– Все в порядке. – Саймон снял с постели саквояж. – Поскольку вы здоровы. – Он бросил на нее взгляд из-под кустистых бровей. – Прошу вас, Джосс, сохраняйте спокойствие. Ради вашего будущего ребенка. Оставайтесь здесь, если вы уж так этого хотите, но не давайте дому брать над вами верх, и, – он строго посмотрел на пациентку, – считаю, что нам надо подумать, не следует ли вам рожать в госпитале. Это просто мысль, и не более того! – Он вдруг лучезарно улыбнулся. – Ну, а теперь я отправлюсь в свою постель, и, если в вас обоих есть хоть капля благоразумия, то вы, несомненно, последуете моему примеру. Нет, нет, Люк, не надо меня провожать, я прекрасно знаю дорогу.

Он поднял руку в прощальном приветствии и исчез на лестнице, оставив Люка в недоумении взирать на жену.

– Джосс. – Люк внезапно понял, что ему больше нечего сказать. Он растерянно пожал плечами. – Хочешь выпить чего-нибудь?

В ответ она отрицательно покачала головой. Джосс сидела на краю постели, робко и виновато глядя на мужа.

– Мне очень жаль, Люк. Мне действительно очень жаль. Не знаю, право, что на меня нашло. Наверное, мне что-то приснилось. Но тебе не надо было вызывать Саймона, правда, не надо. У бедняги и так хватает работы с действительно больными людьми.

Она взобралась на высокий матрац и улеглась на подушки.

– Сон был так реален, и, знаешь, мне показалось, что я и в самом деле что-то чувствую. Прикосновение еще одной мертвой розы. – При этих словах она вздрогнула.

Люк вздохнул.

– Я понимаю, Джосс, я понимаю.

Она решительно не могла уснуть. Свет был выключен. Джосс поправила простыню – единственное, чем она могла укрываться в эти душные ночи, постаралась поудобнее устроиться возле Люка, но ничто не помогало. Сон бежал от нее. В доме стояла абсолютная тишина и царил полумрак, но из-за моря уже вставало солнце, и Джосс невольно прислушивалась к разноголосому хору проснувшихся птиц. Она посмотрела в окно: утренняя звезда исчезала между неплотно задернутыми шторами. Люк, лежавший рядом, несколько раз, вздыхая, всхрапнул и задышал глубоко и ровно. Его большое горячее тело, казалось, слилось с матрацем – надежное, уверенное в себе, успокаивающее. Сама же она была напряжена, охвачена страхом, ее тело болело, испытывая страшные неудобства. Джосс плотно закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на желании уснуть.

В углу комнаты зашевелилась тень, тень, которая никогда не покидала спальню и казалась женщине дрожащим нематериальным духом. Рядом с тенью показался паук, скользнувший под сундук, стоявший у окна.

Когда Люк проснулся, разбуженный не слишком мелодичным пением маленького сына, доносившимся из детской, Джосс крепко спала. Комнату заливал яркий солнечный свет, на дереве за окном умиротворяюще ворковал голубь. Первые дни июня выдались знойными, и в комнате, несмотря на ранний час, было уже очень жарко. Люк взглянул на жену. Прижатое к подушке лицо пылало румянцем. На лбу между глаз залегла глубокая морщина и было похоже, что Джосс во сне плакала. Вздохнув, он выскользнул из постели, стараясь не потревожить Джосс, и на цыпочках отправился в спальню мальчика.

Джосс все еще спала, когда Люк принес ей чашку чая и почту. Осторожно поставив чашку на ночной столик, он отошел к окну и принялся смотреть в сад. Позади, в углу, зашевелилась тень. Вот она отделилась от угла и очутилась в середине спальни. Теперь не было никаких сомнений, что это человек. Рослый человек.

Джосс заворочалась и повернулась на бок, чтобы посмотреть на человека, но глаза ее оставались закрытыми. Во сне она, словно защищая ребенка, положила руки на живот. Люк не двинулся с места. Вздохнув, он прижался лбом к оконному стеклу, наслаждаясь его прохладой. Голова трещала, от недосыпания веки горели так, будто в глаза насыпали песок. Когда Люк обернулся к двери, тень исчезла, переместившись к постели. Люк провел ладонями по лицу, повернул дверную ручку и вышел на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь. В спальне тень наклонилась над спящей женщиной. Небольшая вмятина на простыне – вот единственный след, который оставила тень, прикоснувшись к Джосс.

