Дверь оказалась незапертой. Открыв ее, она взглянула на дверь своей спальни. По спине Джосс побежали мурашки. В спальне кто-то был, она чувствовала это. Этот кто-то внимательно наблюдал за ней, умолял остаться. Закрыв глаза, Джосс глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и взять себя в руки.

– Кто здесь? – В тишине ее голос прозвучал странно. Подавленная и испуганная, Джосс снова заговорила: – Люк, Лин, вы дома?

В ответ не раздалось ни звука.

Надо посмотреть. Она должна взглянуть, что делается в спальне. Медленно, собрав в кулак все свое мужество, она заставила себя подойти к двери. Нервы ее были на пределе. Ей надо бежать, но она очень хочет остаться, хочет отдаться томному экстазу, который под видом сновидений овладевает ею, когда она лежит в постели. Джосс нерешительно сделала еще два шага и заглянула в комнату. В спальне не было никого, она была совершенно пуста.

Руки дрожали так, что она никак не могла вставить ключ в замок дверцы машины. В полном отчаянии она попробовала сделать это еще раз, затравленно оглянувшись в сторону дома. Дверь черного хода была закрыта, она просто захлопнула ее, не подумав запереть ключом. Это плохо. Теперь ей не удастся снова попасть в дом. Джосс закрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, прежде чем снова попробовать вставить ключ в замок. Бородка ключа со скрежетом скользнула по краске к замку и наконец попала в щель. Джосс повернула ключ и открыла дверь. Она влезла в салон головой вперед, с трудом втиснулась на место водителя, закрыла за собой дверь, опустила защелки и уронила голову на руль, решив немного отдохнуть. Подняв голову, она оглядела пустой двор; дверь черного хода была по-прежнему закрыта. Между грозовыми тучами образовались большие просветы голубого неба.

Записка. Надо оставить записку. О Боже! Они же не поймут, куда она делась. Джосс взглянула на место пассажира, зная, что там должна лежать ее сумочка, но тут же рассмеялась. Сумочки не было. Джосс оставила ее на кухне вместе с ключами от дома. Она тотчас поняла, что теперь ничего не поделаешь. Увидев, что машины Лин нет, они сразу поймут, что Джосс уехала. Она позвонит им сразу, как только доберется до Гоуэра.

Джосс оглянулась и бросила быстрый взгляд на дом, одновременно стараясь успокоить дыхание. Окна напоминали пустые глазницы. Ни одно лицо не выглядывало и из окна спальни.

На дороге было свободно. До Вудбриджа она чувствовала себя абсолютно комфортно и продолжала спокойно ехать на север до тех пор, пока не удосужилась взглянуть на стрелку указателя топлива, которая подергивалась около нуля. Джосс слишком увлеклась ездой, стараясь оставить как можно большее расстояние между собой и Белхеддоном и думая лишь о том, что скажет Эдгару Гоуэру, когда приедет к нему.

Если приедет.

Она оставила дома сумочку, в которой были деньги.

– Вот дерьмо! – Она не часто ругалась, особенно вслух и если была одна. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо! – Она изо всех сил стукнула кулаком по рулю. – Господи, ну пусть мне хватит бензина доехать до Гоуэра.

Протянув руку, она открыла бардачок и принялась рыться в ленточках и конфетах, оставленных там Лин. Джосс нащупала пару пятидесятипенсовых монет и продолжила поиск, перебирая пальцами содержимое и не отрывая глаз от дороги. Все, что ей надо – это еще один фунт, и тогда она сможет купить галлон бензина, а этого с лихвой хватит, чтобы добраться до места. Впереди показалась автозаправочная станция с мойкой; ее безвкусная неоновая реклама ярко выделялась на фоне тусклого, прибитого дождем ландшафта. Джосс направила машину на площадку, объехала колонки и остановилась возле мойки. Теперь она влезла в бардачок двумя руками, внимательно просматривая его содержимое. На коврик посыпались обертки конфет, ленточки и списки продуктов. Странно, что Лин, поддерживавшая немыслимую чистоту в своей комнате, могла терпеть такой беспорядок в машине. Джосс улыбнулась, поняв, что большую часть конфетных оберток оставил здесь Том, но тут же нахмурилась: зачем Лин дает мальчику так много сладкого? Пальцы наткнулись еще на одну монету. Пять пенсов. Господи, ну пусть здесь окажется хотя бы еще немного денег.

