Всё это происходит не первый год. Но что именно происходит? Почему Северная наша столица в невоенное время ощущает себя словно бы на войне и в больницы города в зимнее время везут и везут раненых?

Вся страна помнит, как в минувшие годы, отвечая на шквал критики, губернатор Петербурга Валентина Матвиенко обещала обезопасить петербуржцев от этой ледяной напасти (почему-то называя смертоносные ледяные глыбы нежно - сосулями), но не успела, переехала в Москву работать спикером в Совете Федерации. Нынешний же губернатор города Георгий Полтавченко, выразив соболезнования семье очередной жертвы - недавно погибшей женщины, пообещал, что по факту происшествия будет проведено тщательное расследование.

О том, как подобные расследования проводятся в Питере, можно представить по делу о гибели Вани Завьялова. Оказывается, материалы этого дела до сих пор не вернулись из следственных органов в суд. Об этом корреспонденту "БалтИнфо" сообщил Александр Цибизов, адвокат Маргариты Аникиной, начальника жилищно-эксплуатационной службы № 3 ООО "Жилкомсервис № 2" Кировского района, которую обвиняют в гибели ребёнка. Информации же о сроке возвращения дела в суд нет.

А если нет такой информации, нет суда, нет наказанных за неочищенные от снега и льда крыши, нет и трепета перед Законом. Нет и не может быть! Ибо только НЕОТВРАТИМОСТЬ НАКАЗАНИЯ может породить пусть не трепет, пусть только необходимое жизнеспособному обществу УВАЖЕНИЕ К ЗАКОНУ.

Для того чтобы это уважение появилось, не нужны новые жертвоприношения. И новые законы. Нужно лишь последовательно убирать со своих постов всех волокитчиков, не умеющих работать, превращающих правоохранительную систему в фикцию. И сообщать прессе пофамильно о каждом, чтобы такие безответственные особи никогда больше не смогли занимать начальственные кабинеты.

Именем погибшего шестилетнего мальчика Вани Завьялова я заклинаю прокурора города Сергея Литвиненко и тех судей, на чей стол ляжет это, отнюдь не многотомное, дело: остановите питерское жертвоприношение!

Помогите возродить в вашем городе, а может быть, и во всей стране пошатнувшуюся ВЕРУ В ПРАВОСУДИЕ!

Игорь ГАМАЮНОВ,

ведущий рубрики

"Страна подсудимых"

Патронажный раб

ИСПЫТАНО НА СЕБЕ

Почему социальный работник зачастую оказывается в роли мальчика для битья

Лишившись работы в издательстве, приказавшем долго жить, и намаявшись в поисках места по специальности, отправила резюме на вакансию "социальный работник". Буквально на следующий день мне позвонили из отдела кадров пансионата для ветеранов труда и предложили работу в недавно открывшемся патронажном отделении. В начале 90-х, будучи обозревателем "Российской газеты", я пропагандировала шведский опыт организации социально-правовой помощи, а позже и сама занималась ею в аппарате уполномоченного по правам человека. Так что к социальной работе я была вполне готова. Как мне казалось...

Нет "птички" - пиши

объяснительную

В том, что патронаж благо, сомнений нет. Каждый из нас может привести примеры, когда их знакомые вынуждены были бросать работу, терять квалификацию, зарплату, чтобы сидеть дома и ухаживать за тяжело больными родителями или родственниками. Теперь, даже несмотря на то, что спрос в эти отделения опережает предложение, граждане твёрдо знают: через полгода, а может, и раньше подойдёт очередь, и государство возьмёт их бабушек и дедушек в свои заботливые руки.

Патронажные подразделения выполняют самую тяжёлую работу: обслуживают инвалидов первой группы, в основном лежачих, два-три раза в неделю. На каждого соцработника приходится не менее 8 подопечных, которым они покупают продукты, получают для них у врачей рецепты на лекарства и сами лекарства, собирают документы для медико-социальной экспертизы, вызывают сантехников, электриков, навещают в больницах и даже могут проводить в последний путь. (У медиков этих отделений подопечных меньше, но и уход за клиентами с теми же пролежнями требует много времени и сноровки.)

