Фрост продолжал свой путь. В конце коридора он увидел несколько дверей. Наверное, кабинеты местного начальства. Внезапно капитан похолодел — он не знал русского языка, но из прошлого своего опыта помнил кое-какие буквы из кириллицы. И вот теперь на одной из дверей он увидел три зловещие буквы: КГБ. Советская тайная политическая полиция. Фрост вздрогнул, вспомнив, как угодил в руки этих парней и сколько трудностей ему пришлось преодолеть, чтобы бежать из Москвы.

Он отошел на пару шагов и ударил ногой по замку, но дверь устояла. Фрост поднял пистолет-пулемет и нажал на спуск. Полетели щепки, на месте замка появилась дыра. Наемник снова ударил ногой, дверь распахнулась, и он прыгнул на пол, на долю секунды опередив автоматную очередь, которая прошла у него над головой.

Фрост перекатился под стену и тоже нажал на спуск. Он палил до тех пор, пока не закончился магазин. Потом прислушался. Тихо. Капитан осторожно выглянул из-за угла.

На полу комнаты лежали два тела в военной форме. Их автоматы — короткоствольные АКС — еще дымились. На стене капитан увидел изрешеченный пулями портрет Ленина. Во лбу вождя мирового пролетариата зияло несколько дырок, хитроватая улыбка, казалось, сползла с лица этого злого гения.

Еще одна дверь вела из комнаты в другой коридор. Фрост сунулся туда стволом вперед. Кажется, больше никого тут нет. Он увидел большую зарешеченную дверь, а за ней — двери доброго десятка камер.

Наемник традиционным образом разделался с замком и ступил в тюремный коридор. За решеткой он увидел лица, много человеческих лиц; муки и страдания этих людей выражали ввалившиеся щеки, полные страха глаза и плотно сжатые губы. У многих были выбиты зубы, у некоторых отсутствовали уши или ноздри, а один даже был с такой же пустой глазницей, как и сам Фрост.

“Знакомый почерк”, — подумал он, глядя на мужчину, чей глаз явно был выжжен.

Капитан сделал ему знак рукой отойти от двери и нажал на спуск “Узи”. Замок вылетел, дверь распахнулась. Мужчина — еще не веря тому, что получил свободу — вышел в коридор. Он настороженно смотрел на Фроста, а потом вдруг поднял над головой руки, словно стряхивая кандалы.

— Да, да, — улыбнулся наемник. — Ты свободен, друг.

Он быстро вернулся в первую комнату и принес оттуда автомат одного из кагэбистов. Вручил оружие афганцу и указал на двери других камер. Тот понял его, улыбнулся, показывая, что у него выбиты передние зубы, и принялся с энтузиазмом освобождать своих недавних товарищей по несчастью.

А Фрост прошел дальше по коридору и остановился в самом его конце. В последней камере на нарах лежал человек, который не подбежал к двери, как другие. Капитан припал к зарешеченному окошку. Человек на нарах пошевелился и обернулся. Наемник не узнал его лицо, но узнал волосы и характерный наклон головы.

Губы мужчины были разбиты и кровоточили, нос превратился в кровавое месиво. На руках и груди виднелись синяки и другие следы побоев и истязаний. Пленник был одет лишь в обрывки каких-то брюк. Но волосы, волосы были те самые.

— Мэтт, — позвал капитан. Мужчина пошевелил головой.

— Хэнк? Хэнк Фрост?

Голос — хриплый и уставший — тоже трудно было узнать, но в глазах мужчины по-прежнему горел неукротимый огонь, знакомый Фросту еще по Вьетнаму.

— Отойди к стене, — сказал наемник, поднимая “Узи”. Замок вылетел из двери, и она распахнулась. Мэтт Дженкс недоверчиво огляделся.

— Неужели свобода? — спросил он.

Фрост сменил магазин и протянул оружие другу.

— Да, Мэтт. Свободен. Но нам еще придется повоевать за это. Там, в комнате, есть один автомат. Ты возьмешь его. Прихвати и одежду какую-нибудь. Сними ее с мертвых русских. Так это твои бойцы сидят тут в камерах?

— Часть из них мои люди, — ответил Дженкс. — Но они все повстанцы. А что, черт возьми…

— Мы вытащим тебя отсюда, приятель. А где это проклятое лазерное оружие, о котором ты говорил?