За последнюю неделю Джосс четырежды пыталась позвонить по этому номеру. В то утро она позвонила снова, и снова ей никто не ответил. Положив трубку, она обхватила голову руками и невидящим взглядом уставилась на ночной столик. После ухода врача она поспала, но сон был поверхностным и тяжелым; ночью она дважды просыпалась от собственных рыданий, долго глядя потом на полог кровати. Встав с постели, Джосс чувствовала себя отвратительно – во всем теле была какая-то скованность, о завтраке не могло быть и речи, она не могла проглотить ни крошки. Единственное, что ей было сейчас нужно – это поговорить с Эдгаром Гоуэром. Дрожащей рукой она набрала нужный номер, и на этот раз ей ответили.

– Это Джосс Грант. Вы меня помните? Я – дочь Лауры Данкан.

Пауза на другом конце провода показалась Джосс слишком длинной и искусственной. Или это игра воспаленного воображения?

– Конечно, помню, Джоселин. Как ваши дела?

Она была настолько взволнована, что не стала отвечать на вопрос.

– Мне надо вас видеть. Могу я сегодня приехать в Олдебург?

Снова пауза. Потом вздох.

– Могу я спросить, зачем вы хотите меня видеть?

– Белхеддон.

– Так, понятно. Все началось сначала. – Собеседник был явно недоволен и немного раздражен.

– Вы должны мне помочь, – Джосс не скрывала мольбы.

– Конечно, я сделаю все, что смогу. Приезжайте. – Он помолчал. – Вы звоните из Белхеддона, моя дорогая?

– Да.

В трубке снова повисла тишина.

– В таком случае, будьте очень осторожны. Я встречусь с вами, как только вы приедете.

Гараж был пуст и заперт. Люка нигде не было видно, и Джимбо, его помощник, тоже куда-то запропастился. «Ситроен» исчез. Джосс недовольно посмотрела на место, где обычно находился автомобиль. Час назад прошла гроза, и женщина видела сухой прямоугольник на гравии в том месте, где совсем недавно стояла машина. Вернувшись на кухню, она позвала Лин. Ответа Джосс не дождалась. Не было ни Лин, ни Тома. Подбежав к задней двери, женщина посмотрела на вешалку. Плаща Лин не было, так же как плаща Тома и его маленьких красных бот. Все они ушли из дома вместе с Люком, не сказав ей ни слова. Они даже не попрощались, не зашли в спальню справиться о ее самочувствии.

На какое-то мгновение Джосс охватила паника.

Надо ехать, и ехать немедленно. Она должна срочно увидеться с Эдгаром Гоуэром. Есть машина Лин. Отдуваясь, она бросилась в гараж. Машина Лин стояла в открытом отсеке, но была заперта.

– Господи, только бы найти ключи.

Повернувшись, Джосс побежала в дом. Ключей не оказалось на полке за задней дверью, куда Лин иногда их бросала. Ключей не было ни на туалетном столике, ни на кухне. Угрюмо стиснув зубы, Джосс направилась к лестнице. Положив руку на перила, она посмотрела вверх, на площадку. Ей почему-то вдруг расхотелось подниматься на второй этаж. Нет, на площадке никого не было. Никто не мог причинить ей вред или боль. Во рту у нее пересохло, и, пересилив себя, Джосс начала медленно подниматься по ступенькам.

В спальне шевельнулась знакомая тень, которая медленно подплыла к двери.

Кэтрин, я люблю тебя!

На середине лестницы Джосс остановилась. У нее закружилась голова. Стиснув зубы и почти повиснув на перилах, она, медленно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку, упрямо продолжила подъем. Испытывая неимоверную усталость, она наконец подошла к двери комнаты Лин. Открыв дверь, Джосс вошла.

В каморке Лин, как всегда, царила безупречная чистота. Кровать заправлена, посудный шкаф заперт. Не разбросаны ни одежда, ни книги, ни бумаги. Вещи сложены аккуратными стопками на туалетном столике и на полках высокого викторианского шкафа. Ключи от машины тоже были здесь – на туалетном столике, рядом с расческой и щеткой для волос.

Схватив ключи, Джосс направилась к двери. Она оказалась закрытой. Женщина недоуменно уставилась на дверь, в животе отчаянно забурлило, желудок завязался в тугой узел. Она не закрывала дверь, и ее не могло захлопнуть ветром, в доме сейчас не было сквозняка. Окно было открыто, но занавески висели совершенно неподвижно. Джосс шагнула к выходу, и в этот момент она поняла, что в доме царит невероятная тишина. До слуха ее не доносилось ни одного звука.