Платить надо всем, кроме меня. А как же!
ЭЛИН. Да?
МАРТИН. Да, Элин. Не знаю, почему так выходит: я работаю по восемнадцать часов в сутки — так же, как и ты, а дела медленно, но верно идут все хуже и хуже.
ЭЛИН. Именно это я и хотела сказать.
МАРТИН. Не видать никакого просвета. Правда?
ЭЛИН. Не надо было арендовать этот сарай.
МАРТИН. Ой, только не начинай опять! Я же не виноват, что этот проклятый социал-демократ парой росчерков на бумаге угробил всю мою жизнь, все стремления и разрушил все, что мы сделали. Ну разве я виноват?
ЭЛИН. Мне казалось, что когда-нибудь будет лучше.
МАРТИН. Так ведь и стало. Стало лучше! Мы работаем на самих себя, хоть это сейчас и не приносит дохода… Но ведь это дело принадлежит нам! Неужели для тебя это ничего не значит? Может, на почте тебе нравилось больше?.. Хочешь опять вернуться и разъезжать туда-сюда?.. Они ни в чем не нуждаются, никогда не выходили голодными из-за стола, у них было все, чего бы они ни пожелали… Они чертовски избалованны, просто стыдно. У каждого своя комната, а я… у меня даже кабинета нормального нет, где я мог бы спокойно сидеть и вести дела. Приходится сидеть в этой каморке у всех на виду.
ЭЛИН. Мне никогда здесь не нравилось… Я не хотела сюда переезжать. Все мои друзья и знакомые…
МАРТИН. Знаю я, что они говорят! Я знаю, что они обо мне думают… Но кто из них может похвастаться годовым доходом в двести десять тысяч крон?.. И после этого я должен остаток своих дней проработать официантом? Для других надрываться? Этого ты ждешь, да? Ни за что! К Я никогда туда не вернусь. Скорее покончу с собой… Вот когда ты сможешь снова переехать в Стокгольм и жить там на деньги, полученные по страховке. А я в состоянии себя обеспечить. Я никому ни копейки не должен!
ЭЛИН. Ты уже восемь месяцев не делал взнос по страховке.
МАРТИН. Что ты такое говоришь? Я? О чем ты? Ты что, рылась в моем личном архиве?.. Платил я по страховке, чтоб ты знала.
ЭЛИН. Нет.
МАРТИН. А я говорю, да.
ЭЛИН. Нет, Мартин.
МАРТИН. «Нет, Мартин»… Верь во что хочешь, черт побери… Помнишь, как нам было… Ты вообще думала когда-нибудь о том, каково мне было приходить домой в три часа ночи, не видя тебя целыми днями? Я тогда за десять лет ни разу толком не выспался. Каково мне, когда рядом ребенок, который орет всю ночь напролет, и жена, к которой нельзя прикоснуться!
ЭЛИН. Но ведь потом стало легче.
МАРТИН. Нет, Элин.
Пауза.
Мне не стало… Совсем. Моя жизнь была адом. Вдобавок ко всему твои родственники и друзья считали меня последним дерьмом… Негодяи… Но теперь у меня все получилось… Теперь у нас все хорошо, раз они могут приехать, остановиться в гостинице и наесться до отвала.