— Где-то в горах, — сказал американец. — Они вывезли установку пару дней назад, насколько я знаю. По крайней мере, здесь ее нет.

— Ну, слава Богу, что ты жив, — улыбнулся Фрост. — А до этой штучки мы еще доберемся. Ты можешь идти или нужны носилки?

Дженкс упрямо покачал головой.

— Конечно, могу идти, Хэнк. За кого ты меня принимаешь?

Фрост хлопнул его по плечу. Вот такой он, Мэтт Дженкс, его старый друг. На такого всегда можно положиться. Такой не подведет — будет драться до последней капли крови. Однако капитан видел, что лишения и пытки все же наложили свой отпечаток на опытного бойца и теперь, возможно, ему придется преодолевать какой-то психологический барьер, чтобы вновь стать самим собой.

Фрост еще раз взглянул на Дженкса и двинулся по коридору к выходу. В живых оставалось еще слишком много коммунистов, чтобы можно было себе позволить расслабиться.

Разрывы ракет все еще сотрясали оконные стекла в главном корпусе, когда Фрост, Дженкс — довольно странно выглядевший в советской шинели и сапогах — и освобожденные из заточения моджахеды подошли к выходу из здания. Капитан повернулся к Мэтту.

— Ты знаешь их язык. Переведи мои слова.

— Хорошо, — кивнул Дженкс. — Говори.

— Скажи им, что нам нужно пересечь центральный плац и выбраться к дальней стене крепости. Там со скалы спущены две веревки, по которым мы поднялись сюда. Как только начнется стрельба…

— Подожди, — перебил Дженкс, — я не успеваю. Он повернулся к афганцам и заговорил на их родном языке. Те понимающе кивали.

— Короче, один из наших людей должен был сбросить еще шесть веревок. Сабхан принес их с собой, полный мешок…

— Сабхан здесь? — спросил Мэтт.

— Да. Что-то не так?

— Он хороший боец. Мохаммед уль-Раик считает его одним из лучших своих полевых командиров.

— Вот и отлично. Когда вы подойдете к краю плато, как можно быстрее закрепляйте петли и начинайте спуск…

— Подожди…

Дженкс снова стал переводить. Дождавшись, когда он замолчит, капитан продолжал:

— Короче, спускаться нужно с максимальной скоростью. Это будет не очень трудно — там уже все должно быть подготовлено. И все же, пусть будут осторожны.

Мэтт посмотрел на Фроста и опять перевел. Моджахеды кивали, но в глазах у некоторых наемник заметил страх — редкое явление у афганских горцев.

— Ну, вперед, — сказал капитан. — Как только мы окажемся во дворе, Мерана и Сабхан попытаются развалить ПТУРСами эту дальнюю стену, чтобы нам не пришлось перелезать через нее.

Дженкс снова обратился к моджахедам. Те молча выслушали его, поглядывая на свое оружие — ножи для разрезания бумаги, ножки стульев, ремни — все, что им удалось найти в здании, и что могло послужить хоть каким-то аргументом в борьбе за жизнь.

Фрост последний раз оглядел свою команду, а потом цинком распахнул дверь и бросился наружу. Здесь по-прежнему стреляли, и стоял невообразимый шум. Рвались ракеты, ревели двигатели танков, кричали люди.

Моджахедов было значительно меньше, чем русских, но они были лучше подготовлены и знали, чего хотели, поэтому бойцам Советской Армии пока не удавалось перехватить инициативу.

Фрост тут же подключился к действию, его “Узи” брызгал огнем во все стороны, пока он пересекал двор. Дженкс и афганцы бежали за ним. Мэтт тоже стрелял, а остальные только выкрикивали угрозы и оскорбления — огнестрельного оружия у них не было.

То тут, то там падал на землю очередной солдат, некоторые моджахеды по пути подбирали автоматы убитых, и вскоре огневая мощь колонны Фроста значительно возросла. Они уже подбегали к дальней стене крепости, когда прогремел сильный взрыв и в стене появился пролом, через который вполне мог бы въехать танк.

Капитан увидел Мерану и Сабхана, которые и учинили это разрушение с помощью найденных на складе ПТУРСов. Они тоже спешили поскорее убраться с территории базы, ибо один из советских танков как раз ворвался в главные ворота, его гусеницы хищно лязгали, словно зубы тигра. Стрелять русские не хотели, чтобы не задеть своих, они явно намеревались просто передавить дерзких пришельцев.