– Нy что ж, учитывая все обстоятельства, вы оба выглядите просто блестяще. – Саймон убрал стетоскоп и заправил рубашку новорожденного под одеяльце. Убедившись, что с Джосс и младенцем все хорошо, врач осмотрел плаценту.

– Полагаю, что должен был ожидать такого мятежного исхода! – Он усмехнулся. – Помнится, вы говорили, что вам не нравится идея рожать в окружении новейших аппаратов?

Джосс рассмеялась. Она сидела на краю кровати, полностью одетая, и пила чай.

Саймон тоже сделал глоток из своей чашки.

– Не думаю, что вам надо ехать в госпиталь. Насколько я могу судить, все в порядке. Кажется, я уже говорил это, но повторюсь: не принимайте произошедшее близко к сердцу, не перетруждайте себя, а я попрошу акушерку навестить вас ближе к полудню. – Он взглянул на торшер, стоявший возле кровати. – Электричества все еще нет?

Джосс отрицательно покачала головой.

– Электричества не дали, и телефон не работает. Я пережила первобытные роды с самого начала до самого конца.

– Понятно. – Саймон встал. – Вы, современные женщины, не перестаете меня удивлять. Ну вот и все. Я должен идти по своим делам. Если возникнут проблемы, пусть даже они покажутся вам ничтожными, не стесняйтесь послать за мной.

После того, как врач ушел, Джосс в изнеможении откинулась на подушки. Туман на улице рассеялся и наступил прекрасный жаркий день. Васильковый купол неба громадной дугой выгибался над садом, отражаясь в озере на краю луга. В доме стояла удивительная тишина. Люк с Томом уехали к Джанет Гудиар, надеясь, что она присмотрит за мальчиком несколько часов, и еще больше надеясь, что у Гудиаров работает телефон. Никогда они с Джосс так не нуждались в Лин, как сейчас. Потянувшись, Джосс посмотрела на балдахин, потом медленно повернула голову к ближнему окну. Комната была залита солнечным светом. В спальне не было ничего, что могло бы ее напугать. Уходя, Люк открыл окно, и Джосс слышала, как поют птицы, вдыхала влажную свежесть земли и травы, смешанную с ароматом жимолости.

Эдгар! Она стремительно села. Эдгар ждет ее. Проклятый телефон. Почувствовав внезапный прилив энергии, Джосс спрыгнула с кровати и, подойдя к корзинке с младенцем, поставленной на шезлонг около окна, всмотрелась в личико новорожденного сына. Мальчик спал, маленькие веки, переплетенные синими венками, бахромка темных ресниц на мягких щечках. У него были, как у них с Люком, густые темные волосы, торчком стоявшие на макушке – сын будет таким же необузданным индивидуалистом, как его отец. Джосс улыбнулась. Том утром бросил мимолетный взгляд на маленького брата и тотчас потерял к нему всякий интерес. Насколько она могла судить, ночные переживания мало повлияли на Тома. Утром он выглядел на удивление веселым – еще более веселым от предвкушения поездки к Джанет и игры с котятами в корзинке.

Медленно, испытывая несильную боль, Джосс спустилась вниз, пересекла большой холл и вошла на кухню. Люк оставил на столе невскрытую почту. Поставив чайник на горячую плиту, Джосс, ожидая, пока закипит вода, взяла первое письмо. Оно было от Дэвида.

«Еще несколько кусочков головоломки, – писал он своим красивым бисерным почерком. – Я нашел чудесную старую книгу, в которой несколько раз упоминается Белхеддон». В конверт была вложена толстая пачка фотокопий соответствующих страниц. Джосс взглянула на плиту, вода начинала закипать. Отложив письмо, она заварила себе чай и, ощутив вдруг сильную усталость и озноб, села и снова взяла письмо.

Дэвид продолжал:

«Она была напечатана в 1921 году и повествует о полудюжине таинственных историй об увечьях, происшедших в Восточной Англии. Я помню, как вы рассказывали мне о Джоне Веннете, который пропал без вести где-то в начале века. Так вот, автор книги знает эту историю. Она ужасна. Вы удобно сидите? Тогда читайте…

Дэвид»

Джосс отложила письмо и извлекла из конверта фотокопии. Их оказалось шесть. Разложив их перед собой, она принялась читать.