Работа разъездная. Хотя руководство отделения старается подобрать клиентов из одного района и даже улицы, всё равно сотрудникам приходится за день преодолевать с непременной тележкой для продуктов немалые расстояния, в любую погоду, нередко без обеда.

Мои подопечные оказались очень разными людьми и по своему социальному статусу, и по характеру, но их объединяло одно - несчастье, в результате которого одни лишились ног, другие потеряли зрение, третьих парализовало. Надо ли говорить о той ответственности, которая ложится на человека, принявшего на себя заботу об этих людях?!

Мне дали самый отдалённый район и одиннадцать клиентов (а от их количества зависела зарплата)! И хотя вставать на работу надо было в шесть утра, а возвращалась я около восьми вечера, чувствовала себя отлично. Куда делись тяжесть в ногах, головная боль, давление, аритмия?! Старалась выполнить все их пожелания, и хотя поначалу, особенно при покупке продуктов, это не всегда удавалось, они тактично молчали или успокаивали: ничего, это печенье соседка возьмёт. Со временем я уже быстро и безошибочно находила то, что было нужно и по цене, и по качеству.

Много сил отнимали поликлиники. Иной раз приходилось прямо-таки "сражаться", чтобы добыть для своих подопечных лекарства, которые лукавые "спецы" не торопились выдавать или пытались поменять на неэффективные заменители. Плюс разборки с больными, ожидающими приёма к врачам и не желающими пропускать без очереди какого-то там соцработника. Эти мелкие, но травмирующие душу баталии показали, что не только "рядовые" москвичи, но и сотрудники госучреждений понятия не имеют о единственной льготе соцработника: праве на внеочередное обслуживание. Однако моё предложение обратиться к городским властям и добиться исполнения их же закона не вызвало интереса руководителей патронажного отделения.

Безразличие проявлялось и к условиям нашего труда. "Патронажка", где трудились около сорока соцработников и медиков, ютилась в комнатке площадью не больше 12 кв. метров. Более того, по распоряжению начальства из неё вынесли даже стулья - видимо, чтобы мы не засиживались. При этом от "разъездных" сотрудников требовали ежедневно появляться в отделении и отмечаться в журнале. Галочка в присутственном журнале была одним из критериев качественной работы. Нет "птички" - пиши объяснительную.

Так, постепенно первоначальная радость от замены работы у компьютера работой "в поле", от ежедневных слов благодарности моих подопечных, ощущения своей нужности стала уступать место какой-то душевной усталости и осознанию бессмысленности своих усилий.

Оговоры

Среди должностных обязанностей соцработника есть такая - писать докладные в случае недоразумений с подопечными и их родственниками. Цель: чтобы зав. отделением и старшая медсестра, выслушав обе стороны, помогли объективно разобраться в ситуации и уладить её. Конфликты же в работе с некоторыми тяжелобольными людьми, уставшими от однообразия и тягот жизни, страдающими расстройством памяти, навязчивыми идеями, практически неизбежны. Как неизбежны оказались и конфликты с некоторыми родственниками, которые восприняли патронат как полное освобождение от обязанностей заботиться о своих престарелых и больных родственниках. Каким же образом на практике разбирали подобные случаи?

Из 150 инвалидов, прикреплённых к отделению, восемь-десять человек, включая семьи (муж и жена, мама и дочка и т. д.), снискали недобрую славу скандалистов. Они были всегда всем недовольны и жаловались во все инстанции, начиная от руководства отделения и заканчивая администрацией президента. Заявляю как очевидец: между скандалистами и соцработниками, которых им давали в услужение (я не оговорилась, именно в услужение), разворачивалась бытовая война. С медиками инвалиды практически не связывались, так как у тех в руках было сильнейшее оружие - здоровье. Нахамишь - не поменяют катетер или промокший подгузник. С соцработником разделаться проще. К тому же они видели - администрация (за редким исключением) всегда на их стороне. Несправившихся тут же увольняли, и на их место брали новеньких. День-два клиенты к ним присматривались, нащупывали слабые места (а инвалиды превосходные психологи) и открывали "военные" действия.