В конце концов она нашла три фунта мелочью, рассыпанной по машине – одну монету Джосс обнаружила под ковриком, другую – под сиденьем, третью на полочке под солнцезащитными очками Лин. Облегченно вздохнув, женщина подъехала к заправке, залила в бак бензин и снова выехала на дорогу.

Она добралась до Олдебурга как раз в тот момент, когда с неба хлынул настоящий ливень. Было невыносимо жарко. Выехав на площадь, Джосс остановила машину, неловко вылезла из нее – большой живот мешал двигаться – и направилась к дому Гоуэров. Дверь открыли, не дожидаясь звонка.

– Я заметила вас в окно, дорогая. – Дот втащила ее внутрь. – Вы не промокли? Надо было захватить зонтик, неразумное вы дитя!

Казалось, прошло несколько неуловимых мгновений, а Джосс уже высушили, ободрили, усадили в удобное кресло в кабинете Эдгара и дали стакан ледяного лимонада. Эдгар ждал ее за столом, пока жена его суетилась вокруг гостьи, и только когда она тоже уселась на софу, он встал из-за стола и присоединился к женщинам, устроившись рядом с женой.

Лицо его было крайне серьезным, когда он поднес к губам стакан с выпивкой. Потом он взглянул на Дот.

– Джосс ждет ребенка, – сказал он, медленно покачав головой. – Мне следовало об этом догадаться.

– Это и так всем видно. – Дот не думала скрывать нетерпение.

Эдгар глубоко вздохнул.

– Итак, Джосс, что я могу для вас сделать?

– Что вы имеете в виду? Почему так важно, что я жду ребенка? – Ей обязательно надо было, чтобы он сказал, почему.

Эдгар Гоуэр пожал плечами.

– Может быть, для начала вы расскажете мне, зачем вам понадобилась моя помощь.

– Вы же знаете о Белхеддоне. Вы знаете, что там преследовало мою мать и бабушку. Вы знаете, что случилось с моими братьями. Вы знаете о розах.

Он нахмурился.

– Об этом я наслышан достаточно, моя дорогая. Но не настолько, как вы, быть может, надеетесь. Расскажите мне, что случилось. С самого начала.

– Я навестила Джона Корниша после того, как вы в прошлом году назвали мне его имя. Много раз я пыталась дозвониться до вас, чтобы выразить свою благодарность. Вышло так, что я покинула дом по воле моей матери. Она сказала, что если я объявлюсь в течение семи лет после ее смерти, то смогу его унаследовать. Как вы знаете, я объявилась. Для нас все это случилось очень вовремя. Мой муж потерял работу, и мы сидели без единого пенни. Мы переехали в дом, хотя он сильно обветшал, и живем в нем до настоящего времени. Я, мой муж, моя сестра – сестра по приемной семье и мой сын Том.

Джосс едва ли заметила, что Дот взяла у нее пустой стакан.

– В доме я нашла дневники и письма. Мать и бабушка жаловались, что в доме их что-то преследует. Они очень боялись. А теперь…

Она была не в силах продолжать. Боясь, что расплачется, она поискала платок и наткнулась на комок смятой материи в кармане юбки.

– А теперь наступил ваш черед бояться. – Голос Эдгара констатировал факты, выражение лица оставалось бесстрастным. – Дорогая моя, я получил ваше письмо. Прошу меня простить. Я так и не собрался на него ответить. Возможно, я просто не знал, что написать. Вы заставили меня испытать чувство вины. Можете ли вы сказать, что произошло с тех пор, как вы переехали в этот дом?

– Розы. – Смех, который был готов сорваться с ее уст, скорее походил бы на рыдание. – Это звучит так глупо. Меня преследуют розы.

– Каким образом они вас преследуют? – Незаметно для гостьи Эдгар взглядом сделал жене, которая, поджав губы, продолжала сидеть с пустым стаканом Джосс, предупреждающий знак.

– Просто преследуют и все. Они все время появляются. Высушенные розы – нет, нет, не всегда высушенные. Иногда они бывают свежие и холодные – почти скользкие. – Она вздрогнула. – Они появляются у меня на ночном столике, на бюро, на подушке…