«Одна из многих легенд, связанных с прекрасным Белхеддоном, древним замком, расположенным в живописном лесу на берегу моря, повествует о семье, которая жила в нем совсем недавно. Мэри Персивал унаследовала дом по смерти своей матери в 1884 году, будучи двадцати лет от роду. Деловая и талантливая во всех отношениях молодая женщина решила управлять огромным поместьем единолично, отклонив все предложения руки и сердца, которых, как можно себе представить, было великое множество.

Насколько позволяют утверждать собранные нами сведения, Мэри была привлекательным и весьма популярным членом местного общества, и когда она все же решила связать себя узами брака, то остановила свой выбор на красивом сыне священника из Суффолка, адвокате, практиковавшем в Бэри, городке, расположенном в нескольких милях от Белхеддона. Джон Беннет был годом старше Мэри и после свадьбы оставил юриспруденцию, чтобы помогать жене управлять поместьем. Он полностью взял на себя это тяжкое бремя после того, как Мэри родила первого ребенка. Генри Джон Беннет родился в октябре 1900 года, а двумя годами позже родилась его сестра Лидия Сара.

Насколько нам известно, в доме Беннетов царили мир и покой, а первые признаки надвигавшейся беды заметил местный викарий. В его мемуарах Белхеддон-Холл упоминается несколько раз, причем дважды в связи с тем, что его приглашали туда изгонять нечистую силу. Он посетил замок зимой 1902 года, когда слуги рассказывали о том, что видели привидение, которое все описывали по-разному: и как одетого в латы рыцаря, и как марсианина, и как «трехногого» (это было четыре года спустя после выхода в свет книги г-на Г. Дж. Уэллса «Война миров»), и как чудовище, предсказывавшее конец света. В течение следующего года Беннеты были уже не в состоянии держать в доме слуг. Те покидали замок один за другим, а нанятые вместо них люди быстро следовали примеру своих предшественников. Но трагедия постигла семью лишь несколько месяцев спустя, весной 1903 года. Маленький Генри Джон умер в результате ужасной случайности.

С этого момента начинается тайна. Нет никаких записей о том, как и почему умер мальчик. Его унесла неординарная детская болезнь. Это исключается, учитывая те потрясения и ужас, которые вызвала в графстве смерть младенца».

Джосс отложила листки и задумчиво поднесла к губам чашку чая. Пристально разглядывая темную жидкость, она вспоминала.

Она сидела тогда в аттике, в окно было видно синее небо, а на коленях у нее лежало письмо Джона Беннета. Слова сами всплыли сейчас в ее памяти.

Итак, он забрал еще одну жертву. Мальчик мертв. Следующим буду я.

Джосс не была уверена, что хочет до конца прочесть присланные фотокопии. Сложив листки, она встала и сунула их в карман брюк, потом взяла чашку и направилась в большой холл. Там было светло, солнце заливало помещение сквозь омытые дождем стекла, отбрасывая лучи через квадраты оконных переплетов. Цветы, которые она только вчера поставила на закусочный столик, завяли, лепестки их валялись на полированной столешнице черного дуба, а пыльца облепила серебряную чашу. Задрожав, Джосс оглянулась и направилась к лестнице.

Нагнувшись над колыбелью, она вдруг поняла, что сердце ее сжимается от страха. Чего она ждет? Чего-то страшного, что грозит ее малютке? Джосс улыбнулась. Младенец проснулся и бессмысленно сучил кулачками, которые сумел выпростать из-под пеленок.

– Привет, незнакомец, – прошептала Джосс. Взяв ребенка на руки, она подошла к креслу, устроилась в нем так, чтобы видеть сад, и стала медленно расстегивать блузку.

Нэд. Имя пришло к ней само собой. Эдуард. В ее семье, насколько она помнила, никогда не было Эдуардов. Нахмурившись, она попыталась мысленно представить себе семейную Библию, лежавшую в кабинете. Не было Эдуардов и в семье Дэвисов.

– Эдуард Филип Джозеф Грант, – она вслух произнесла эти имена. – Неплохо для этого маленького сорванца. – Она наклонилась и поцеловала темный вихор на макушке сына.